Тесса отшатнулась. Стул со скрипом отъехал назад. Кисть дернулась в ставшей непослушной руке и прочертила по пергаменту кривую изломанную линию.

— Тесса! Тесса! С тобой все в порядке? — Эмит впервые за все время их знакомства назвал ее по имени. — Оторвись, отложи этот узор.

Сердце Тессы готово было выскочить из груди. Ее бросало то в жар, то в холод.

— Ничего, Эмит, все нормально, — пробормотала она, с трудом справляясь с дрожью в голосе. — Ничего, просто... — Она не могла подобрать слова. — Ничего.

— Вам надо остановиться, мисс. Прямо сейчас.

— Я не могу, Эмит. — Тесса хотела объяснить ему, что она не может оставить Кэмрона одинокого и беспомощного, окруженного гонцами. Но потом поняла, что лучше ничего не говорить. Сейчас в ее устах любые слова покажутся просто истеричным бредом.

Она снова взялась за кисть, снова погрузила ее в краску, успокаивая себя доводами рассудка: в самом деле, разве может какая-то рисованная фигурка причинить ей вред? Ведь поле боя так далеко отсюда, от тихой и безопасной кухни матушки Эмита. Гонцам не вырваться из рамок узора. Она просто дурочка, если способна поверить в такую чушь. Тесса решительно коснулась кистью страницы. Рука все еще дрожала, и линия получилась не такой четкой, как хотелось, но этого оказалось достаточно, чтобы опять оказаться в гуще сражения.

Ее встретил зловещий вой гонцов и лязг металла. В нос тут же ударил запах тухлого мяса. Не бойся, убеждала себя Тесса, продираясь сквозь толпу врагов.

Краски на рисунке словно дымились. Руки по-прежнему тряслись, и от неверных мазков по узору разлетались золотые брызги. Тесса постаралась представить себе, как гонцы отступают, разбегаются, падают мертвыми. Сама не понимая, что делает, она принялась заключать каждую фигурку в золотую рамку и сковывать золотыми наручниками.

Это сработало. Враги становились все более вялыми и податливыми.

Но ей хотелось большего. Она зачеркнула массу гонцов одной толстой линией. Не успела золотая краска впитаться в пергамент, Тесса почувствовала, что ситуация снова выходит из-под контроля.

Какая-то новая краска, еще ни разу не использованная в этом узоре.

Чужая, не ее краска... И в тот же момент боль раскаленным обручем сжала голову. У Тессы потемнело в глазах. Из темноты на нее глянули сверкающие глаза. Золотистые язычки пламени плясали в них. Этот взгляд всасывал, пожирал ее. Новая волна боли накрыла с головой. Тесса попыталась перевести дыхание — и не смогла. Глаза жгло как огнем. Сотрясаемая судорогами, она упала лицом на стол, ослепнув от боли. Она видела только горящие желтые глаза. Пламя опалило ладонь, но Тесса по-прежнему не выпускала кисть.

От боли она потеряла способность думать, дышать, действовать. Из глаз хлынули слезы. Ее словно резали на части острыми стальными бритвами.

Это было невыносимо.

Дыхание все не возвращалось. Темная пропасть открылась перед ней — холодная и бездонная.

Невидимые пальцы разжали ладонь и вырвали кисть. Боль была такая, точно ее отрывают вместе с мясом. Невидимые руки оторвали Тессу от стула.

Она истерически зарыдала. Золотые глаза моргнули где-то совсем рядом, а потом все погрузилось во тьму.

Еще мгновение назад присмиревшие гонцы готовы были отступить. Их черты постепенно менялись, из чудовищ они превращались в обычных людей. И вдруг они снова превратились в бешеных псов. Захлебываясь в лае, они лезли вперед и вперед, как черные волны в разбушевавшемся море.

У Кэмрона перехватило дыхание. Внутри у него все оборвалось. Их слишком много. Они слишком быстрые, слишком проворные. Не только мышцы, но даже кости его смертельно устали. Кэмрон чувствовал, что меч его, описывающий спасительные круги, движется все медленней. Он не знал, насколько его еще хватит.

У него за спиной захлебывался собственной кровью Брок Ломис. Но меч он все же не опускал, продолжая описывать все сужающиеся круги. Рыцарь потерял слишком много крови. Подошвы сапог Кэмрона оставляли на камнях ярко-красные следы.

— Подойди ближе, — крикнул Кэмрон, протягивая левую руку, чтобы поддержать темноволосого рыцаря. — Прислонись спиной ко мне, тогда я смогу защищать оба фланга.

Брок послушался, и через секунду плечи его коснулись плеч Кэмрона. Слава Богу. Это немного, но больше он ничего не может сделать для этого человека. Теперь Брок может сосредоточить все внимание на гонцах, находящихся прямо перед ним. Другими займется он, Кэмрон. Конечно, придется увеличить круги, из последних сил напрягая и без того изодранные в клочья мышцы. Но выбора нет. Они должны продолжать сражаться.

Хотя пересохшее горло уже было ободрано до крови, Кэмрон заставил себя сделать несколько глубоких вдохов. Он достойно примет смерть от рук убийц своего отца. Он будет драться до последнего мгновения, пока они не искромсают его своими длинными ножами, пока душа не покинет тело, дабы устремиться в небеса или же низвергнуться в преисподнюю. Но с каждой минутой ему все отчаяннее хотелось жить.

Он не хочет умирать.

Не здесь. Не сейчас.

Его смерть не воскресит отца. И не исправит случившегося той ночью в замке Бэсс. Время не повернуть вспять, что случилось, то случилось. Ни эта битва, ни тысячи таких же ничего не изменят. Его гибель тем более ничего не изменит. Она будет значить одно — конец Торнов: города, народа и семьи, давшей им свое имя. Вместе с ним умрет все то, что знал и любил Берик Торнский.

Глядя во влажные разинутые пасти гонцов, слыша скрежет их зубов, Кэмрон пытался прогнать страх, перестать думать о смерти. Ему остается только сражаться. И он будет сражаться до последней капли крови.

Он услышал сдавленный крик. Лязг металла. Гонцы напирали. Кэмрон отражал удары сразу троих, а за ними уже надвигались следующие. Он не мог обернуться. Но крик повторился. А затем Кэмрон почувствовал, что тело Брока оседает на землю. Кэмрон сделал шаг вперед, чтобы не упасть самому, и, прикрываясь мечом, повернулся к рыцарю. Клинок врага сразу же вонзился в поврежденную рукавицу. Левая рука вышла из строя. Бок остался незащищенным, и этим не преминул воспользоваться другой гонец.

Брок стоял на коленях. Гонцы вышибли меч у него из рук и терзали рыцаря когтями. Брок видел протянутую руку Кэмрона, но у него уже не было сил ухватиться за нее. Рука его дернулась навстречу спасению и снова безвольно повисла.

Кэмрона ударили по затылку, потом по уху. Волнами накатывала боль, из глаз лились слезы. Он наклонился и схватил Брока за руку. Один из гонцов изловчился и просунул нож в щель между металлическими пластинами панциря. Теперь доспехи больше не могли защитить Кэмрона. Рот его наполнился кровью. Он взглянул в карие глаза Брока и увидел в них отражение своего собственного отчаяния и ужаса.

Еще минута — и черная волна накроет их. Гонцы прибывали и прибывали. В долину словно стекали потоки дегтя.

На теле Кэмрона не оставалось живого места, но он все же заставил себя успокоиться и высоко поднял меч. Один из гонцов высоко подпрыгнул. Два клинка сшиблись в воздухе. «Прости меня», — прошептал Кэмрон. Он не знал, у кого просит прощения — у Бога, у отца, у Брока Ломиса или же у всех троих.

У него не хватило сил встретить удар. Он выпустил рукоятку меча. Цепкая рука в черной перчатке сразу же перехватила ее. С торжествующей ухмылкой гонец приготовился нанести Кэмрону сокрушительный удар.

Обезоруженный, Кэмрон мог только скрестить руки на груди и напрячь мускулы на правой ноге, чтобы напоследок лягнуть врага.

Раздался свист, такой тихий, что Кэмрон даже не был уверен, что вообще слышал его. Вжиг.

Глаза гонца недоуменно расширились. Он со стоном повалился прямо на Кэмрона. Из спины его торчала стрела; древко еще трепетало.

Кэмрон сделал шаг назад. Над ухом его прожужжала вторая стрела. Потом еще, еще, еще. Кэмрон едва успел укрыться за скалой. Град стрел обрушился на Долину Разбитых Камней. Они проносились мимо Кэмрона, почти касаясь его щек и плеч. Перья на древках щекотали виски. Стальные наконечники разили гонцов. Чудовища — одно за другим — с выпученными глазами падали на землю, в предсмертных судорогах пытаясь ухватиться за дубовые древки и вытащить смертоносные стрелы из тела. Черная стая таяла на глазах. Одни обратились в бегство, другие, низко пригнувшись или ползком, пытались спрятаться за валунами.