Уже по всему лагерю шла резня. Кругом царили паника и смятение. Восставшие, отбиваясь, гибли сотнями.

Только в отдельных местах римляне встречали более или менее организованное сопротивление.

Спартанцу Клеомену удалось собрать вокруг себя около пятисот человек и оттеснить врага от боковых ворот, ныходивших к Аппиевой дороге.

Пока повстанцы отчаянно дрались возле ворот, Клеомен взобрался на сложенную из бревен сторожевую башню, чтобы осмотреться.

В это время совсем рассвело и глазам спартанца предстала страшная картина побоища.

Враг был повсюду. Клеомен увидел, что преторий полностью захвачен римлянами, что в центре лагеря — на квинтане^[440] и на прилегающих к ней боковых улицах — кипит беспорядочная битва, причем римляне наступают по квинтане с двух ее концов, зажимая в клещи отряды Дардана, Критогната и Вария.

Пробиваться к ним значило погибнуть вместе с ними. Тогда спартанец принял решение вывести из лагеря свой отряд и ударить римлянам в тыл со стороны главных ворот в надежде, что окруженные в лагере товарищи догадаются предпринять встречное наступление.

И Клеомен приказал своим воинам выходить из лагеря.

Около сотни храбрецов прикрывали отход отряда от яростно наседавшего врага. Они все погибли, но задержали римлян ровно настолько, чтобы Клеомен успел построить отряд в боевой порядок и повести его к преторским воротам.

Там римляне не ожидали нападения.

Клеомен яростно атаковал хвост колонны австикуланцев, еще не успевшей втянуться в лагерь. Под натиском восставших эта часть преторского войска пришла в расстройство, ряды его смешались и началось бегство.

Крики сражавшихся у преторских ворот были услышаны Барием, который находился с несколькими сотнями воинов из своего отряда на принципальной улице^[441].

Фрегеллиец собрал вокруг себя самых храбрых и ударом в сторону принципия и претория обратил в бегство комбультерийцев, расчистив себе дорогу к преторским воротам.

Вслед за Варием и его отрядом хлынула к воротам часть воинов из отрядов Дардана и Критогната.

Претор Лукулл наблюдал за ходом сражения с высоты холма близ Аппиевой дороги, находясь в самом центре излучины Вултурна, откуда он мог видеть все происходящее как в лагере, так и у стен Казилина, где трибун Рабулей со своими кампанцами вопреки всем ожиданиям встретил ожесточенное сопротивление.

Лукулл был встревожен, когда увидел, что мятежники, сражавшиеся в лагере, разорвали кольцо окружения и во множестве стали высыпать из главных ворот. Поэтому он спешно послал контубернала Фонтея Капитона в Казилин, чтобы поторопить дуумвиров сделать вылазку. Претор знал, что гарнизон Казилина насчитывал более восьмисот человек. Эти силы были сейчас как нельзя кстати.

Между тем восставшие продолжали вырываться из лагеря густыми толпами. Они выстраивались лицом к Казилину, где в непосредственной близости от его въездных ворот в это время кипел жаркий бой между плохо вооруженными строительными рабочими и превосходящими силами капуанцев во главе с военным трибуном Рабулеем.

Выбравшимися из лагеря повстанцами энергично руководили Клеомен и Варий.

В это время Дардан и Критогнат со своими воинами дрались в центре лагеря, но они находились в полном окружении врагов и силы их быстро таяли.

Ириней вывел из лагеря около полусотни всадников. С ним были Сатир, Думнориг, Астианакс и Багиен. Германец Сигимер пал в самом начале сражения. Мемнон, потерявший коня, бился в пешем строю в отряде Вария.

Клеомен повел своих бойцов во фланг и тыл отряда трибуна Рабулея, тщетно пытавшегося покончить с отчаянно сопротивлявшимися строительными рабочими.

В этот момент распахнулись ворота Казилина и оттуда центурия за центурией стали выбегать солдаты гарнизона.

Увидев это, Варий приказал своему отряду развернуться навстречу казилинцам.

Его воины спешно выстроились в боевой порядок, и в скором времени противники сошлись примерно в пятистах шагах от городских ворот.

Схватка быстро переросла в ожесточенное кровопролитие. Варий и Мемнон сражались бок о бок в центре, показывая товарищам примеры силы, мужества и бесстрашия.

Неистовый напор восставших заставил милицию Казилина, состоявшую наполовину из мирных жителей, обратиться в паническое бегство.

Но именно в это время общее положение разобщенных, оторванных друг от друга частей повстанцев стало безнадежным.

В лагере организованное сопротивление его защитников было сломлено. Отдельными группами мятежные рабы выбирались из него, ища спасения в бегстве. Некоторые из них пытались скрыться в прибрежных зарослях реки, но там их поджидали находившиеся в засаде капуанские добровольцы, посланные туда еще ночью префектом Гельвинованом.

Сам префект во главе большой и чем попало вооруженной толпы шел от Капуи, беспощадно избивая всех попадавшихся ему на пути беглецов.

Многие из восставших спасались вплавь через реку. Но и на противоположном берегу не было спасения — там носились всадники Кассия Сукрона.

Люди плыли, тонули, а те из них, кому удавалось переплыть на правый берег, становились добычей подстерегавших их врагов, которые немилосердно рубили мечами, пронзали копьями и расстреливали из луков пытавшихся бежать, остальных сгоняли в одно место, но таких было немного. Большинство предпочитало умереть от железа, зная, что пленных ждет позорная и мучительная казнь.

Только под самым Казилином еще продолжалось сражение. Клеомену удалось рассеять часть отряда Рабулея и соединиться со строительными рабочими, из которых в живых осталось не более четырехсот человек.

Но это был кратковременный успех. Со стороны лагеря на Клеомена уже двигалось более тысячи римских легионеров, самнитов и кампанцев. Вел их Гней Клептий, пылавший местью за пережитый позор плена и особенно за унизительный проход «под ярмом». Одновременно приводил в порядок свои расстроенные центурии и манипулы военный трибун Рабулей, намереваясь напасть на Клеомена с тыла.

Вскоре сражение закипело с новой силой. Обойденные с флангов и с тыла, Клеомен и его воины до конца сражались, проявляя невиданную отвагу. Никто из них не получил ран в спину, все погибли, раненные в грудь, сражаясь в строю лицом к лицу с врагами. Спартанец пал одним из последних, недешево отдав свою жизнь. Его, уже мертвого, легионеры в неистовой злобе рубили мечами и пронзали копьями.

Отряд Вария продержался немногим дольше.

Обратив в бегство казилинцев, восставшие, преследуя неприятелей, сами оказались рассеянными в беспорядке, а против них со стороны лагеря уже наступала, ощетинившись копьями, сомкнутая колонна под начальством центуриона Лигустина.

Ириней, увидев, что положение стало безнадежным, бросился со своей полусотней всадников навстречу нестройной толпе капуанцев, двигавшейся по Аппиевой дороге во главе со своим префектом Гельвинованом.

При виде несущегося на нее во весь опор конного отряда толпа раздалась в обе стороны, как перепуганное стадо овец. Дорога расчистилась, но во всадников со всех сторон полетели тучи дротиков и камней.

Из пятидесяти всадников прорваться удалось не более двадцати. Ириней первым упал с коня, насквозь пронзенный брошенным в него копьем.

Сатир, когда измученные кони стали замедлять свой бег, оглянулся и отыскал глазами Астианакса, Думнорига и Багиена.

Все трое были живы и невредимы.

«Пока из нашей храброй восьмерки мы потеряли Сигимера и Иринея», — подумалось ему, и он тяжело вздохнул, вспомнив о Мемноне. Мысленно он простился и с ним. Тарентинец хорошо представлял себе, в какое железное кольцо попали все оставшиеся под Казилином.

Но Мемнон в это время был жив и даже не ранен.

Вместе с Варием и приблизительно двумя сотнями бойцов он преследовал бегущих по направлению к городу казилинцев. Но, слыша свирепые крики римлян, наступавших с тыла, Мемнон с болью в душе понимал, что все погибло.

Преследуемые казилинцы, побросав оружие, со всех ног бежали к спасительно распахнутым городским воротам, и в голове александрийца внезапно сверкнула полубезумная мысль: а не ворваться ли на плечах противника прямо в город?