Она склонилась над листами пергамента — чтобы вдохнуть их запах, поближе рассмотреть каждую деталь. Тесса заслонилась рукой от бившего в лицо солнца, сморгнула — и лишь тогда заметила на золотой ленте, оплетающей рисунки, блестящие колючки — как на розовом кусте.

Они напоминали крошечные шипы.

Тесса почувствовала странную тяжесть, что-то словно тянуло ее вниз. Сначала она подумала, что слишком долго просидела наклонившись, но потом поняла, что это — тяжесть висящего на шее кольца.

Солнце скрылось, и комната погрузилась в полумрак. Зажатые в руке странички вдруг показались Тессе тяжелыми и шершавыми. Ей захотелось отбросить их в сторону. Тесса вздрогнула, как от холода.

Она аккуратно разложила рисунки на столе и вытащила из-под платья ленту с кольцом. Оно было теплым на ощупь. Но не это удивило Тессу. Главное — цвет. Он оказался точно таким же, как золото на узорах. Тени, световые блики, гамма оттенков — совпадало все, на каждой странице.

И эти крошечные остроконечные шипы...

Тесса провела пальцем по золотому ободку. Она вспомнила смутное ощущение, возникшее у нее несколько минут назад, ощущение, которое вызвал высунувшийся из-под пресса желтый уголок страницы. Шафран... ведь это же цвет ее машины.

Она снова наклонилась посмотреть, хотя и без того не сомневалась — такой желтый цвет есть только на одном узоре, наиболее ярко освещенном, а значит, на крайнем, самом позднем по времени.

Так и есть.

Шафраново-желтый был только на узоре, над которым Дэверик трудился в свой последний час. Капля крови мастера засохла на ярко-желтой ленте.

Голова точно свинцом налилась, во рту пересохло, глаза заболели от напряжения, с которым она вглядывалась в листок пергамента.

Желтая спираль переплеталась с широкой, идущей зигзагами зеленой полосой. Странно, такую краску обычно экономили и использовали только для изображения растений. Но эта зеленая штуковина не напоминала ни один из известных Тессе растительных орнаментов. Больше всего зеленая жилка напоминала... да, больше всего она напоминала сосновую хвою.

Тессу точно озарило. Мысль, которую она откинула как полнейшую чепуху, теперь развернулась, словно скатанный до сих пор в рулон роскошный восточный ковер. Ее «хонда». Кливлендский национальный парк. Кольцо.

Тесса судорожно сглотнула. Мысль была слишком фантастической, но, сколько ни пыталась она отбросить ее прочь, ничего не получалось. На узоре изображен ее путь через парк. Изображена дорога, которая привела ее к кольцу.

Плавно извивающаяся по зеленому полю желтая лента ведет к золотистой спиральке с крошечными острыми шипами.

У Тессы по коже побежали мурашки. Лоб точно сдавило стальным обручем, в висках билась кровь. На щеках выступили красные пятна.

Она вглядывалась в страницу, искала... Некоторые части узора ничего не значили для нее — красные спирали, участки, закрашенные синими, как морская вода, чернилами, широкие темно-фиолетовые ленты. Но центр рисунка — это золотое колечко... Оно помещалось в середине серебристого прямоугольника, украшенного чернью. Основу этой краски составлял свинец с добавлением серебра, меди и серы. Нижняя часть прямоугольника была тускло-коричневого цвета, чуть темнее сланца. А еще Тесса разглядела на нем блекло-серые квадратики — банковские сейфы.

У Тессы начались спазмы, желудок сжался в тугой тяжелый клубочек. Ей было больно — физически больно. Дэверик буквально притащил ее в этот мир. Обычным пером и кисточкой он направлял ее жизнь.

Этот рисунок — все равно что судебная повестка, приказание явиться в указанный час в указанное место. И кольцо она нашла вовсе не случайно. Это Дэверик привел ее на ту поляну.

— Эмит! — закричала она с отчаянием и гневом в голосе. — Подойди посмотри что это такое!

Наверное, голос ее и вправду звучал как-то необычно. Во всяком случае, Эмит в ту же секунду оказался рядом.

— Что, что такое, мисс?

Тесса ткнула пальцем в пергамент:

— Ведь это я — то есть день, когда я нашла кольцо. — Она ногтем провела по желтой линии. — Вот так я попала сюда, в ваш мир.

На добродушной физиономии Эмита появилось тревожное выражение.

— Я не понимаю...

Тесса вгляделась в него. Что на самом деле известно помощнику старого узорщика? Вид у него встревоженный, но это ничего не значит — Эмит вообще человек беспокойный.

— Дэверик перенес меня сюда, — повторила она, тщательно выговаривая слова и пытаясь понять, не похожи ли они на бред сумасшедшего. — С помощью этого узора он привел меня к кольцу.

Эмит замотал головой.

— Что вам известно об этом? — допытывалась Тесса.

— Я никогда не вмешивался в работу мастера, мисс. Не мое это дело.

— Вы боялись узнать, что он делает? Не так ли? — Тесса разозлилась, не на шутку. Кто-то посмел вмешаться в ее жизнь. Человек, с которым она никогда не встречалась — н не могла встречаться, заставил ее в тот день мчаться по трассе. — Конечно, вы тихо-мирно смешивали краски, точили перья — и не задавали вопросов. И не считаете себя виноватым. А между тем вы знали, что Дэверик вмешивается в жизни людей. Просто не вникали в детали — чтобы не взваливать на себя лишний груз.

Вид у Эмита стал совсем жалкий. Он отшатнулся от Тессы:

— Нет, мисс. Ничего подобного. Дэверик никому не причинял вреда. Он был добрым человеком.

— Он приволок меня сюда против моей воли.

— Разве?

Тесса осеклась на полуслове. А ведь в самом деле. Она сама решила надеть кольцо. Дэверик не тянул ее за руку. За пять недель в Бей'Зелле она ни разу не попыталась вернуться назад. Она с раздражением покосилась на Эмита. Это все он! Он пристыдил ее, напомнив, что за все время она даже не вспомнила о доме. Тесса напрасно пыталась придумать ответ поязвительней.

— Дэверик причинил мне вред, — сказала она наконец. — Он вызвал этот припадок, этот шум в ушах и заставил меня изменить направление.

Тесса машинально продолжала перебирать в руках странички с узорами. Еще четыре рисунка. Дэверик начал эту серию двадцать один год назад.

Свинцовый комок у Тессы в желудке тяжело заворочался. Ей показалась, что кожа на голове натянулась туго, как на барабане, и вот-вот лопнет. Эмит говорил что-то, но она не слышала.

Двадцать один год.

Тесса схватила последний рисунок, поднесла его к глазам и всмотрелась в желто-зеленую ткань узора. Вдоль шафраново-желтой ленты извивалась светлая, едва заметная серая спиралька. Тоненькая, как волосок, она была не линией даже, а лишь тенью линии. Но тень эта, словно проволочка, перерезала толстые желтые вены и золотистые артерии.

Тесса перешла к первым четырем узорам. На этот раз она не позволила себе отвлекаться ни на золотые, ни на какие другие цвета. Она искала лишь светло-серые винтообразные линии. Заметить и проследить их ход было непросто. Серебристые штришки были нанесены не кистью, а пером, и макали его не в краску, а в жидкие чернила. Серая спираль почти терялась на общем фоне, точно уходила внутрь пергамента. Въедалась, как выразился бы Эмит. Но стоило Тессе один раз ухватиться за кончик серой нитки — она начиналась у самой рамки узора и напоминала дверную цепочку, — и больше она ее не упускала. Серые змейки, похожие на прожилки на мраморе, были повсюду.

Тесса заставила себя оторваться от рисунков, перевела дыхание. Нет, она ошибается. Это просто невозможно.

— Вы знаете, когда были нарисованы эти узоры? — спросила она у Эмита.

Тот не колебался ни секунды:

— До того как мастер впервые касался чистого пергамента кончиком пера, я всегда отмечал дату на обратной стороне. Переверните лист и посмотрите в нижнем левом углу.

Тесса немедленно перевернула последний рисунок. Не выцветшая еще надпись гласила: «В первый день пятого месяца Господня в год 1352 с часа явления Им Своей Божественной Истинной Сущности, Дэверик Фэйлский начал эту работу с целью прославить Господа, а не копировать дерзостной рукой Его творение».

Тесса отсчитала семь лет назад от тысяча триста пятьдесят второго года и взялась за следующий узор. Выведенные аккуратным почерком Эмита буквы были уже не такими яркими. Надпись гласила: «В двенадцатый день одиннадцатого месяца 1345 года».