-- Кому повезло? - спросил Эмилий. - Мне или сурку?

   -- Ну-у, на счёт сурка я не уверен, - протянул Роукилл и улыбнулся. - Где так научился?

   -- В школе.

   -- Хорошая школа. Когда мой сын подрастёт, я тоже пошлю его учиться... Может быть, даже в Рим.

   Эмилий недоверчиво посмотрел на галла. Зачем варвару учиться? Внешне Роукилл походил на самого что ни на есть закостенелого дикаря. Он носил кожаную безрукавку, отороченную по краям волчьим мехом, и широкие холщовые штаны. Руки от запястий до плеч украшала странная татуировка из каких-то кривых линий, непонятных знаков и фигурок животных очень искусно переплетённых между собой. Красиво, но бессмысленно. На бицепсах красовались широкие кольца-браслеты, начищенные до солнечного блеска. Если его сын появиться в школе в таком виде, то его просто поднимут на смех и тут же укажут на дверь...

   Слева из-за холмов вдруг вынырнул отряд кавалерии, никак не меньше тысячи человек. Кони мчались галопом, вытягиваясь в длинную цепь и образуя клинья по флангам и в центре. Друзья так не ходят. Да и не могло быть друзей в той стороне. Кавалерия эдуев пылила где-то впереди, прикрывая обоз, а испанцы шли рядом.

   Роукилл приложил ладонь ко лбу, защищая глаза от солнца, и некоторое время молча вглядывался в потревоженную всадниками равнину.

   -- Гельветы, - наконец уверенно произнёс он.

   -- Гельветы? - переспросил Эмилий. - Откуда они взялись?

   -- Прошли вдоль холмов, с той стороны. - Голос галла звучал спокойно, даже буднично, как у стороннего зрителя. - Ничего серьёзного, обычный налёт.

   -- Чего же мы ждём?

   -- Приказа. Ты здесь старший?

   Последние слова Роукилла легли на душу неприятным осадком. Старшим он считался лишь официально, постольку-поскольку. А настоящим командиром всегда был Роукилл... Эмилий в уме прикинул соотношение сил: двести аллоброгов и пять сотен испанцев. Разница не в их пользу, но не существенная, он знал случаи, когда и меньшим числом разбивали многочисленного противника. Бывало, конечно, и наоборот, но тут уж не угадаешь... Он кивнул сопровождавшему его на походе трубачу и потянулся за луком.

   Глухо протрубил боевой рог аллоброгов, предупреждая растянувшиеся вдоль дороги турмы о появлении чужаков. Конница принялась разворачиваться; фланги поменялись местами, и те, кто теперь оказался справа, придержали лошадей, чтобы центр и левый фланг догнали их и выровняли линию. После этого прозвучал второй сигнал, и конная лава, медленно набирая скорость, пошла вперёд.

   До гельветов было около полумили, места для разгона хватало. Подгоняя мохнорылого, Эмилий изготовил лук к стрельбе и проверил, легко ли выходят стрелы из колчана. Аллоброги тоже достали луки и ехали, опустив поводья, управляя лошадьми одними коленями. Испанцы изготовились метать дротики. Кроме этого они были вооружены небольшим круглым щитом и коротким тяжёлым мечом - фалькатой. Удар такого меча рубил человека надвое вместе с доспехом. Однажды на тренировке Эмилий видел, как они им работают. На невысокий постамент ставили дубовую чурку, и всадник на полном скаку рубил её пополам. Иногда вместе с постаментом. Он сам пробовал, но к такому оружию нужна долгая привычка. Фальката была короче римского меча, используемого в пехоте, и имела не прямое лезвие, а плавно изгибалась внутрь и заканчивалась тонким острым кончиком. У основания меч был достаточно узок, но к середине сильно расширялся, словно топор. Страшное оружие.

   Расстояние между противниками сокращалось. Пропел боевой рог кельтов, и аллоброги дали первый залп. До гельветов было ещё далековато, но всё же несколько лошадей споткнулись. Аллоброги всегда били залпом, дружно. В этом и заключается тактика конных лучников. Когда в тебя летит одна стрела - это не так страшно. Но если воздух звенит от сотни стрел, становится не просто страшно - жутко. Особенно когда в упор, и знаешь, что увернуться невозможно. Потом всадники обычно рассыпались, отходили назад и вновь мчались на врага, посылая стрелу за стрелой. И так до тех пор, пока строй противника не разваливался, после чего в ход шли мечи...

   Гельветы ответили тем же. Но били они по испанцам, видимо тоже были наслышаны про фалькаты.

   Аллоброги успели дать ещё три залпа. Гельветы выдержали, хотя почти весь центр их провалился. Выхватив меч, Эмилий гнал коня именно туда, в центр, ударить по расстроенным рядам, пока не пришли в себя, не собрались! Разорвать пополам линию, опрокинуть, обратить в бегство и добивать уже в спину!

   Конные лавы неудержимо неслись навстречу друг другу. Земля гудела под ударами лошадиных копыт. Из глотки на волю рвался дикий крик, и даже не крик, а вопль, потому что страшно было вот так молча сближаться с врагом, не видя перед собой ничего, кроме плотной стены железа. И трудно было удержаться, чтобы не дёрнуть поводья, не отвернуть и не броситься назад.

   Последний шаг - и конные лавы сшиблись: раздался треск, долгим эхом прокатившийся по равнине, в панике забились опрокинутые наземь кони. Где-то совсем рядом Эмилий услышал шелестящий свист опускающегося меча, но мохнорылый пронёс его дальше и лезвие лишь слегка задело кольчугу. В следующее мгновение он уже столкнулся с огромным галлом. Тот кричал и крутил мечом, стараясь дотянуться до его головы. Раз за разом Эмилий отражал удары. Мохнорылый сцепился с чужой лошадью, впившись зубами в её шею, и всё норовил встать на дыбы. Декурион с трудом держался в седле, ухватившись одной рукой за луку, а галл всё бил и бил, целя в лицо. Потом он вдруг исчез и на его месте возник другой. Эмилий едва успел уклониться от разящего удара и тут же ударил сам, снизу в живот. Меч податливо пошёл вперёд, галл согнулся пополам и боком вывалился из седла. Есть! Победа! Но радоваться не было времени, мохнорылый уже мчал его дальше, к следующему противнику.

   Сколько продолжалась рубка, Эмилий не знал. Может миг, может вечность. Но в какой-то момент он почувствовал - гельветы дрогнули. И побежали. Окрылённый успехом, он дёрнул поводья и погнал коня вслед за бегущими. Рубить! Бить в спины, если бояться встать лицом к противнику!..

   Гельветы вдруг расступились и конные сотни испанцев и аллоброгов ударились о сплошную линию щитов. И сломались, как штормовая волна о каменный мол. Пехота галлов наступала молча, выставив перед собой длинные копья и опрокидывая всё на своём пути. Победа тут же обернулась поражением. Всадники разворачивались и что было духу мчались назад, под защиту собственной пехоты. Вдогонку им полетели стрелы.

   Вот когда Эмилий пожалел, что отправил лигурийца в обоз. Тот не скакал - стелился над землёй подобно птице. Мохнорылый же двигался тяжело, в раскачку, и не просто медленно, а очень медленно. По крайней мере, так ему казалось. Он всё ждал: вот, сейчас ударит - и сжался, уткнувшись лицом в гриву коня. Если выживу, обязательно напишу письмо матери... Нет, даже два. И сестре...

   Только отступив под защиту легионов, Эмилий вздохнул с облегчением. Он оглянулся. Роукилл был здесь, Эг тоже. От двух сотен аллоброгов осталось не более половины. Значит здорово их потрепали.

   Он спрыгнул на землю и осмотрел коня. Серьёзных ран не было, несколько укусов да длинный порез на крупе.

   -- Эх, ты, скакун мой, - сказал Эмилий, ласково похлопывая мерина по шее.

   Мохнорылый кивнул и осторожно ткнулся влажными губами в щёку человека.

   Эмилий не мог видеть того, что было видно со стороны. Из-за холмов медленно вышла тяжёлая пехота гельветов и двинулась следом за кавалерией. На обычный набег это уже не походило. Пеших было не менее пятнадцати тысяч, а со стороны равнины подходили новые отряды. Цезарь тот час велел легионам занять ближайший холм и построиться в боевой порядок. Два легиона он отправил на вершину холма и приказал разбить лагерь. Туда же ушёл обоз. Вспомогательные когорты встали позади, чтобы прикрыть строителей лагеря от атаки с тыла. Оставшиеся четыре легиона выстроились на середине склона в три линии.