Он считал, что галлы обязательно нападут, не эбуроны, так адуатуки или нервии. Тем более, что сделать это не представляло особого труда. Легион растянулся почти на три мили; огромный обоз сильно замедлял его продвижение, а бессонная ночь вряд ли прибавила солдатам сил и храбрости. Котта отъехал в сторону от дороги и взглядом окинул всю колонну. На месте галлов он ударил бы по авангарду и одним стремительным броском захватил обоз. А чтобы основные силы легиона не пришли ему на помощь, сковал бы их точечными ударами небольших отрядов кавалерии. Потеря обоза для легиона в этих местах и в это время года - большая трагедия. Одно радовало: если галлы так и поступят, то до лагеря Цицерона останется один, максимум два перехода.

   Вернувшись на место, он подъехал к Сабину и сказал:

   -- Надо послать вперёд ещё хотя бы две когорты, для охраны обоза.

   Трибуны за его спиной одобрительно зашумели, и Сабин сразу вспыхнул.

   -- Это ещё зачем?

   -- Я же сказал: для охраны обоза, - спокойно повторил Котта. - Вздумай галлы напасть, они первым делом ударят по обозу. И пока мы будем разворачиваться, они преспокойно скроются в своих лесах. Ищи потом иголку в стоге сена.

   Сабин покраснел. Котта говорил дело, он и сам мог бы догадаться, но не догадался. А раз так, приходилось спорить.

   -- Ты опять начинаешь бояться собственной тени, Котта? Снова за каждым кустом тебе видятся тени, за каждым деревом - засада. Это уже начинает казаться подозрительным. Я бы сказал больше - опасным!

   -- Это простая осторожность. Сам Цезарь говорил, что осторожность половина успеха.

   -- Не тебе меня учить! - взвизгнул Сабин. - Цезарь лично назначил меня старшим в этом походе, а значит, он доверяет мне больше, чем тебе!

   Котта пожал плечами и замолчал. Просто Цезарь не знал, что всё обернётся именно так, - подумал он.

   Колонна полностью спустилась в котловину, и авангард уже подходил к выходу из неё. Дождь прекратился, но тучи по-прежнему стягивали небо непроницаемой сетью. Холодный воздух, голубовато-дымчатый от переполнявшей его влаги, покрыл верхушки исполинских елей серебряными нитями, и они стояли похожие на суровых друидов - седые и благородные. При дыхании изо рта вырывались матовые облака пара, которые тут же превращались в невидимые человеческим глазом чистые хрусталики льда, оседавшие на доспехах хрупким инеем.

   Бальвенций поёжился и поправил шейный платок, поднимая его выше к подбородку. Холодно. Очень холодно. От непривычного холода стыло тело, коченели руки, пальцы стали твёрдыми и непослушными. Бальвенций потёр ладони друг о друга, чтобы вернуть им былую чувствительность, а потом принялся сжимать и разжимать пальцы, поднося кончики ко рту и согревая их своим дыханием. Вскоре он почувствовал осторожное покалывание и удовлетворённо вздохнул.

   Солдаты шли, закинув щиты за спины и опираясь на пилумы как на костыли. Скованная холодом грязь уже не разъезжалась под ногами жидким киселём, а расползалась густым студнем. Шли молча, лишь чем-то не довольный Фабин выплёвывал сквозь зубы ругательства. Шедший рядом Салиен хитро поглядывал на напарника. Было видно, что на языке у него вертится язвительное замечание, но возраст Фабина, годившегося ему в отцы, сдерживал парня.

   По краю котловины параллельно легиону двигалась группа всадников. Галлы ехали не спеша, придерживаясь неторопливого темпа когорт. В какой-то момент Бальвенцию показалось, что в гуще отряда мелькнул белый гребень "крылатого" шлема Амбиорига, но из-за дальности расстояния он не мог быть точно уверен в этом.

   Ширина котловины достигала одной мили. По краям её ограничивали невысокие, но довольно крутые холмы, поросшие колючим кустарником и молодыми ёлочками. Холмы тянулись в длину на пять миль, постепенно сближаясь, и по мере сближения склоны их становились более пологими.

   Навстречу первому отряду кавалеристов двигался ещё один. Никак не меньше шести сотен. Между всадниками Бальвенций разглядел легковооружённых пехотинцев, которые бежали, придерживаясь руками за гривы лошадей. Галлы не проявляли никаких враждебных намерений и даже не смотрели в сторону римлян, однако, глядя на них, вряд ли можно было предположить, что появились они здесь случайно.

   Бальвенций потёр рукой подбородок и спросил:

   -- Кто-нибудь может мне сказать, что делает здесь отряд галлов численностью в тысячу человек?

   Ответил Салиен.

   -- Если бы я был центурионом, то решил, что они просто идут мимо. Или хотят на кого-то напасть.

   -- Молодец, - кивнул Бальвенций. - Со временем из тебя выйдет толк. И, может быть, ты даже станешь центурионом, таким же умным, как и я. Конечно, если проживёшь достаточно долго. - Бальвенций немного помолчал. - Ну а пока ты не стал центурионом, сделай мне одолжение, пробегись вдоль строя и передай мой приказ: когорте собраться напротив галльского отряда со всей возможной поспешностью. Понял?

   -- Приказ командира закон, - недовольно проворчал Салиен.

   -- И ещё: если я говорю "пробегись", это не значит, что надо идти шагом...

   Последние слова примипила потонули в рёве боевых труб и криках. Звуки неслись со всех сторон одновременно. Казалось, вся равнина превратилась вдруг в один сплошной безудержный вопль, ударяя по ушам тяжеловесным молотом.

   Отряд галлов резко развернулся и бросился на обоз. Разрисованные краской лица варваров были совсем рядом, Бальвенций мог дотянуться до них рукой. Несколько мгновений - и они будут здесь, сея вокруг ужас и смерть.

   -- В строй! Все в строй! Сомкнуть щиты! - закричал он, понимая, что солдаты, растянувшиеся вдоль обоза на пол мили, не только не успеют собраться, но и вряд ли услышат его.

   Ну хоть кто-то! - мелькнуло в голове.

   Единственная надежда оставалась на когорты авангарда, которые хоть и ушли вперёд, но всё же могли успеть прийти на помощь...

   Надежда рухнула, когда Бальвенций оглянулся. Из леса, перекрывая дорогу, выходили тесно сомкнутые ряды тяжёлой пехоты эбуронов. Они приближались медленно, но неотвратимо, выбрасывая на флангах летучие отряды лёгкой кавалерии и стрелков. Испанские всадники в панике поворачивали лошадей и в неудержимом бегстве сметали ряды собственной пехоты.

   Что произойдёт дальше, Бальвенций смотреть не стал, всё было ясно и так: если легионеры не выстроят боевую линию, галлы их попросту сомнут, как штормовая волна хрупкую плотину. Так что помощи ждать было не от кого, и Бальвенций попытался организовать оборону собственными силами. Вокруг него уже собралось около сорока человек, и люди всё ещё прибывали, видя в первом центурионе единственную защиту. На обоз махнули рукой, предоставив его собственной участи.

   Бальвенций окинул взглядом обращённые к нему лица солдат и с удовлетворением отметил, что большинство были ветеранами, из тех, с кем он вместе стоял на Британском Перевале. Лишь немногие были новобранцы, как Салиен.

   -- Построиться в каре! - приказал он.

   Солдаты быстро образовали квадрат, прикрывшись щитами со всех сторон и обратившись лицом к противнику. Конная лава галлов приближалась с неумолимостью урагана. Выставленные вперёд копья, холодный блеск мечей, звериный оскал на лицах - ещё мгновенье и они сомнут хрупкую защиту римского строя, сотрут тонкую грань между былью и небылью, и начнётся резня. Страшная.

   -- Приготовить пилумы! Левая нога вперёд! - спокойно, но достаточно громко, так, чтобы услышали все, сказал Бальвенций.

   Опасен только первый натиск. Солдат в это время ещё не проникся азартом боя, он думает лишь о том, что может с ним случиться. Сейчас он подвержен панике. Только бывалый ветеран, закалённый десятком стычек и сражений и ощутивший ледяное прикосновение металла к телу, способен противиться разрушающему душу страху, да и то не всегда. Но потом, после первого столкновения все мысли покидают голову, кровь вскипает и остаётся пустота - ясная, отчётливая и молчаливая, как сама смерть. Главное, чтобы эту пустоту ничто не заполнило снова, иначе - конец.