Ами шла к опушке в задумчивости.

Свет был хмурый, но внутри, кажется, начало восходить светило надежды. Кантинка досадливо отмахнулась от него.

«Закатись, пожалуйста, обратно в болото. И больше не показывайся. Сколько раз ты так делало внезапно, даже когда чудилось, что я иду к успеху. Сколько раз у меня появлялась эта напрасная надежда…»

…Однако, новости были интересные…

Храмы Прайма, Омилла, Кантина и Зета обменивались служаками.

«Для улучшения налаживания связей и упрощения взаимодействий», написано в общем послании. Ну… Весьма расплывчатая формулировка, что сказать.

Но, начхать совершенно, если тебя выбрали представительницей от кантинского Управления. И предстоит отправиться в Омилл.

Неплохо! Мягко говоря…

И совершенно обифрительно, когда ты готова отправиться куда угодно, лишь бы не оставаться здесь.

Что Ами помнит про Омилл со времени последней своей командировки?

Довольно‑таки спокойно, нарушений порядка немного и штат храмовых служак невелик. Занимаются те, преимущественно логистикой, проверкой и учётом проходящих через город грузов и патрулированием местных лесов на предмет того, не потерялся ли кто и не попал ли в какую передрягу… Как‑то так. Скучно. Но всё веселее, чем привычные земельные споры и учёт продовольственных отправок в караванах.

…Обмен служаками, значит. Кто‑то из этих бедолаг попадёт сюда. Хотя, для многих не такая уж это и большая проблема. Есть даже такое понятие «простая жизнь», в поисках которой люди со всего материка приезжают в Кантин. Жить вольно, построить свой большой дом посреди огромных просторов полей, работать на себя на собственном участке земли, ни от кого не зависеть, выращивать себе еду, сытно кушать, любоваться природой на закате светил, крепко спать после трудового дня, общаться с такими же простыми прямодушными работягами, ничего лишнего…

По‑крайней мере, так это выглядело в теории. Амина жизнь и близко не напоминала эту книжную идиллию. Она отлынивала и от строек, и от сборов урожая, и от общения. Жизнь здесь для неё никогда не была «простой».

Может, для кого‑то это и было хорошей идеей после перенасыщенного событиями существования. Но для родившейся здесь и уже наевшейся досыта этой «простотой» и предсказуемой размеренностью молодой активной Ами, это и было самой настоящей «сложностью».

Помимо внешних конфликтов, её раздирали многочисленные внутренние. Избыток «покоя» тоже делает с людьми страшные вещи. Особенно с теми, кто ещё не готов к нему, не накушавшись вдоволь всякого рода беспокойств, спасительно отвлекающих тех, кто не готов ещё затихнуть и наблюдать за тем, как из глубин души начинают всплывать на поверхность живущие там хтонические чудовища…

Вероятно, амина «замена», которая прибудет из Омилла, будет чем‑то похожа на саму Ами, что любит курьерскую работу, не брезгует оперативной и знает не только родной кантинский язык.

Впрочем, нетрудно знать самые ходовые: кантинский, омилльский, зетский и праймский, они настолько близки, что непонятно, как изучение языков вообще может для кого‑то стать проблемой.

К кантинскому праймский ближе всех. Язык изгнанных ведьм не сильно отошёл от изначального. Различия были только в ряде слов и их произношении и употреблении. И они так же велики, как с прочими языками, и не так велики, как это хотели показать кантинские, всем своим видом при любом удобном и не очень случае демонстрируя, что совершенно не понимают речь пришлых.

«Неужели эти глиноголовые не могут говорить нормально! Зачем так глупо каверкать наши слова. Звучит идиотски.» – картинно возмущалась тётка.

В юном возрасте увлекающаяся Амелия, по своему печальному обыкновению, будучи не в состоянии выбрать один язык и занявшись изучением всех сразу, начала путать их, неосознанно переключаясь с одного на другой, что вызвало очередной шквал насмешек. Ами и без того считалась довольно странной.

…Пришлось предпринять некоторые усилия, чтобы говорить в результате только на кантинском…

Правда, для неродных языков её произношение оставляло желать лучшего, потому как, она учила она их по книгам, которые смогла отыскать в библиотеке лишь благодаря своей настойчивости и заметкам матери, приближаться к которым ей было запрещено. Но её упорство опять же сыграло свою роль и здесь.

Тогда на сцену вышла ещё одна трудность. Практиковаться было негде и не на ком. Пришлые появлялись в недружелюбном по отношению к соседним ведьмовским городам Кантине, по понятной причине, нечасто. Потому Амелии пришлось подрасти, поступить на службу в кантинское Управление Порядка и дать себе возможность продолжить самообучение, курьеря между городами и сопровождая торговые караваны, напрашиваясь на службе во все возможные командировки. Что было единственной из её инициатив, к которой начальство отнеслось с энтузиазмом. Потому как желающих отрываться от родных полей, тащиться невесть куда через голод и отсутствие комфортных условий и ещё и тратить драгоценное время на такую ерунду, как изучение этих идиотских исковерканных наречий этих поганых «эон‑бы‑не‑видеть‑их‑рожи» ведьм, было, мягко говоря, немного. Вернее, таких желающих не было практически совсем.

И сейчас. Теоретически. Вроде бы. Есть возможность на пол большого цикла отправиться с восторгом завистливо и с любопытством смотреть вблизи на жизнь таких интересных и притягательных для Ами «поганых ведьм», и совершенствовать свои языковые навыки в Омилле.

«Ага. Мечтать не вредно… Опять ничего не получится. Сколько раз уже такое было, что вот‑вот всё наладится, и… мешок дырявый и упыриные болота, а не улучшение ситуации… Наша судьба та ещё садистка‑юмористка.»

Мечтать полезно!

Особенно когда жизнь сжала тебя так, что не получается даже пошевелиться и ничего другого, кроме как мечтать, не остаётся. И если уж мечтать по полной…

То почему бы сразу не о Прайме.

…Прайм. Ами зажмурилась.

Шикарный, восхитительный город казался ей идеальным местом для начала новой жизни. От него всегда веяло чем‑то, обещающим осмысленное, перспективное и интересное существование, способное обеспечить её достойное будущее.

Перспективы широкие, как незабываемый вид со скалы, на которой находился город, на бескрайний океан, на столь же бесконечное и прекрасное бездонное небо над ним. Всё это давало опьяняющее ощущение свободы в этом невероятном уголке материка. Говорят, в холодный сезон, если не было облаков и тумана, с этой возвышенности материк от Пустошей и почти до Зета был виден так хорошо, что хоть карту рисуй… Многие, что могли поймать этот редчайший момент, наверняка и рисовали.

Чтобы увидеть всё остальное, надо было спуститься с этих головокружительных высот и отправиться в Северные Пустоши за высокие холмы до Йулля или Эльфийского Леса, дойти до Зета заглянуть за гору Омилла, пройти сквозь Большой Лес.

Но даже если не ходить далеко, Прайм – это место, где можно достать много‑много информации обо всём, что угодно, не покидая города. Практически, можно сказать, что это такой большой Архив.

Неизвестно, кто были более жадными до знаний – праймские академические ведьмы или Ами, но у первых, в отличие от неё, была именно она – информация, кропотливо собираемая ими из всех возможных источников и стекающаяся вкусными широкими потоками именно в него – Праймский Центральный Архив. В Королевские и Университетские Библиотеки.

Знания здесь были воистину силой и богатством.

Прайм был не только местом получения сведений научно‑технического и ведьмического характера, но и большим рынком торговли разведданными со всего материка.

Этим занимались и крупные околомонаршьи организации, типа Агентства ОСД, и влиятельные учёные и придворные семейства, мелкие конторы и частные разузнающие… Все, кто могли. Все стремились что‑то разыскать, разузнать, сделать открытие, извлечь из этого какую‑то пользу… Разумеется, здесь не обходилось без интриг и раздоров конкурирующих.