– Я помню, – сказал Вонвальт, рассеянно кивая. – Значит, нам в эту сторону. Хелена, не отставай!

Вонвальт ходил быстро. Такая у него была привычка. Учитывая, какими способностями и какой властью он обладал, как себя держал и какие знаки отличия носил, сэр Конрад, как правило, привлекал много внимания. Подданные императора были суеверны, и за нами, куда бы мы ни пошли, почти всегда увязывались последователи. Некоторые жаждали правосудия – такого, какое Вонвальт не мог свершить; другие хотели, чтобы он с помощью своих сил позволил им поговорить с близкими, которых они потеряли. Кого-то он просто пленил одним своим видом. От Вонвальта исходило нечто потустороннее, и некоторые люди поддавались этому сильнее других. Они сбивались в разношерстную толпу, которая следовала за нами, как маркитанты за армией. Обычно они держались в двадцати-тридцати шагах за нами и брели следом, кто-то с трепетом, а кто-то будто зачарованно. Проведи мы в доме еще какое-то время, то нашли бы на пороге различные безделушки, оставленные в качестве подношений: цветы, свечи, статуэтки идолов. Вонвальт уже давно привык к этому; я даже сомневалась, что он вообще их замечал. А меня и спустя два года это все еще приводило в замешательство.

Нам повезло, что Долина Гейл была торговым городом и ее лорды и состоятельные торговцы ходили по улицам, демонстрируя все свое богатство. Благодаря этому Вонвальт выделялся не так сильно, как обычно. Тем не менее шли мы быстро и решительно.

Здание городской стражи находилось в южной части города. Долина Гейл, как и большинство городов Империи, традиционно делилась на районы по гильдиям. Здание стражи располагалось в районе, посвященном поддержанию правопорядка, а это означало, что оно стояло на одной улице со зданием суда и городской тюрьмой. Здание стражи было двухэтажным, с фахверками из темного дерева и чрезмерным количеством решетчатых окон на фасаде. Пара больших труб изрыгала в ледяной воздух черный дым. Перед зданием располагался острог, который пустовал благодаря амнистии в честь праздника Зимних Холодов.

Мы миновали худощавого, измученного на вид стражника и вошли внутрь. Вонвальт сразу же решительно направился к столу дежурного, заставив скучавшего за ним сержанта вздрогнуть и выпрямиться.

– Я – сэр Конрад Вонвальт, Правосудие из Ордена магистратов Империи, – объявил он.

– П-правосудие Императора? – запинаясь, сказал сержант и поднес руку ко лбу. Он несколько раз молча открыл и закрыл рот. – Я… Я слышал сплетни, но не поверил им. К нам уже несколько лет не заезжал никто из магистратов. Вы приехали по старой Хаунерской дороге?

Вонвальт вздохнул.

– Я желаю поговорить с сэром Радомиром.

– Д-да, конечно, – сказал сержант. – Я попрошу одного из парней его позвать.

– В этом нет необходимости, – сказал Вонвальт. – Он наверху?

Сержант сглотнул.

– На верхнем этаже, милорд. – Казалось, ему стало неловко. – Сэру Радомиру… не понравится, что его беспокоят. Будет лучше, если я вас представлю.

Вонвальт скупо улыбнулся.

– Не утруждайте себя, сержант, – сказал Вонвальт. – Он не станет возражать, что его беспокою я.

Мы поднялись по скрипящим ступеням. Несколько дюжин свечей освещали нам дорогу – некоторые были восковыми, но большинство из свечного жира. Поскольку на мне была теплая шерстяная одежда и плотный плащ, мне быстро стало жарко. Комнаты сэра Радомира находились на верхнем этаже, и их было легко опознать по надписи «Шериф», намалеванной на двери по-саксански. Вонвальт громко постучал.

– Я же сказал, чтобы меня не беспокоили, – раздался за дверью суровый голос.

– Именем Императора, откройте эту дверь, – громко сказал Вонвальт.

Я услышала приглушенное: «Кровь Немы», затем звук шагов. Засов был сдвинут в сторону, и дверь распахнулась. Из комнаты пахнуло теплым воздухом, пропитанным алкогольным перегаром и дымом от очага.

– А вы, должно быть, Правосудие, о котором мы все столько слышали, – скалясь, произнес сэр Радомир. Он был высоким, ростом с Вонвальта, имел суровый, худощавый вид и короткие волосы с проседью. Его лицо уродовало багровое родимое пятно, похожее на винную кляксу. На нем были белые короткие штаны и синий с желтым дублет, а на поясе висел короткий кинжал.

– Да, это я, – ответил Вонвальт, неприязненно глядя на него.

– Вижу, лорд Саутер поспешил доставить вас в город.

– Так и есть.

Повисла пауза.

– Я – занятой человек, Правосудие, – нетерпеливо сказал сэр Радомир.

– В таком случае вы будете рады, что я не займу у вас много времени.

Снова пауза. Руки сэра Радомира были связаны, как и у всех, кто сталкивался лицом к лицу с имперским Правосудием, – и, как и многим другим, ему это совсем не нравилось. А еще, как и все, он побаивался способностей Вонвальта. Даже в столь крупном и развитом городе, как Долина Гейл, было трудно не верить бабушкиным сказкам и глупым сплетням, которые преследовали Правосудий повсюду, как облако тлетворных испарений.

– А эти двое кто? – спросил сэр Радомир, указав на нас подбородком.

– Мой пристав, Дубайн Брессинджер, и секретарь, Хелена Седанка.

– Грозодец и толка, – презрительно оскалившись, сказал шериф.

– И что с того? – резко спросил Вонвальт.

Сэр Радомир ткнул себя в грудь большим пальцем.

– Я два года сражался с толцами в Марках.

Вонвальт демонстративно оглядел меня, затем снова перевел взгляд на шерифа.

– Моего секретаря еще не было на свете, когда Рейхскриг достиг Мулдау, сэр Радомир. Или вы просто боитесь девятнадцатилетних девушек?

Шериф пожал плечами, не отвечая на колкость.

– Сэр Радомир, – сквозь стиснутые зубы процедил Вонвальт. – Я осознаю, что моему присутствию в Долине Гейл могут быть не рады. Однако я здесь для того же, для чего и вы, – чтобы вершить правосудие.

Сэр Радомир наигранно вздохнул. Он еще немного потянул время, а затем смилостивился.

– Ладно, входите… пока все тепло не выпустили.

Мы прошли в его комнату. Она была на удивление хорошо обставлена, с дорогой на вид деревянной мебелью, большим, лишь чуточку цвелым ковром и чугунным очагом, в котором пылала большая груда дров. Такая обстановка совсем не подходила сэру Радомиру, который, судя по всему, вышел из самых низших сословий. Мне стало интересно, что у него за прошлое и как он стал дворянином.

Жара была невыносимой; мы сняли плащи и сели у письменного стола напротив сэра Радомира.

– Лорд Саутер места себе не находит из-за гибели леди Бауэр, – сказал шериф. Он указал на пару оловянных кружек, хотя на столе стояло вино. – Эля хотите?

– Нет, благодарю, – сказал Вонвальт. – Лорд Саутер был близок с семьей Бауэров?

– Лорд Саутер близок со всеми, кто может сделать его богачом, – сказал шериф, хотя, похоже, сразу же пожалел о своей прямоте. – Что объясняет, как у него вообще получалось терпеть леди Бауэр. Приятным ее общество трудно было назвать. – Он снова вздохнул, поднял свой кубок и сделал большой глоток вина. – Позвольте говорить с вами начистоту, Правосудие.

– Боюсь, вы уже начали, – сказал Вонвальт.

– Когда-то леди Бауэр была замечательной женщиной. Затем ее сын умер от оспы, а дочь ушла в монастырь, и она изменилась. Ее характер изменился. Она стала меланхоличной и вспыльчивой. Теперь, когда она мертва, люди станут говорить о ней много хорошего, но, видит Нема, менее приветливую даму нужно было еще поискать.

Брессинджер встрепенулся. Вонвальт быстро сказал:

– Утрату ребенка вынести непросто, нет судьбы более жестокой. Вы не можете упрекать ее в этом.

– Это я понимаю, – отмахнулся сэр Радомир. – Но тут было что-то другое. Даже не знаю. Казалось, что дело не только в утрате. Ее мысли что-то занимало, и не только горе.

– Что вы имеете в виду?

Сэр Радомир немного подумал.

– Нет. Не знаю. Назовите это чуйкой законника. Я так и не смог разобраться, что тогда произошло. И, наверное, уже никогда не разберусь, раз она умерла. – Он тяжело вздохнул. – Дрянное дело, когда убивают благородных дам, – понимаю, что ничего более очевидного вы, скорее всего, не слышали.