Литмир - Электронная Библиотека

Солнце быстро-быстро таяло, уходило за черту, отделявшую воду от суши. Ладья царицы остановилась у подножья лестницы, у причала летнего дворца. Маргарита уже стояла на ступеньке, оглядываясь через плечо на гребца утлого судёнышка. Она не понимала, кто это. Она не очень боялась. Вряд ли это покушение на её жизнь! Она велела начальнику поста, охранявшего причал, задержать молодого человека в лодке, и пошла, уже не оглядываясь, велела допросить его предварительно и доложить ей.

Она выкупалась в большой купальне, поужинала. Затем пришла Хармиана и доложила о начальнике поста. Начальник поста попросил царицу выслать рабынь. Клеопатра приказала ему говорить при Хармиане:

   — ...я не высылаю её никогда!.. Говори при ней!..

После короткого разговора с начальником поста привели в малую залу задержанного. Теперь лицо его было открыто. Молодое лицо, густые коричные кудри, похожие на плющ, круглая бородка, такие кудрявые полоски вдоль щёк, соединяющие кудрявую шевелюру с этой круглой бородкой. Внимательные карие глаза. Посадка головы... Маргарите не так трудно было определить, что это за человек! Сильный, свободный, образованный, аристократ! Не какой-нибудь образованный плебей, из тех, что пресмыкаются перед царями, покровителями искусств, но именно аристократ, родовитый, знатный, римский юноша, отпрыск Эмилиев или Валериев, или ещё — Клавдиев... Она уже довольно пожила и кое-кого повидала!.. Это был воин!..

В зале остались она, Хармиана и он.

   — Римлянин? — спросила она и посмотрела нарочито зорко.

Он смотрел твёрдо. Ей нравилось...

   — Секст Помпей, последний сын Помпея Великого, последний республиканец!..

Это было сказано щегольски... Да, римский отпрыск, получивший образование под руководством грека-ритора-философа, прекрасно говорящий по-гречески!..

Они заговорились. Перешли в маленький покой, примыкавший к её спальне, устроились удобно на подушках на ковре, попивали сладкое кипрское вино, разбавленное благородно чистейшей ключевой водой, закусывали инжиром вяленым и медовыми пирожками... Он всё ей рассказал. Он, офицер римской армии, собрал под свои пиратские знамёна всех недовольных, недовольных дисциплиной, злоупотреблениями, Римом!.. вообще всех недовольных!..

   — ...я был пиратом! Да я и сейчас пират!..

...Марк Антоний после смерти Цезаря предложил Сексту отказаться от пиратства. Антоний провёл специальное сенатское постановление, Сексту гарантировалась личная безопасность и возврат земельных владений. А потом ещё и должность наварха, адмирала! А потом Секст отошёл и от Антония, и от Октавиана...

   — ...мои корабли оставались последней территорией республиканцев!.. Но сейчас мы контролируем Сицилию, Корсику, Сардинию... А в Риме голод, в Тибре плавают распухшие трупы, люди бунтуют против триумвиров...

Ей хотелось спросить об Антонии, но она сдерживалась и не спрашивала. Она спросила только, не боится ли Секст...

   — ...я предпочёл встретиться с тобой, царица, тайно! Однако я ничего не боюсь...

Он ей нравился. И всё равно она понимала, что он рискует с определённой целью. И разве трудно было догадаться? Даже чувство гордости блеснуло в её сознании: вот ведь! Египет ещё что-то значит! Александрия ещё что-то значит! Птолемеи ещё что-то значат! Она, Клеопатра VII, ещё что-то значит! Ищут союза с ней!.. Но она сказала просто-просто:

   — Чем я могу помочь тебе? Я не совсем понимаю, кто же всё-таки правит Римом... — Она осторожно, исподволь наводила разговор на Антония... — Во всяком случае, ты, Секст, всё-таки Римом не правишь...

   — Сейчас — нет! Завтра — да! Триумвират недолго протянет. Лепиду, Октавиану и Антонию уже тесно на поприще власти...

Тогда она решилась спросить:

   — Разве Антоний в Риме? Толкуют о его дионисийстве в Азии...

   — Это так! Видимость! Никто ему не позволит править Азией!

   — И кто же этот никто?

   — Октавиан. Или я!

   — А я при чём в ваших римских делах?

   — Это не римские дела, это уже мировые дела. Тебе надо принять чью-то сторону.

Она почувствовала, что нравится ему, как может нравиться молодая женщина молодому мужчине. У него хороший взгляд, прямой, честный, карих глаз...

   — Приезжает тайно, — она подчеркнула голосом это «тайно»!.. — Приезжает тайно пират, римлянин, и предлагает мне встать на его сторону! А у меня, между прочим, договор, официальный, с триумвиратом.

   — Всё равно тебе придётся сделать выбор...

   — Какой может быть выбор! Я уж подожду, кто у вас там победит!

   — Жаль! Ты совершаешь ошибку.

Она отвечала, кинула ему в ответ какую-то колкость. Он тотчас сказал, что ей не худо было бы посоветоваться...

   — ...с твоим интендантом. Умный мужик, хотя и иудей. Имя его означает не то «мягкий», не то «приятный», но он более похож на булыжник! Но умный. Посоветуйся с ним обо мне...

   — Умный булыжник? — Она вдруг сменила иронический женский тон на искренний девический, рассмеялась... — А я думала, что «Максим» — римское имя!

   — Так вот, одно и то же слово — и римское и иудейское. У нас «максимус» означает «весьма большой»...

Она отпила вина из чашки, ещё засмеялась, поставила чашку на столик и вдруг встала на четвереньки, подползла, хохоча, к своему собеседнику... Долго-долго целовались, обнимались, соединялись... Утром он как-то легко и небрежно сказал ей, что ему нужны корабли, пусть торговые, их возможно переделать в военные... И она легко и быстро ответила, что нет, не решается рисковать и бросать вызов триумвирату... Расстались друзьями... Она не спросила его, как же он доберётся... куда?.. Он сам сказал, что его ждёт корабль в надёжном месте... Как это бывает у многих женщин, она чувствовала, что не забеременела, и почувствовала бы, что, напротив, понесла. Она лениво потягивалась, растянувшись на ковре, вытягивалась всем телом, и это было так приятно, славно — вытягиваться всем телом!.. Она попыталась думать... А что если бы она приняла сторону Секста Помпея? А если бы она родила от него ребёнка?.. И внезапно какая-то непонятная тьма как будто высунула язык, этакое раздвоенное жало, в ответ на мысли Маргариты, ленивые такие, довольно-таки светлые мысли... Маргарита поёжилась... Она знала, знала твёрдо, что Египет потеряет независимость и сделается римской провинцией. И никакие её совокупления с Цезарем, Антонием, Секстом Помпеем, ещё с кем-то, никакие её совокупления ничего не изменят! Никакие её беременности, никакие рождённые ею дети ничего не изменят! И она это знала твёрдо-твёрдо!

Но всё равно надо было жить, жить, жить. Забыть и жить!..

Потом из Рима пришёл ей официальный приказ. Приказ! От неё требовали предоставления кораблей. Опять же триумвират!.. Она решила ничего не отвечать. И конечно, никаких кораблей!.. Но ничего, обошлось. Приказов больше не было... А разве я неправильно рассудила? В Риме покамест нет никакой власти. Антоний за меня, я знаю. И этот Секст... А Лепид... никто и никак не зовут!.. Кто же будет против меня? Октавиан, конечно... Подождём...

Потом пришёл ещё один совершенно официальный документ, подписанный Антонием как триумвиром. Он предлагал, то есть он предписывал ей явиться срочно в Таре, в Киликию, для того чтобы объясниться, то есть она должна была объяснить, почему она нарушила условия договора... Она перечитала написанное дважды, призвала Максима, он прочитал вполголоса, и с обычным своим флегматическим выражением лица и говорения заметил, что, разумеется, она должна ехать! Она прислушалась к звучанию его простых слов. Слова звучали насмешливо. Она уже догадывалась. Быстро припомнила, собрала в памяти всё, что слышала о Марке Антонии, и уже почти догадалась!.. Но ведь и эта догадка могла оказаться ложной, неверной!..

Она взяла с собой неизменную Хармиану; поколебалась, но взяла с собой и Ирас. Аполлодора также взяла с собой. Приказала снарядить три корабля. Любимые красные паруса. Долго рассматривала себя в зеркало. Целую седмицу принимала ванны... ослиное молоко, морская вода, розовые лепестки, ключевая вода... Мазала лицо квашеным козьим молоком, душистыми мазями, приготовленными на терпком и сладком основании цветочных экстрактов... Каждый день отдавала своё тело голое в крепкие руки молчаливой бабы-банщицы, пусть мнёт, перекатывает, давит... Хармиана намазывала голое тело своей давней питомицы особыми снадобьями, почти жгучими, и тотчас смывала, так убирала волоски. Маргарита уже вся сделалась горячей, гладкой, свежей, упругой... Хорошо!.. Была бодра, весела. Смотрела таинственно и смешливо...

310
{"b":"813085","o":1}