— Ты слышишь меня, почтенный Рехмира?

Чати провёл кончиком языка по пересохшим губам.

— Слышу, твоё величество.

— Я предпочитаю говорить с чати, а не с каменной статуей.

«Каменной статуей!» Пожалуй, сейчас почтенный Рехмира не отказался бы от этой участи. Лучше быть каменной статуей, чем человеком из плоти и крови, которого можно избить плетьми и даже казнить. Что же так рассердило фараона, в конце концов? Уж не то ли, что Рехмира на свой страх и риск отважился приостановить строительство нового царского дворца в окрестностях Мен-Нофера?

— Так вот, если ты видишь меня и слышишь, если ещё не уподобился камню, отвечай: куда девались налоги, собранные твоими людьми в шести степатах земли Буто? Или, может быть, правитель Белого Дома ошибается, говоря о том, что в земле Нехебт в этом году засуха погубила все посевы? Отчего же случилось так, что Белый Дом, несмотря ни на что, оказался богат, а Красный беден?

— Твоё величество, засуха коснулась обеих земель, но в земле Буто пересохли многие каналы, в иных степатах новых не проводили много лет. В земле Нехебт дела с этим обстоят лучше. Кроме того, многое зависит от предусмотрительности правителей, от запасов зерна, от усердия начальников областей. Ты знаешь, так бывает всегда, твоё величество. Те степаты, о которых ты говоришь, пострадали более всего…

— Те самые, в которых расположены твои поместья? Значит, ты разорился, Рехмира?

Чати начал ловить ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Твоё величество, и мои закрома оказались пусты…

— Что-то непохоже!

— Мне едва удалось собрать урожай, я не знаю, чем буду кормить своих людей. Но все до последнего зёрнышка было отдано в закрома Великого Дома, я даже…

— Пожертвовал своим собственным благосостоянием, ты хочешь сказать?

— Это было бы для меня величайшим счастьем…

— И станет, если ты не вернёшь награбленное! Где подати с шести степатов?! По-твоему, находясь в походе, я не знаю, что творится в Кемет? Кстати, ты сказал мне, что не хватило золота и драгоценного дерева для постройки моего нового дворца. Не потому ли, что ими украсилась кровля твоего нового дома в окрестностях Хемену?

— Меня оклеветали, божественный фараон!

— Возможно. Но отчего в таком случае твои закрома ломятся от ячменя и пшеницы, а мои пусты? Не забывай, мне нужно кормить войско. И кстати, неужели истрачена уже вся пшеница, собранная с полей Мегиддо?

— Управляющий царским хозяйством…

— А также начальник закромов, хранитель скота и царских виноградников! Ты ещё, кажется, осмелился не разрешить строительство канала в третьем степате земли Нехебт, но зато распорядился провести канал в одиннадцатом степате земли Буто, как раз там, где располагаются твои виноградники! Много ли у тебя вина в этом году, достойный чати? Будет ли что пить при твоём погребении?

Помертвев, Рехмира повалился на пол, уткнувшись лбом в холодные каменные цветы. О прекрасная Ми, поистине, ты произвела на свет сына в злосчастный день, чёрный день для твоего возлюбленного господина! Если ему суждено остаться сиротой, то лучше уж было бы и не рождаться на свет. Чати будет казнён или заточен в подземелье, а его поместья, виноградники и сады перейдут во владение Великого Дома. Он попался глупо, как старый разбойник, который на своём веку ограбил немало гробниц и ради забавы запустил руку в складки одежды потрёпанного прохожего. Значит, фараону всё известно. С какой стати ему, злосчастному, померещилось, что воинственный фараон занят только войной и даже не подозревает, что творится в Кемет во время его отсутствия? Глупец! Глупость всегда вредна, но в некоторых случаях она может оказаться смертельной.

Тутмос встал, прошёл по залу, несколько раз обошёл вокруг распластанного страхом чати. Рехмира слышал этот тяжёлый шаг и, по совести сказать, боялся, что его ударят ногой, как собаку. Боялся, что просвистит в воздухе плеть и обрушится на его спину, и от этого тело совершало непроизвольные боязливые движения — чати корчился на полу, как раздавленный червяк. Во рту отчего-то было сухо и горько, а веки, сомкнувшись, упорно не желали размыкаться, чати предпочитал мягкую плавающую темноту, в которой изредка вспыхивали красные огоньки. И каменные цветы пахли гробницей.

— Поднимись, Рехмира. Когда я прикажу, ты поползёшь по пескам Великой пустыни, скованный цепью с другими преступниками. А пока что поднимись и слушай. Или ты не способен стоять на ногах? Тогда сядь на циновку. Дайте ему глоток ячменного пива!

Безмолвный слуга мгновенно исполнил приказание его величества, и чати, стуча зубами о край чаши, с трудом сделал глоток. Поистине, он предпочёл бы, чтобы в крепком тёмном пиве был растворен яд.

— Теперь слушай. Ты и сам понимаешь, что я оставлю тебя в живых не для того, чтобы любоваться тобой. Раз ты собирался так искусно обмануть фараона, значит, сумеешь обмануть и тех, чьи богатства нужны мне для содержания войска.

— Жрецов?!

— Не только их. Разве у местных правителей мало золота и пшеницы? Придумай ещё какую-нибудь засуху, почтенный чати, или обрушившуюся дамбу. В конце концов, урожай могут уничтожить стаи неведомых птиц! Надеюсь, ты понял меня?

— Понял, твоё величество.

— Даю тебе три месяца сроку. Если по истечении его я не увижу плодов твоих стараний, лучше будет, если твои почтенные предки возьмут тебя к себе в царство Осириса. Я не случайно спросил о количестве вина в твоих подвалах! Не вздумай бежать — тебя найдут. Я уверен, что ты справишься, хотя ограбить божественных отцов не так просто, как фараона, воюющего в Ханаане. Но смотри, чтобы никто не посмел упрекнуть Великий Дом в недостатке почтения к жилищам богов. Можешь поговорить кое с кем из верховных жрецов, они поймут, что выгоднее помогать мне, чем мешать. Только храм моего отца, великого Амона, должен остаться в неприкосновенности. Но главное — правители областей. Выпей ещё пива, Рехмира, твоё лицо всё ещё подобно лику, вылепленному неумелым скульптором из мокрой глины. У тебя есть время, хотя его и немного. Передай главному управителю царских работ, чтобы продолжали строительство дворца. Надеюсь, не по планам проклятого Сененмута они его строят?

— Твоё величество, этот человек был талантливым архитектором…

— Если мой враг будет искусным ткачом, ты прикажешь мне носить одежды, сотканные его руками? Пусть покажут мне планы других архитекторов, я сам просмотрю их. И кстати, повсюду ли изглажены имена Сененмута, Хаи и этого…

— Они остались только в гробницах, твоё величество, а последнего нет вовсе.

— Хорошо. И покончим на этом. И запомни, почтенный чати: обмануть фараона нельзя! Я уверен, что теперь ты будешь служить мне вдвое и вдесятеро усерднее, чем прежде, именно поэтому до поры до времени ты останешься на своём месте. Но берегись вызвать мой гнев вторично!

Этого фараон мог бы и не произносить. Перепуганный чати немедленно поклялся в сердце своём в несокрушимой верности Великому Дому, употребляя при этом такие страшные клятвы, каких не произносил за всю свою жизнь. На этот раз боги оказались к нему милостивы, и он вышел невредимым из покоев живого бога. Дома, у колыбели новорождённого сына, чати вознёс богам горячие молитвы, благодаря их за избавление от смертельной опасности. Рехмира немедленно дал новорождённому имя Аменхотеп^[557], хотя раньше намеревался назвать его Рамесу в честь покойного отца, и объяснил счастливой и встревоженной его видом Ми, что только что испытал силу великой благости царя богов. Вероятно, наивная Ми подумала, что её возлюбленный господин свалился в реку и чудом избежал крокодильих зубов — войдя во двор своего дома, Рехмира бросился к колодцу и опрокинул на свою пылающую голову целое ведро воды, так что теперь она ручьём стекала с его одежды, — или предположила, что на него налетела колесница, во всяком случае, бедной наложнице было невдомёк, что могущественный чати только что испытал жесточайшее разочарование в своём уме и ловкости. Пытаясь отвлечь господина забавным сопением младенца у своей груди, наивная Ми заметила, что её возлюбленный господин, должно быть, очень рад рождению сына и оттого утратил обычную свою внимательность и осторожность, имея в виду воображаемых крокодилов и колесницу. Услышав это, Рехмира нервно рассмеялся, чем поверг женщину в полное недоумение, и подтвердил, что она тысячу раз права, права, права! Покинув наконец изумлённую Ми и буяна Аменхотепа, который кричал во всю дарованную богами силу лёгких, чати уединился в своём рабочем покое, горько посмеиваясь над самим собой. Увы, фараон оказался вездесущим, хотя Рехмира и не предполагал этого. Как же сумел он узнать?..