Впрочем, великий Александр основал на своём воинском пути не одну Александрию — городá его имени. Но лишь одна Александрия сделалась великой, подобно давшему ей имя, — Александрия Египетская!

И теперь мы с вами легко могли бы обманывать себя и водить по улицам и площадям Александрии нашу маленькую царевну, Клеопатру-Маргариту, воспользовавшись описанием города, сделанным всё тем же сыном Галлии. Но прежде чем мы возвратимся к нашей милой девочке, которую держит за руку няня Хармиана, мы вновь предоставим слово любезному сыну Галлии. Потому что он любит этот город!..

«Александрия в последние века античности была огромным городом. Основанная по решению Александра в устье одного из рукавов Нила, на месте поселения рыбаков и пастухов, на перекрёстке морских, речных и наземных путей трёх континентов, она быстро становится универсальным складочным пунктом товаров, самым большим торговым городом мира и одновременно, по крайней мере на три столетия, культурной столицей эллинистической эпохи.

Архитектор-градостроитель составил общий план Александрии при жизни Александра. Это был человек, уже получивший известность смелостью своих концепций; его звали Динократ Родосский. Город был разделён им на четыре квартала двумя магистралями — одной, идущей с севера на юг, другой — с востока на запад, пересекающимися в центре. Каждый из этих кварталов носил название одной из четырёх первых букв алфавита. Главная магистраль (с востока на запад) имела по прямой линии семь тысяч пятьсот метров в длину, в ширину она имела около тридцати метров и была окаймлена тротуарами. Магистраль северо-южная разделялась на две широкие аллеи, отделённые рядом деревьев.

В четырёх прямоугольниках другие улицы, перпендикулярные и параллельные, были довольно узки (около шести метров). Древние города, в которых уличное движение было интенсивным только в праздничные дни, не имели нужды в широких улицах, а климат даже требовал узких улиц. Одной большой магистрали было достаточно для процессий...

Широко раскинувшийся город Александрия, занимавший к концу античности площадь около ста квадратных километров, был построен очень быстро и целиком из камня, что было большим новшеством. Для дворцов ввозили мрамор, которого нет в Египте. Царский дворец Птолемея, называвшийся Брухейон, был окружён садами. Чтобы заселить новую столицу, кликнули клич по всем странам эллинского мира, прибегли даже к принудительному переселению. Когда Птолемей Сотер взял Иерусалим, он переселил в Александрию тысячи евреев. Через пятьдесят лет после основания Александрия насчитывала, как говорят, триста тысяч жителей. Это был, конечно, самый населённый город мира. По-видимому, к началу христианской эры его население достигло миллиона человек. Тогда внутри своей четырёхугольной городской черты он стал расти в высоту: стали строить дома в несколько этажей, дома для сдачи внаймы, с отдельными квартирами, чего никогда не бывало в греческих городах. Мы знаем по мозаикам и по моделям из терракоты, что александрийские высокие дома, сдаваемые внаймы, своеобразные дома-башни, причём некоторые из них возвышались подобно небоскрёбам.

Чудом Александрии был её порт, а также её знаменитый маяк Фарос. Место, выбранное Александром, не являлось естественным и сколько-нибудь известным портом. Но македонянин увидел, что благодаря острову Фаросу, находящемуся в нескольких тысячах метров от берега, можно устроить великолепный порт. Остров соединили с берегом плотиной протяжённостью один километр, которая и разделила рейд на два порта. Первый, восточный порт имел вход, ограниченный двумя молами; он включал военный порт, арсеналы и верфи, а также личный порт монарха. Второй, западный, называемый Эвностос, что означает «Счастливого возвращения», был торговым портом. Два прохода, устроенные в разделявшей порты плотине, — два прохода с мостами для пешеходов над ними — позволяли кораблям проходить из одного порта в другой. Этот двойной александрийский порт сразу же был скопирован многими эллинистическими городами.

Что касается маяка, то это было творение строителя Сострата Книдского. Высотой сто одиннадцать метров (шпиль колокольни Лозаннского собора имеет семьдесят пять метров), маяк вонзал ввысь свою башню из трёх этажей, постепенно уменьшавшихся в объёме, один на другом. Фонарь был укреплён на восьми колоннах, подпиравших купол, под которым горел огонь из просмолённых дров. Говорили, что зеркала распространяли свет, усиливая его. Подъёмник позволял добираться до фонаря.

Маяк тотчас же был признан одним из семи чудес мира. Именно этот маяк подал арабам идею минарета...»

Западный порт, Эвностос, бухта Доброго причала... Брухейон-Брухион — кварталы царских резиденций, превратившиеся с течением времени в один большой квартал, заселённый в первую голову знатными греками. Но там, где знать, там и торговцы, и ремесленники... Сначала здесь располагались только государственные, царские мастерские, где изготовлялось многое, потребное для дворцового обихода. А после явились и частные лавки, и мастерские, работавшие уже не на царские дворцы, а на сам город, на потребу его жителей... Восток... Зерно, финикийский пурпур, миро и алоэ — приготовишь снадобье и будешь в семьдесят лет глядеться юной девушкой! А сабейский ладан, а смолы ароматные — пар — голова закружится — и ничего уже не захочется в этой жизни, только пусть кружится голова в сладостном духе восточных зелий... А что сказать о самом лучшем корабельном дереве — о ливанском кедре и египетской акации — по водам всей Ойкумены идут корабли... А ведь ещё и азиатское и нубийское золото, вавилонские ткани, ливийская слоновая кость, кипрская медь, опахала из страусовых перьев, чаши из скорлупы страусиных яиц, чудодейственные мази для ращения волос на голове и для уничтожения их же на теле, редкостные сладкие плоды и волшебные сирийские вина, киренский сильфий и жемчуг южных морей...

И всё это волшебство возят, изготовляют, продают и покупают обыкновенные люди, озабоченные своими повседневными делами насельники Александрии и её ближних и дальних окрестностей...

Иларион, купец, своей жене Алис, из Александрии в Фаюм:

«...Много приветов тебе. Знай, что мы покамест в Александрии. Не тревожься, если я задержусь в Александрии ещё, когда другие возвратятся. Я прошу тебя и умоляю, заботься о ребёнке. Как только я получу деньги, я тебе их перешлю...»

На улицах Брухиона встречаешь много женщин. Лица их открыты, они спокойно проходят мимо мужчин и даже не прикроют лицо краем плаща или концом головного покрывала. Египтяне, знатные, ведущие свой род от ближних придворных фараонов, называют между собой греческих женщин «развратницами»! Но нет, это не куртизанки идут, это порядочные женщины, жёны торговцев и состоятельных владельцев разных мастерских. И всё же лица их открыты и раскрашены красками, а волосы тоже окрашены золотой краской и завиты крупными локонами и уложены в причёски высокие с большими узлами на затылке. А поверх причёски круглая шапочка пёстрая, ковровая, ещё из тех, которые издавна выделывались в Лидии, ещё из тех, которые издавна любили носить гречанки; ещё Клеида, дочь славной Сафо^[591], просила мать купить ей такую шапочку. А в сильную жару женщины являются в остроконечных чудных шляпах с широкими полями. А как умеют женщины Брухиона драпироваться в разноцветные плащи, голубые, зелёные, розовые; как оборачивают плащи вокруг тела, чтобы изгибами и складками обрисовать, подчеркнуть стройность стана, пышность молодой груди... Служанка следует за госпожой, несёт скромно ларец с притираниями и красками для лица, для оживления губ и щёк... Хармиана жадным любопытным взором разглядывает нарядных красавиц. Ей, няне царевны, возможно выйти в нарядной одежде лишь в те дни, когда она свободна от пригляда за своей питомицей. А как редко выдаются такие дни! Разве могут служанки-рабыни заменить няню, избранную для царевны самой царицей Вероникой!..

Маргарита тоже смотрит на женщин Брухиона. Ей тоже хочется быть такой красивой, такой раскрашенной и нарядной. А более всего ей хочется быть такой взрослой, такой высокой, так закутываться в красивый плащ, и чтобы у неё были груди, как у больших женщин! Но сколько ещё до этого надо прожить дней! Сколько ещё придётся носить платье из коричневого, немного бугристого шёлка-бомбицина, который на острове Кос выделывают, а волосы ей будут заплетать в косички, то четыре, то семь косичек тоненьких. А маленькие мочки уже немного оттянуты золотыми серёжками, но разве такие серёжки ей хотелось бы иметь в ушах! Нет, не такие простые — колечками, змейками золотыми вьющимися, а вот такие, как у той красавицы, такие большие, с красными гранёными камешками сверкающими!..