Цезарь кивнул.

   -- Пусть каждый солдат второй когорты двенадцатого легиона подойдёт ко мне и примет свою награду!

   Строй дрогнул: по одному, по двое, по трое к трибуналу потянулись легионеры. Сначала Цезарь забеспокоился: хватит ли на всех? И сразу понял: хватит. От четырёх сотен человек, шагнувших утром к перевалу, не осталось и половины.

6

   Старый слуга вошёл в палатку и недовольно наморщил лоб. Ужин так и остался стоять не тронутым. Глиняная лампа немилосердно коптила и почти не давала света. Опять не снял нагар с фитиля, или проклятый торговец продал негодное масло. Слуга зажёг ещё одну лампу и поставил на стол.

   -- Береги глаза, - сказал назидательно.

   Цезарь словно не слышал. Развернул новый свиток и потянулся к чернильнице.

   -- Совсем себя не бережёшь, - продолжал брюзжать слуга. - Пишет, пишет... Нет бы сходил на улицу, на свежий воздух, а то зарылся в свои книжки - и весь потолок закоптил, и сам в этой гадости. Фу, дышать нечем!

   Он поворочал угли в жаровне, покосился на неразобранную кровать, вздохнул. Сквозь узкую щель под пологом пробивался тонкий лучик утреннего солнца, с улицы доносились приглушённые стенами голоса: кто-то спорил с часовым - явный признак того, что лагерь просыпался. Слуга кивнул, и рабы принялись накрывать стол для завтрака. Цезарь отложил перо, втянул носом воздух, аромат вываренной в вине и щедро политой соусом рыбы приятно защекотал ноздри, потом улыбнулся и вновь уткнулся в свиток.

   Полог резко распахнулся и в палатку ворвался Оппий.

   -- Юлий!

   -- Занят он! - тут же отреагировал слуга, поворачиваясь к входу.

   -- Ты ещё будешь мне указывать! - огрызнулся Оппий. - Как с ума все посходили! Сначала этот тугодум-преторианец, теперь эта старая кляча! Что смотришь?!

   Слуга задохнулся от незаслуженного оскорбления, и захлопал выцветшими ресницами.

   -- Потише, - остерёг друга Цезарь. - Я себе такого не позволяю... Не обижайся на него, Аристион.

   -- Мне что у него теперь - прощения просить? Много чести для вольноотпущенника! - зарычал Оппий. - Ну ладно, прости. Всё?

   Аристион укоризненно покачал головой и отвернулся.

   -- Ты зачем пришёл? - Цезарь уже понял, что поработать больше не удастся. Ураган по имени Оппий разметал по углам все мысли. Он отломил кусок лепёшки и макнул его в соус.

   -- Собирайся, у нас гости.

   -- Кто?

   -- Кассивеллаун!

   Три дня потребовалось бриттам, чтобы принять неизбежное. Послов с предложениями о мире ждали на следующее утро после битвы. Не дождались. К вечеру заполыхали окрестные деревеньки и поля, как напоминание о главном законе войны - проигравший платит. Бритты высунулись было из лесов, но их тут же загнали обратно. В назидание взяли штурмом небольшой приморский городок в двенадцати милях от лагеря. Гнилые ворота рухнули после первого же удара тараном, и колонна легионеров ворвалась в город. Пленных не брали, не кому было продавать, выжгли и вырезали всё, что горело и двигалось. Мелкие суденышки, сбившиеся стаей в гавани, залили греческим огнём. Вдоль дороги поставили кресты и распяли на них два десятка выживших на свою беду моряков.

   Жестокость оправдалась.

   -- Собирайся, - повторил Оппий.

   Цезарь подвинул к себе блюдо с рыбой.

   -- Аристион, приготовь мою эгиду, - и потёр руки. - Ничего, если я сперва позавтракаю? Я ждал три дня, пусть бритты подождут хотя бы час.

   Кассивеллаун стоял перед преторием, хмуря кустистые брови и буравя глазами охрану. Цезарь даже не взглянул на него, лишь махнул преторианцам, что б заводили. Немногочисленную свиту старейшин и подручных князей оставили на улице дышать поднятой марширующими легионерами пылью.

   В претории было прохладно, хотя в каждом углу стояло по жаровне. Осень наступала быстро, заставляла торопиться с делами. Цезарь сел в кресло, расправил плащ. По бокам встали легаты и жрецы, вдоль прохода выстроились ликторы с каменно-безучастными лицами, за их спинами остановились союзники-галлы. Над креслом, словно боги-охранители, разметали крылья легионные орлы - золотой и серебряный. Здесь же, у ног Цезаря, сложили добытые в боях оружие и доспехи.

   Вождь бриттов остановился посреди зала, огляделся, скользнул взглядом по разложенному оружию и отвернулся. Лишнее напоминание о поражении и потерях вызвало новую волну ненависти, но никак не страх. Что хотят они сказать этим? Смотри - Рим пришёл в Британию?! Как пришли, так и уйдут, - ответил сам себе. - Не остались за Рейном, не останутся и за Проливом. Он крепче сжал кулаки, вонзая ногти в ладони, чтобы не дать ярости вырваться наружу. Друиды повелели соглашаться на всё, быть покорным и тихим. У римлян слишком много забот на материке - уйдут. А там видно будет...

   Цезарь внимательно следил за противоборством, отражавшемся на лице Кассивеллауна. Ненависть и смирение боролись внутри варвара, заставляя сжимать губы, морщить лоб, скрипеть зубами. Он понимал: бритты пойдут на всё, согласятся на все условия, лишь бы римляне ушли. Разговор как таковой смысла не имел. Никогда они не подчинятся. Чтобы сломить их дух, заставить служить, нужны время и армия. Ни того, ни другого не было. Ни для бриттов, ни для германцев. Всё это с лихвой отнимала беспокойная Галлия.

   Он кивнул Росцию, и тот протянул варвару свиток, скреплённый печатью.

   -- Это союзный договор, который Рим по обычаю заключает с граничащими с ним народами, - пояснил Цезарь. Он сказал это так, словно Галлия уже давно стала частью Римского государства. - Согласно этому документу вы, бритты, получаете статус союзников римского народа, что налагает на вас некоторые обязанности. По первому требованию вы должны предоставить Риму необходимую помощь людьми или поставить нашей армии указанное количество продовольствия и другого снаряжения. Взамен Рим обязуется оказывать вам военную поддержку, как во внешних, так и во внутренних войнах. На территории Британии с этого момента начинают действовать римские законы, чтобы обеспечить полное равенство между нашими гражданами. Вы получаете право обращаться с жалобами и просьбами в римский сенат, если действия какого-либо человека или целого народа вызовут у вас недовольство. - Цезарь сделал паузу. - Вы принимаете этот договор? Условия вполне справедливые. Они проверены людьми, отшлифованы временем, освящены богами. И поверь мне, вождь, никто ещё не пытался их оспорить.

   Это не договор - это рабство! - захотелось крикнуть Кассивеллауну, но он лишь крепче сжал кулаки.

   -- Да, принимаем.

   Цезарь встал.

   -- Тогда разговор окончен. Ты можешь идти, вождь.

   -- Легко отделались, - глядя в спину бритту, сказал Оппий. - Надо было отнять у них оружие, хлеб, потребовать заложников. Не сомневаюсь, едва мы скроемся из виду, он тут же снесёт наш договор в отхожее место.

   -- Так и будет, - кивнул Цезарь и обратился к легатам. - Готовьте корабли. Завтра отплываем.

   Итий встречал победителей радостными криками. Жители высыпали на набережную, приветливо махая букетами осенних цветов и бросая под ноги солдат венки. С присутствием римлян смирились как с чем-то неизбежным и приветствовали легионы, словно вернувшихся с войны своих воинов. Жизнь есть жизнь, и законы её изменять не людям. У причала, где пришвартовалась флагманская трирема, собрались римские военачальники, оставленные Цезарем в Галлии. Матросы бросили канаты, и портовые рабочие накрепко привязали корабль к швартовочным столбам, потом протянули к борту широкие сходни. Скрипнуло дерево, и по сходням застучали подкованные гвоздями котурны.

   -- Вива, Цезарь!

   Цезарь вскинул руку в приветствии и сошёл на пристань. Окинул взглядом набережную, кивнул ликующим лицам, махнул кому-то и повернулся к Лабиену. Тит Лабиен шагнул навстречу и улыбнулся, так, как мог улыбаться только он один - широко, открыто, не боясь своей простотой уронить достоинство прославленного полководца. Полы офицерского плаща распахнулись и опали, словно тоже были рады свиданию.