-- Ты всегда будешь стоять у меня на дороге?

    Роукилл повёл плечами и усмехнулся.

    -- Успокойся, эбурон, мне нет до тебя никакого дела. Пока. Но ты нужен Цезарю.

    -- Среди ночи?

   -- Ты же всё равно не спишь.

    От претория долетели хлопки развёрнутых полотнищ и звон железа. Отрывистый слог команды всколыхнул воздух, ударил по ушам резким южным акцентом и растаял в мерном шуршании ног по земле. Вдоль виа принципалис зажигались огни, словно звёзды на ночном небе, и становилось видно, как солдаты в плотных колоннах движутся по дороге.

    Сигнала тревоги не было, иначе Амбиориг услышал бы его. Тут происходило что-то другое, какой-то поход или учения. Или началась погрузка войск на корабли для отправки в Британию. Он ощутил прохладное дуновение левой щекой. Нет, ветер не переменился, значит не в Британию...

    Поднималась не вся армия, легион-два, не то вопли корнов давно бы взбаламутили лагерь. Отряд нумидийцев промчался по дороге, обдав солдат удушливой пылью, и прежде, чем донеслись проклятья, свернул в сторону. Где-то рядом Котта приказывал легионерам прибавить шаг. В темноте его не было видно, но Амбиориг узнал голос. Колонна двигалась к декуманским воротам, а значит, путь лежал на юг или юго-восток.

    -- Ну что, идёшь? - напомнил о себе Роукилл.

    Амбиориг запахнул плотнее плащ - ночь выдалась прохладной - и кивнул.

    -- Веди.

    Преторий походил на сонное царство. Амбиориг прошёл мимо стражи, с подозрением поглядывающей на каждого галла, и встал рядом с Бодуогнатом и Думноригом. У многих на лицах лежал отпечаток сна, поднимали с постели, а Планк откровенно зевал и жмурился от яркого света многочисленных ламп. Возле карты Цезарь наставлял Сабина, и тот послушно кивал, следуя взглядом за его жезлом.

    -- По какому поводу собрались?

    -- Сами только подошли, - хмуро ответил Бодуогнат. - Утра дождаться трудно. Не терпится им...

    На столике в центре слуги расставили кувшины с вином и лёгкой закуской, однако к ним никто не притронулся.

    -- На улице я видел легионеров...

    -- Я их каждый день вижу. Все глаза промозолили, - едва не со злостью выдохнул нервий.

    Планк перестал зевать и покосился на него. Бодуогнат вызывающе выпятил грудь.

    -- Я сказал что-то новое?

    Римляне дружно повернули головы. Сон как рукой сняло.

    -- Нет, - с усмешкой ответил Планк. - После Сабиса услышать от тебя что-то новое невозможно.

    Со времени той злополучной битвы, где нервии потерпели сокрушительное поражение, прошло более двух лет. Племенам Белгики, приходилось теперь платить победителям дань хлебом и участвовать во всех их походах. Таковы были условия мира. Но гонора у галлов меньше не стало, и при каждом удобном случае они старались хоть чем-то задеть римлян. Те в долгу не оставались.

    Напоминание о проигранном сражении легло на душу неприятным осадком. В селениях до сих пор оплакивали погибших и утраченную свободу. Искра ненависти к завоевателям не затухала, и когда ей давали подпитку, вспыхивала жарким пламенем.

    -- Твоё счастье, Планк, - хрипя от злобы, заговорил Бодуогнат, - что мы не встретились в том бою. У вас, у римлян, считается за доблесть отсиживаться за спинами солдат. А мы, вспыльчивые и неразумные, лезем вперёд, чтобы вдохновить воинов собственным примером. - Голос его вдруг стал вкрадчивым. - Но ведь можно всё повторить, правда?

    В глазах нервия блеснул недобрый огонёк. Он отстегнул от пояса меч, вынул его из ножен и бросил под ноги легату. Оружейная сталь глухо звякнула, соприкоснувшись с деревянным полом, и в палатке стало так тихо, что можно было слышать, как маршируют по улице солдаты.

    -- Осмелишься ли ты поднять его?

    Это была обычная для галлов формула вызова на единоборство. Сколько раз они повторяли её, вызывая римских полководцев на честный поединок перед началом сражения. Но впервые она прозвучала не на поле брани, а в претории римского лагеря.

    Планк посмотрел на галльский меч и мысленно сравнил его с римским. Он был длиннее и тяжелее, но чуть уже и с закруглённым кончиком. Прокалённое в трёх огнях и отполированное до блеска лезвие гнулось пополам, но не ломалось. Бронзовая гарда в виде изогнутых и завитых на концах усиков прикрывала руку от скользящего удара. Для поединка такой меч очень хорош, можно развернуться, однако в настоящем бою, когда бойцы сходятся в тесном строю, короткий римский гладиус надёжней и удобней.

    -- Если б мы были врагами, я бы поднял твой меч. Но среди союзников не принято выяснять отношения с помощью оружия. А если тебе хочется помахать мечом и показать всем, какой ты искусный боец, то прошу на арену. Таких "любителей" у нас называют гладиаторами!

    Последнее слово Планк произнёс с плохо прикрытым презрением, и это ещё больше взбесило Бодуогната.

    -- Значит, ты трус, Планк?! Не ожидал. Тебе не легионом командовать, а бельё в корыте стирать!

    Планк побледнел. На лбу проступили крупные капли пота, словно в жаркий летний день, а руки задрожали, мелко-мелко, и по всему телу прокатилась волна неудержимого гнева. Это уж слишком! Чтобы какой-то грязный варвар посмел так оскорбить римского гражданина! Сенатора! Даже дворовые псы не смеют лаять на белую тогу!.. Он шагнул вперёд.

    -- Я никогда не был хорошим фехтовальщиком, Бодуогнат, но и никогда не отказывался от драки! И тебе, галл!..

   -- Хватит! - восклицание Цезаря остановило резкое слово, готовое сорваться с губ легата, и напряжение разом спало. Поначалу словесная перепалка между галльским вождём и легатом забавляла. Пускай поточат языки, проснуться быстрее. Но потом спор перерос в ссору и грозил закончиться кровью. Не хватало еще, чтобы накануне большого похода союзники передрались. - Хватит. Успокойтесь. Бодуогнат, подбери меч. Пока я здесь старший, и я решаю, кому что делать. И говорить. Планк, отойди.

    Опустившись на колено, Бодуогнат поднял меч, бережно обтёр лезвие и вдел назад в ножны. Застёгивая пояс, он кинул быстрый взгляд на Планка. Тот стоял как оплёванный, и было ясно, что нанесённое оскорбление он не забудет никогда и при случае потребует ответа.

    И не забывай! - мысленно попросил Бодуогнат. - Не Цезарь, так ты расплатишься за пролитую на берегу Сабиса кровь!

    Цезарь наклонился к Оппию.

    -- Проследи за ними. Не то сейчас время, чтобы разжигать новую войну, - и выпрямился. - Теперь о деле. Час назад стало известно, что менапии захватили наших маркитантов и перебили заставу на Скальдисе. Я направил туда два легиона во главе с Коттой и Сабином. Всех заложников, - он посмотрел в сторону галлов, - Всех заложников, выданных менапиями, я приказал отправить на рынки Массилии. Когда их усмирят, им придётся дать нам новых.

    Вожди молчали.

    -- В связи с этими событиями приходиться корректировать планы похода в Британию. Я намечал, что туда отправятся десятый легион и двенадцатый. Но десятый я послал с Сабином против менапиев. Вместо него пойдёт седьмой. Старшим в лагере останется Лабиен. Из вождей галлов вместе со мной в Британию пойдут Бодуогнат, Амбиориг, Думнориг, Индутиомар, Коррей и Теутомат. Будьте наготове, сигнал на погрузку может поступить в любое время.

    А вот это уже было что-то новое. Намечая поход в Британию, Цезарь не собирался брать галлов с собой. Первоначальный план предполагал неглубокую разведку силами двух легионов и создание плацдарма для более широкого вторжения, как в Германии. Галлы должны были остаться в Итии. Решение о том, что видные вожди галлов отправятся вместе с ним, вызвало переполох. Сначала Индутиомар заговорил о том, что такие вопросы надо решать сообща, а никак не в одиночку. Что ж это получится, если римляне сами, ни с кем не советуясь, будут разрабатывать планы военных кампаний. Для чего тогда нужны союзники? Его поддержал Думнориг, а следом заговорили все, даже те, кого Цезарь не назвал.