Темнело. Ветер дул с востока, с горной гряды, по которой проходила гэризонско-рейзская граница. Луны не было видно. Несколько звезд тускло мерцало на горизонте, но вскоре и их затянуло облаками.

Никто не произносил ни слова. Они сидели вокруг костра, хотя ночь в общем-то была теплая, и то и дело жадно прикладывались к оловянной фляге — ее молча передавали из рук в руки. Как только отряд остановился, все, кто мог ходить, не сговариваясь, принялись собирать дрова для костра, и поэтому он получился широким и высоким.

Райвис переводил взгляд с одного лица на другое. Наемники сидели рядом с рыцарями, простые лучники рядом с благородными господами, в мягком свете пламени все они казались одинаковыми. Страх сблизил всех, от страха под глазами залегли тени, а вокруг ртов обозначились резкие морщины. Умом они понимали, что гонцы вряд ли отправятся в погоню, но все равно боялись. Райвис участвовал во многих кампаниях в дюжине стран, но ни разу не сталкивался ни с чем подобным. Люди боялись не зря. Он и сам испугался. Гонцы не были созданиями Божьими.

Вглядевшись, за пляшущими языками пламени Райвис различил фигуру Кэмрона. Тот взял на себя заботы о Броке Ломисе. Брок потерял много крови, и Райвис сомневался, переживет ли он ночь. Но Кэмрон, похоже, не допускал, что его подопечный может умереть. И если время и уход что-то значат, с каждой минутой у рыцаря появлялось все больше шансов увидеть рассвет.

Кэмрон почувствовал, что за ним наблюдают, обернулся и встретился глазами с Райвисом. Они долго молча смотрели друг на друга, а потом Райвис кивнул, передал фляжку соседу, поднялся и, обойдя костер, подошел к Кэмрону. Им было что обсудить, и хотя больше всего на свете Райвису хотелось напиться вместе с солдатами, он знал, что больше пользы принесет им, оставшись трезвым. Райвис не придавал значения многим вещам, которые казались важными другим, но он твердо знал, что несет ответственность перед своими воинами, перед людьми, которые волей судеб оказались под его командованием.

— Брок уснул? — спросил Райвис.

Кэмрон кивнул:

— Надеюсь.

Райвис подумал, что Кэмрону самому не мешало бы поспать: кожа его посерела и покрылась нездоровыми пятнами, шея блестела от пота, из-под повязок на руках и ногах текла кровь. Райвис нахмурился:

— Пойдем посидим под теми деревьями. Я хочу дать отдохнуть ногам.

Кэмрон оглянулся на неподвижную фигуру Брока:

— Я не хочу отходить далеко.

Они устроились на небольшой лужайке недалеко от раненого. Лагерь был разбит на восточном склоне высокого холма. После вчерашнего никто в отряде не доверял долинам. Хотя на возвышенности их легче было заметить, Райвиса такое местоположение вполне устраивало. Заметив какое-либо движение на востоке, они сразу же свернут лагерь и спустятся по западному склону. Ввязываться в сражение они не станут. Вчера утром удача сопутствовала им, но второй раз это не повторится.

— Ты думаешь, мы правильно сделали, разведя огонь? — Кэмрон поморщился, опускаясь на землю.

Райвис пожал плечами:

— А что, плохой костер? По-моему, люди нуждались в тепле.

— Я не то имею в виду. Ты не думаешь, что он может навести гонцов на наш след?

— Если Изгард хочет найти нас, конечно. Но сегодня вечером он вряд ли пошлет за нами погоню.

— Тогда почему ты все время оглядываешься через плечо? — Кэмрон прижал ладонь к ране на бедре и на минуту закрыл глаза. Рука его дрожала, а дыхание стало прерывистым. Райвис дождался, пока приступ боли кончится, и лишь тогда заговорил:

— Потому что, как оказалось, я не способен стопроцентно предсказать поступки Изгарда Гэризонского. Он имеет дело с чем-то таким, о чем я не знаю ничего. Я больше не знаю правил игры. И потому нервничаю.

— Вчера на рассвете ты, похоже, неплохо знал эти правила.

Райвис прикусил шрам на губе. Впившись зубами в грубо зарубцевавшуюся плоть, он напомнил себе, что Кэмрон Торнский тяжело ранен, что вчера, сражаясь с гонцами в Долине Разбитых Камней, этот юноша прошел через ад. Только двое из тех двенадцати, что побывали среди скал, вышли оттуда живыми. Райвис запрещал себе думать о том, что сталось с оставшимися в ущелье телами.

— Не знал я никаких правил, — ответил он. — Я предполагал, что это ловушка. С момента получения известия о взятии Торна я подозревал, что все — и безумные разрушения, и сожженные дома, и резня — делается для того, чтобы выманить нас из убежища. Изгард мог захватить десятки поселений между горами Ворс и Борел, но выбор его пал именно на Торн. И он не просто захватил город, он специально устроил такое, что вести о его злодеяниях распространились быстрее лесного пожара. Он хотел заставить нас искать сражения. Хотел, чтобы мы очертя голову кинулись туда. — Райвис взглянул в темно-серые глаза Кэмрона. — Ты и я.

Кэмрон взъерошил волосы. Костяшки пальцев до сих пор были испачканы засохшей кровью.

— Почему же ты ни слова не сказал мне о своих подозрениях?

— А ты бы меня послушал?

Кэмрон прикусил язык. Он опустил голову и сжал руки так, что захрустели суставы пальцев. Оба замолчали. Взгляды их блуждали по сторонам, по склонам холма, лагерю и костру в центре его. От ветра брызги искр поднимались в воздух вместе с дымом. Кто-то из солдат запел. Это была колыбельная — мелодичная песенка из тех, что матери поют над колыбельками новорожденных, отгоняя от них злых духов.

Кэмрон заговорил только через несколько минут:

— Теперь я понимаю, что не должен был вести людей в ущелье. Я хотел погибнуть в бою. Я думал, если я буду сражаться как лев и убью столько гонцов, сколько смогу, то каким-то образом отомщу за... — Он тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.

Райвис слушал Кэмрона и машинально водил большим пальцем по земле. Рана в правом боку беспокоила его. Но он привык переносить страдания и похуже и научился чувствовать себя отлично и со свежими ранами. Через несколько недель у него будет одним шрамом больше. Только и всего. Как на губе.

— Я отстал не для того, чтобы преподать тебе урок, — заговорил он. — Я прожил на свете больше тридцати лет, и все же мне нечему научить других. Опасность была очевидна — вы вступали в замкнутое пространство, окруженное скалами и деревьями. Но я тоже сделал крупную ошибку. Из-за моей медлительности погибли люди. При всей моей опытности я и вообразить не мог, что Изгард пошлет против нас этих монстров.

Райвис заметил, что Кэмрон внимательно разглядывает его. Несмотря на синяки на лице, рейзский вельможа казался очень юным, и Райвис невольно позавидовал ему.

Кэмрон медленно покачал головой:

— Я не должен был делать этого. Не должен был вести людей в скалы. Все, что я сделал с тех пор, как умер отец, было ошибкой.

Райвис пошарил под туникой в поисках фляжки. Он не сразу вспомнил, что отдал ее своему соседу у костра. Пришлось продолжать разговор, не подкрепившись.

— Сильные чувства всегда порождают ошибки. Спроси любого из присутствующих — каждый скажет, что ему в гневе случалось совершать поступки, в которых он потом раскаивался.

Кэмрон задрал голову и посмотрел на ночное небо:

— А ты? Ты когда-нибудь ошибался?

Райвис хмыкнул:

— Больше всех.

— И как же ты живешь с этим?

— Живу дальше, и все.

Кэмрон кивнул, все еще глядя в небо. Звезд уже не было видно за тучами, но, странно, ночь от этого только выиграла. Она стала не такой мрачной, не такой загадочной.

Кэмрон помолчал с минуту, потом спросил:

— Итак, что мы теперь будем делать?

— Прежде чем строить планы, мы попытаемся понять, что происходит и почему.

— Если ты прав насчет того, что вся история с Торном была лишь приманкой, значит, Изгард хочет моей смерти.

Райвис улыбнулся:

— Ты в хорошей компании.

Кэмрон тоже усмехнулся:

— Ты хочешь сказать, что Изгард знает о нашем союзе?

— Ручаюсь. Мало того, я могу сказать тебе, от кого он об этом узнал.

— От Марселя Вейлингского?

Райвис кивнул:

— Марсель продаст душу собственной матери за пачку банковских чеков и надежный вексель.