Снова двинулась вверх по лестнице.

На третьем этаже два читальных зала, директорский кабинет, бухгалтерия. Свет приглушен: начальство допоздна сроду не сидит. Надя – зачем-то на цыпочках – взлетела вверх. Холодней с каждым шагом. Если это окно, то распахнуто настежь. И всхлипы все отчетливее.

Митрофанова замедлила шаг. Как раз сегодня из фондов вывели очередную порцию некондиции – книги с плесенью, вырванными страницами или совсем невостребованные. Логично вроде без сантиментов отправить на свалку, но старшее поколение вздыхало: жаль. Иные тома – тот же Ленин – многие десятки лет в историчке прожили. Может, привидение их оплакивает и сейчас врежет ей? За то, что в ящики складывала никому больше не нужных писателей из соцлагеря и пособия по философии марксизма?

«Фу, Митрофанова, что за дичь тебе в голову лезет?» – оборвала себя. И решительно двинулась на всхлипы.

Божечки мои! Огромное окно в холле между читальными залами распахнуто настежь. А на подоконнике – к ней спиной, ногами наружу – сидит женщина. В кофточке, хотя на дворе холодина: бабьего лета в этом году не получилось. Третий высокий этаж старинного здания. Высота – метров пятнадцать минимум.

Свет тусклый, только дежурные лампочки.

– Эй, – вскрикнула Надя, – ты что там делаешь?

Девушка вздрогнула. Обернулась резко. Выкрикнула:

– Не подходи ко мне!

Сумрак и дождь размыли очертания, но Митрофанова ее узнала. Юлия. Постоянная посетительница зала всемирной истории и почти что приятельница. Но как она оказалась здесь? Вроде бы отправилась вниз вместе с другими читателями, когда зал закрывался, Надя сама видела.

…В череде ветреных аспиранток и полусумасшедших ученых Юлия Ласточкина резко выделялась. Читатели в научном зале часто выглядят странно: у молодых ученых дам синие волосы, пирсинг, у пожилых джентльменов толстовские бороды в крошках. Юля в их ряду белая ворона: юбка, каблучок в пять сантиметров, волосы всегда аккуратно собраны. А под скромными одежками – безупречных пропорций фигура. Если измерить параметры, несомненно, получатся пресловутые девяносто-шестьдесят-девяносто (талия даже меньше). Плюс лицо фарфоровое, черты точеные, волосы золотистые, губы соблазнительно пухлые. Студенты застывали соляными столпами. Пожилые гении посвящали стихи. Юля принимала поклонение с достоинством и милой улыбкой, но даже до минимального кокетства не снисходила. «Извините, я сегодня занята», – и весь разговор. Особо настойчивым и наглым объявляла прямо:

– Вы мне не интересны.

Где-нибудь в трущобах новых микрорайонов за такое можно и в глаз получить, но интеллигентные посетители библиотеки терялись и отступали.

Надя красотку, несчастливую в личной жизни, жалела. Почти что по-матерински. Тем более что и Юлечка к ней тянулась. Если никого у стойки, всегда болтали. Чай вместе пили несколько раз.

Надя пыталась тактично вразумить, что так можно и пробросаться. Подлецы в библиотеку априори не ходят. Из читателей историко-архивной уже девять пар в ЗАГСе побывали – и все живут счастливо.

Юлия лишь виновато разводила руками:

– Никто не нравится. А пустых отношений я не люблю. И вообще мне с людьми тяжело.

Надя себя даже слегка виноватой чувствовала. Сама – при мужчине (да каком!). А Юля – ангел! – одинока.

Ведь реально вообще без изъянов девушка.

Волосы всегда шелк, лицо без единого пигментного пятнышка.

– Ты к косметологу ходишь? – выпытывала Надя.

– Нет, – в смущении улыбалась Юлия. – Просто генетика хорошая. И образ жизни правильный.

Красавица ни единого вечера в жизни не провела в алкогольном угаре или табачном дыму. Ошибок молодости вроде перепоя на вечеринке совершать даже не пыталась. Работала дома: переводила с романских языков. Для души – книги, для насущного хлеба – скучные деловые тексты. А в качестве хобби вела в социальных сетях канал по истории психологии, ради него и торчала в библиотеке.

Надя и начальница зала Всемирной истории любили иногда пообсуждать посетителей. Однажды даже заключили на Юлю пари. Умудренная жизнью руководительница утверждала: останется бедняга в старых девах, несмотря на всю свою внешнюю привлекательность.

– Мужику дьявольщинка нужна. Огонь адский в глазах. А она безжизненная совсем.

Митрофанова же считала, что это вопрос времени. Просто не встретила еще мисс Совершенство своего принца.

И в итоге оказалась права.

Пару месяцев назад в зал всемирной истории явился красавец. Чуть за тридцать, курчавый, мужественный. Царственная посадка головы и выворотные стопы выдавали балетного. В отличие от сдержанной Юлии, сразу всех обаял. Смущенной его великолепием Наде объявил: академия балета (где он помощник ректора) восстанавливает к выпускному вечеру балет на музыку Сергея Прокофьева «Классическая симфония». Ему нужен максимум информации по последней постановке Юрия Посохова в 2010 году для театра в Сан-Франциско.

Не совсем их профиль, но все, что имелось в Ленинке, великолепный мужчина по имени Феликс уже изучил.

Юлия (обычно, если уж получила свои книги, сидит словно мышка) подошла к библиотечной стойке ровно в тот момент, когда помощник ректора с истинно театральной экспрессией уверял Надю: теперь именно в ее руках будущее российского балета.

– Прошу вас, подберите все, что возможно, по моей теме! Сколько можно терзать публику бесконечным «Маршем суворовцев» или гран-па из «Пахиты», когда…

Оборвал речь на полуслове. Уставился на Юлию. Замер.

Та мило улыбнулась:

– Вы ведь Феликс Шарыпов? Я видела вас в «Корсаре».

– А вы, вероятно, Одиллия, – парировал красавец. – Только откуда? Из Ковент-Гардена? Метрополитен-опера?

Надя внутренне усмехнулась: у нее, несомненно, появился шанс выиграть пари.

В воздухе сразу заискрило. Молния, финский нож, как говаривал классик. Всегда спокойное, фарфорово-бледное лицо Юли покрылось румянцем. Феликс уверенно взял ее ладонь. Прижал к губам. Она противиться даже не попыталась.

Но своего телефона не дала.

Феликса отказ только раззадорил. Мгновенно забыл про «Классическую симфонию». Умчался. Через час явился снова – с охапкой лилий.

Вручил букет. Уверенно предложил:

– По бокалу шампанского?

– Спасибо. Я не пью.

– Тогда кофе? Здесь есть рядом очень милое заведение.

– Нет-нет. Не сегодня.

Он посмотрел озадаченно.

Надя сочла своим долгом вмешаться:

– «Не сегодня» – это для Юли огромный прогресс. Обычно она просто всех посылает.

– Тогда я обнадежен, – широко улыбнулся Феликс.

Первое свидание у пары так и прошло – за библиотечным столом. Посередине букет из лилий (вазу пожертвовала Надя). Юля с книгой. А Феликс даже не притворяется, что читает, – откровенно глазеет.

Теперь помощник ректора ежедневно являлся в историко-архивную. Приносил цветы. Пирожные (обычно доставались Наде). Строгие краски Юлиного лица с каждым днем становились ярче. Дикарка училась кокетничать и слать манящие улыбки. Великолепный Феликс больше не пытался обаять весь мир и сосредоточился исключительно на своей богине.

Даже известная вздорным нравом начальница зала признавала:

– Обычно чужому счастью завидуешь, а на них смотришь, и душа радуется.

Феликс не смог вовлечь Юлию в любимый им вихрь светской жизни. Иногда сподвигал разве что на кофейню или поход в театр. В основном рядышком в читальном зале сидели. Она делала вид, что вся в своих книгах, но украдкой поглядывала. А он откровенно глаз не сводил.

Любая бы современная пара дождалась максимум третьего дринка – и в койку, благо оба семьями не обременены. Но Юлия честно призналась Наде:

– Ты не думай, я не настолько несовременная, чтобы только в брачную ночь… Но мне очень страшно… что потом просто все кончится.

Митрофанова тоже опасалась: вертопрах (как называла его начальница) получит свое и бросит бедняжку.

Явно же: и молодые балеринки, и зрелые гранд-дамы в очереди к нему стоят. А покорить неприступную Юлю – что-то новое. Челлендж.