– А верите моему отцу? Ведь он был не я и не вы… И даже не из нашего времени.
– Не хочу, но, наверное, верю…
– Вы же знаете, что все можно оболгать?
– Да.
– Вы верите, что все можно опорочить?
– Наверное… Только непорочные люди не верят в это. Их, пожалуй, теперь уже нет…
– Что можно зло назвать добром? И наоборот?
– Я живу вместе с вами в одном времени. Поэтому верю. Но в добро в последнюю очередь…
– Все можно опошлить, принизить, утоптать?
– Еще бы! Мы и сами на это способны…
– Что все можно переиначить?
– До сегодняшнего времени, пожалуй, нет. Но учитывая Бабу-ягу…
– Вижу, вы во многое верите. Раз работаете здесь. Вам… Что подают, в то и верите? Как в ресторане. И не боитесь отравиться?
– Иногда побаиваюсь…
– Вы верите, что слишком много времени уходит на оправдание правды? Вы верите, что это время уже пошло?
Я посмотрел на часы. Время шло. Но время еще было. На наш разговор. И мне не хотелось его заканчивать. Потому что ко всему прочему существовала ослепительно-белая пижама. Хотя их столько на свете!
– Мой папа…
Яга запнулась.
– Разоблачать подлог он начал с нуля. Все нужно делать не с единицы, а именно с нуля. Ведь единица – это уже потом…
Я уже не просто мог представить голос ее отца. Я уже видел его. Так ярко, так отчетливо. Словно пять минут назад с ним расстался. Типичный профессор-фольклорист. Седой, бородатый. На носу немодные очки в роговой оправе. Но голос все равно был старше его лет.
– Я благодарен, что ты позволила… Позволила назвать мою девочку Яга. Это дело принципа.
– Я лишь позволила назвать ее Ядвига.
Маму я по-прежнему не видел. А возможно, мне было просто лень ее рисовать в своем воображении. Или моего воображения не хватало. Как в детстве не хватало цветных карандашей.
– Но ведь позволила… Ты же знаешь…
– Да, знаю. Я тысячу раз слышала эту историю. Тысячу раз слышала, что имя Яга – старославянское. И так называли многих девочек. Как теперь называют Катей, Галей, Верой. И что… Что она… Она первая организовала приют для бездомных детей…
– Первая, понимаешь, она первая это сделала! Яга! И дети ее очень любили! По сути, ее именем нужно было называть детдома! Во вселенском масштабе, историческом…
– Ну и что? В истории масштабы, особенно вселенские, легко изменяются и заменяются. А потом все века ее именем детей пугали! Не будешь слушаться – в приют! К Яге!
– И это справедливо?
– Не знаю… Нет, конечно… Но фразеологизмы… Устоявшиеся выражения. И их бесспорность… Разве что-то можно изменить?
– Если бы нет… Все так думают, что нет. У всех одна философия. Нет, скорее психология – раз так случилось, то альтернативы нет. И изменений тоже. Хотя… Всю жизнь и изменяют, и переворачивают. Можно, и я хоть раз что-то изменю и переверну?
– Только кто это поймет и услышит?
– Не знаю. Сегодня нет. Но если слово вброшено… Если мысль посеяна… Они же этим и руководствовались… Словом… Мыслью… Я буду действовать их же методами…
– Про Бабу-ягу?
– Она всего лишь начало. Начало тому, почему все перевернуто. И почему никто, никто в этой жизни не хочет перевернуть все назад? Вернее, поставить все на свои места…
Я встряхнул головой. И родители Яги мгновенно исчезли. А сама Яга сидела на кровати, поджав по-турецки ноги. Ее круглое лицо покрылось красными пятнышками. А волосы, казалось, порыжели еще больше. А возможно, просто наступал осенний рассвет. И Яга вот-вот должна была впустить к себе в палату солнце.
– Вот так, доктор. Папа даже написал докторскую, и даже защитился. Но многие, очень многие обвиняли его в ненаучном подходе к теме. Хотя уверена, он на все сто был прав!
Она на секунду замолчала. И продолжила:
– Когда-то давным-давно жила милая и обаятельная, умная и образованная женщина по имени Яга. Да, еще и очень одинокая. Она была богатой. Даже стильной, как сказали бы сегодня. Она носила красные сапожки с золотой вышивкой. Но у нее не было детей. И она решила организовать для всех обездоленных ребятишек детский приют. Так у нее появилась настоящая семья. Слава о ней пошла по всей округе. О ее щедрости и красоте. Щедрость сделала ее еще красивее. И вот злобные и завистливые мамаши, не раз ловившие любопытные взгляды своих мужей в сторону Яги, стали потихоньку ее травить… Так и пошло. Ягой пугали детей. В тридцать с лишним лет ее обозвали Бабой-ягой с костяной ногой. Придумали, что нога у нее не настоящая, деревянная, поэтому она всегда в сапогах. Это уже для своих мужей… И пошла гулять дурная слава. Приют закрыли. А Яга умерла в нищете. Есть даже версия, что ее убили… Вот так ее отблагодарили за сделанное всем добро… Это хорошая слава быстро забывается. А дурную славу не остановить. Причем со временем она обрастает еще более страшными подробностями. Так для Яги придумали избушку на курьих ножках. Возможно, прообразом послужил ее детский приют. И что она в этой избушке деток в печи запекает. И прочее, и прочее… И эти все выдуманные фольклорно-исторические гадости мой отец хотел разоблачить. Вывести завистников на чистую воду… Через столько-то веков!.. Ему это, конечно же, не удалось… Мой отец был романтик. Возможно, немножко донкихот. Но даже он не пошел до конца. В паспорте я всего лишь Ядвига. Немецко-польское имя – пожалуйста! А старославянское – увы…
– И слава богу, – вздохнул облегченно я. – Это хоть и красивая легенда, но все же легенда. А если даже и нет… Знаете, возможно, в любом случае Бабе-яге повезло. Мало того что ее имя на века вписано в историю. В истории обязательно найдется человек вроде вашего отца, который попытается восстановить историческую правду. И даже если эту правду узнают немногие, все равно она тоже останется на века. Вот – даже научные труды уже пишутся… Глядишь, и роман появится, и фильм, и картина. А если еще они будут созданы гениальными художниками?
– Вы считаете, что и Мюнхгаузену и Сальери тоже повезло? Из первого сделали посмешище, из второго – злодея. А если это не так?..
– А если так? Даже если и не так. Кто бы сегодня знал какого-то ничем не примечательного барона-выдумщика и средней руки композитора?
– Вы считаете, что дурная слава – тоже слава? Не важно какая, лишь бы была?
– Слава богу, я так не считаю. Просто спорные имена в истории всегда вызывают спор. А это уже немало. Впрочем, гораздо больше я верю в таланты. А ошибки в истории случаются крайне редко.
– Вы оптимист. А на мой взгляд, вся история состоит из ошибок. И мы на этих ошибках учимся. Это я в буквальном – плохом – смысле слова.
– Умные люди понимают и настоящую историю, и исторические ошибки. Но это уже отдельный разговор… А действительность такова, что вас сегодня выписывают.
Ядвига вздохнула. Мне так хотелось вздохнуть вслед за ней. Вздохи, как и зевота, заразны. Но я удержался. Мне не захотелось демонстрировать свое печальное настроение. Возможно, потому, что ее звали Яга. Она была рыжеволосой. И спала в белой пижаме.
– Вы собирайтесь, Ядвига. Ну, хорошо, хорошо, Яга, – тут же поправился я, уловив ее протестующий жест. – Я подготовлю документы к выписке, а вы после завтрака ко мне зайдите.
Ядвига вскочила с постели и подбежала вплотную ко мне. И сжала мой локоть. Словно прощалась со мной. Это уже никуда не годится! Не хватало, чтобы пациентка прощалась с врачом, умываясь слезами. И обнималась при расставании…
Я резко развернулся. И направился к двери.
Солнечный луч скользнул по моей руке. Словно хотел на прощание пожать мне руку. Я бы хотел ответить ему тем же. Но я не умел пожимать руку солнцу. Возможно, это умела Яга. Не зря у нее такое волшебное имя. Не зря она умеет подчинить себе даже солнце. Мне же оставалось только вздохнуть. Я не выдержал и сделал глубокий вздох…
В кабинете меня ждал Валька Лис. Он нервно шагал взад и вперед. И его очки тревожно сползли на кончик его толстого носа.
