Ириней молча взвалил на плечо свою сумку. Ювентина задула лампы на канделябре. В полной темноте они прошли к выходу.

Дверь дома Ювентина заперла только на задвижку. Замка она так и не нашла. Вероятно, его никогда и не было. Дом впервые остался без присмотра.

Ириней и Ювентина быстро прошли вдоль по Кипрской улице.

Город обнимала непроглядная ночь. Нигде не видно было ни души. Густо шел снег, наметая сугробы на обочинах улиц.

Они свернули в маленький проулок, который вывел их к заснеженному пустырю.

Это место было расчищено под строительство нового храма по обету одного из консулов прошлых лет. Отсюда до Субуры было недалеко, примерно около трехсот шагов. Ювентина, жившая два месяца у Волкация, достаточно хорошо знала расположение улиц этого квартала, но все же решила идти по главной улице, чтобы не заблудиться в темноте и лабиринте многочисленных улочек и переулков.

Когда они вышли на Субуру, в лицо им ударил ветер. Снег слепил глаза.

Проходя мимо дома Волкация, Ювентина невольно ускорила шаги.

Они прошли из конца в конец всю Субурскую улицу. Там они повернули на улицу под названием Урбий. Сделав по ней не более тридцати шагов, Ювентина молча потянула своего спутника в узкий проулок, который вскоре привел их на прямую, как стрела, улицу Патрициев — она тянулась у подножия Циспия, северо-западной вершины Эсквилинского холма, до самых Виминальских ворот.

С того времени, как в Рим пришла страшная весть о поражении легионов при Араузионе, сенат приказал установить ночную и дневную стражи у всех городских ворот. Для этого была создана отдельная дежурная когорта, целиком состоявшая из римских граждан. Кое-кто не видел в этом практического смысла. Может быть, в сенате опасались измены многочисленных рабов? Или самый вид вооруженных до зубов легионеров во въездных воротах города должен был постоянно напоминать гражданам, что кимвры близко, что враг у самых ворот? Так или иначе, но все ворота охранялись солдатами, и всякий прохожий, оказавшийся вблизи них в такую холодную снежную ночь, мог привлечь внимание бдительных стражей, вызвав у них какие-то подозрения. Солдаты могли поинтересоваться содержимым сумки, которую нес Ириней, и, кто знает, какие предположения возникли бы у них при виде гвоздодера, корабельной веревки и складной лестницы. Поэтому Ювентина вскоре свернула с улицы Патрициев налево и повела Иринея боковыми улицами, пока оба они не вышли к Сервиеву валу немного дальше от Виминальских ворот, где солдаты не могли их заметить.

Крепостной вал, на гребне которого высились стены и башни Сервия Туллия, защищая город с востока, начинался у Целимонтанских ворот и тянулся к северной вершине Квиринальского холма. Основание вала с внутренней стороны города подпирала еще одна мощная стена, местами достигавшая свыше пятнадцати футов высоты. Поверху, там, где склоны вала обрывались этой стеной, пролегала узкая пешеходная тропинка, огражденная в целях безопасности невысоким парапетом.

Поднявшись на вал по каменной лестнице, которая вела к одной из башен, Ювентина и Ириней быстро зашагали по направлению к Коллинским воротам.

Внутренняя стена, служившая опорой Сервиеву валу, заканчивалась в нескольких сотнях шагов от Коллинских ворот. Дальше вал представлял более пологий склон. Это был обширный пустырь, называемый в народе Злодейским полем. На нем-то и зарывали заживо согрешивших весталок. Жилые кварталы находились на почтительном расстоянии от этого мрачного места, внушавшего людям суеверный страх. Здесь неохотно ходили даже днем, а по ночам гулял один лишь ветер.

Перед тем как спуститься вниз по валу, Ювентина и ее спутник остановились, чтобы отдышаться после быстрой ходьбы.

Ириней, не любивший Рим и никогда не интересовавшийся его достопримечательностями, за исключением кабачков и трактиров, где частенько проводил время, вряд ли знал, что перед ним страшное кладбище священнослужительниц Весты, казненных за нарушение обета целомудрия.

Зато Ювентина чувствовала неприятный внутренний холодок при мысли, что ей сейчас, может быть, придется ступать по местам захоронений причастниц величайших таинств одной из наиболее почитаемых в Италии богинь.

Еще маленькой девочкой Ювентина с трепетом слушала рассказ виллика Эсхриона, вернувшегося из поездки в Рим, где он был очевидцем казни сразу трех весталок.

Судебный процесс над ними длился долго. Как говорили, много странного было в этом деле. А началось с того, что одна молодая римлянка, ехавшая за городом верхом на коне, попала в грозу и была убита молнией^[350]. При этом известии Рим охватила тревога. К месту случившегося отправилась специальная жреческая коллегия, чтобы провести расследование. Жрецы обратили внимание на то, что девушка лежала на земле в неприличной позе, что подол ее туники был как бы нарочно задран, а язык высовывался изо рта. Лошадь погибшей нашли без сбруи. Все вместе это свидетельствовало, по мнению жрецов, о страшном позоре весталок, а соблазнителем, несомненно, был какой-нибудь римский всадник, ибо пойманная без сбруи лошадь служила явным тому доказательством. Вскоре эта догадка жрецов подтвердилась. Раб некоего Ветуция Барра, римского всадника, донес, что его господин и еще двое молодых людей, тоже из всаднического сословия, давно уже находятся в преступной любовной связи с весталками Марцией, Эмилией и Лицинией.

Следствие по этому делу велось при сильном возбуждении народа. Весталки были изобличены. Их соблазнителей казнили по древнему обычаю — насмерть засекли на Форуме. Весталок при огромном стечении народа зарыли в землю живыми.

Но в городе ходил упорный слух, что весталки были осуждены без очевидных доказательств их вины, и процесс над ними устроили с целью объяснить гневом богов, а не бездарностью полководцев поражения римлян в войне со скордисками и кимврами.

Тем временем сенат приказал децемвирам обратиться к Сивиллиным книгам. Децемвиры отыскали в них указание, что отвратить грядущие беды за совершенное святотатство можно лишь умилостивив чуждых варварских демонов человеческими жертвами, для чего надлежит закопать живыми двух южан и двух северян. Во исполнение этих рекомендаций Сивиллиных книг на Бычьем рынке погребли заживо двух галлов и двух гречанок. Ювентина видела там место их захоронения, огороженное камнями…

— Что там происходит? — вглядываясь в темноту, проговорил Ириней. — Смотри, какое-то факельное шествие! Кому это там не спится?

Сквозь белую пелену падающего снега, в той стороне, где были Коллинские ворота, виднелись хорошо различимые огни многочисленных факелов. Они медленно двигались почти ровной цепочкой.

— Это, наверное, пропускают в город повозки крестьян и торговцев^[351], — догадалась Ювентина. — Не будем терять время… Пошли, Ириней! — сказала она, поправляя на голове капюшон, и первая стала спускаться вниз по склону вала.

Снег уже покрывал землю довольно толстым слоем. Местами он лежал сугробами. Ноги идущих поминутно проваливались в занесенные снегом рытвины. Двигаясь в полной темноте, они быстро дошли до открытой со стороны Злодейского поля улицы под названием Альта Семита, которая соединяла Коллинские ворота с Салютарием — западной вершиной Квиринальского холма.

Догадка Ювентины оказалась правильной.

По Альте Семите шел большой обоз, слышался стук колес и скрип повозок. Время от времени раздавалось громкое мычание быков. Сердито покрикивали погонщики с горящими факелами в руках. Их фигуры, закутанные в широкие одеяла или одетые в пенулы с островерхими капюшонами, черными тенями проступали в ночной мгле при неясном свете факельных огней.

Пришлось дожидаться, пока пройдет обоз.

Ириней и Ювентина остановились у запорошенных снегом кустов, росших на обочине улицы. На другой ее стороне начинался подъем к храму Фортуны Примигении, стоявшему по соседству со школой гладиаторов.

По мнению Ювентины, было что-то издевательское и кощунственное в том, что Аврелий построил свою школу рядом с местом, где несчастные жрицы Весты, не устоявшие перед сладким любовным соблазном, нашли мучительную смерть.