Эдериус и Ангелина поспешно отскочили друг от друга и уставились на короля расширенными от ужаса глазами.

— Изгард, — промурлыкала Ангелина обычным своим голоском маленькой балованной девочки, — у бедняжки Эдериуса разболелось плечо. Он слишком много работал, у него начались судороги, а этот перелом...

— Ш-ш-ш, — шикнул на нее Изгард.

Ангелина осеклась на полуслове. Ее правая ручка беспомощно повисла. Левой же рукой она попыталась украдкой стащить со стола кусок пергамента.

В мгновение ока Изгард оказался рядом с женой и грубо схватил ее за запястье:

— Дай мне это.

Личико Ангелины жалобно сморщилось. Синие глаза наполнились слезами.

— Но это моя картинка. Я не хочу показывать ее.

В припадке ярости Изгард наотмашь ударил ее. Голова Ангелины мотнулась назад, она отпрянула, нелепо взмахнула руками и рухнула на каменный пол. Эдериус испуганно охнул. Изгард снова занес кулак, но в последний момент сдержался и не ударил. Вместо этого он нагнулся, выхватил у Ангелины спорный листок и скомкал его в руке. Лишь через несколько минут ему удалось справиться со вспышкой гнева. Ангелина и Эдериус не осмеливались пошевелиться.

Постепенно в голове у Изгарда прояснилось. Кровь отхлынула от лица. Он разжал кулак и расправил обрывок пергамента. На нем был намалеван песик с разноцветными лапками и золотистыми мордочкой и хвостиком. Обычная детская раскраска.

— Сир, — тихо проговорил Эдериус, — я нарисовал эту картинку, чтобы немного развлечь ее величество.

Изгард рассеянно кивнул, опустился на колени перед женой и протянул ей руку.

— Ну же, любимая, — Изгард старался говорить как можно нежнее, — давай я помогу тебе подняться.

В уголке рта Ангелины выступила капля крови. Все еще лежа на полу, она метнула вопрошающий испуганный взгляд на Эдериуса.

Изгард отер кровь ладонью. Он лишь слегка коснулся губ жены, но в груди шевельнулось какое-то странное чувство. Ангелина дрожала как в лихорадке, тоненькие пальчики машинально перебирали ткань платья. Что заставило его ударить это хрупкое создание? Она просто хотела подбодрить Эдериуса, вот и все. Изгард смущенно убрал руку.

— А теперь ступай, Ангелина, — выпрямляясь во весь рост, велел он. — Мне нужно переговорить с писцом с глазу на глаз.

Ангелина уже достаточно знала своего мужа и повелителя, умела различать оттенки и модуляции его голоса и понимала, когда надо беспрекословно повиноваться. Она поднялась, оправила платье и вышла из комнаты, притихшая, как ребенок после родительской взбучки.

Только теперь Изгард взглянул на Эдериуса. Левое плечо писца от неумело накрученных под туникой бинтов стало похоже на бесформенный ком. Изгарду захотелось потрогать, погладить больное место.

— Я не желаю видеть тебя наедине с моей женой. Никогда, — отчеканил он вместо того. — Ясно?

— Но, сир, королева мне как дочь. Мне бы и в голову не пришло...

Изгард стукнул кулаком по столу. Страницы рукописи рассыпались в беспорядке, звякнула чернильница. Кувшин опрокинулся, и вода залила последний рисунок Эдериуса.

— Я ясно выразился?

Эдериус сокрушенно повесил голову. Вода со стола капала ему на колени.

— Вполне ясно, сир.

— Ну и хорошо. — Изгард успокоился, но чувствовал себя опустошенным. Теперь, когда вспышка гнева прошла, он понимал, что в поведении Ангелины и писца не было ничего неподобающего. Ангелине, конечно же, случалось любоваться узорами Эдериуса, и она решила по-своему воспользоваться его талантами. Старик, чтобы позабавить королеву, с готовностью отложил работу. А Ангелина была благодарна любому, кто уделял ее величеству хоть немножко внимания. Здесь, в крепости Серн, она жила в полной изоляции. А теперь, после смерти отца и брата, она осталась не только без друзей, но и без семьи.

Вечная девочка, Ангелина обожала своего драгоценного братца-пропойцу и свиноподобного папочку. Изгард до сих пор помнил их первую встречу. Она стояла перед отцом на коленях и терла его сведенные судорогой руки, чтобы восстановить кровообращение. Образец дочерней преданности. Изгарду нужно было поговорить о делах с отцом, но он глаз не мог отвести от дочери. То была совершенная Гэризонская красавица, белокожая, с чуть печальным и свеженьким личиком. А когда Ангелина заговорила, он открыл в ней еще одно очарование — у нее был нежный, чуть запинающийся и картавый выговор.

Изгард помотал головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Ангелина — дура. С каждым днем она значит для него все меньше и меньше. Сейчас вообще ничто, кроме войны и Короны, не имеет значения.

Взгляд Изгарда остановился на Короне. В свете ламп Венец с шипами сиял во всем своем великолепии. На раскаленной добела наковальне платину, железо, латунь соединили с расплавленным золотом. Сначала выковывали простую прямоугольную плашку, потом охлажденный металл мяли и крутили так и сяк, на тысячи ладов. Затем растянули его в толстую длинную-предлинную нить и придали форму венца. Получившийся сплав был абсолютно уникален. Его цвет и фактура менялись каждую минуту. И хотя в свое время его тщательно исследовали и определили как золото девяностой пробы, он был тяжелее стали.

Корона с шипами жила собственной жизнью, почти не завися от окружающей обстановки. Она точно светилась внутренним светом. На каждой из золотых нитей был выгравирован особый узор. Недавно Эдериус попробовал воспроизводить эти рисунки. Именно таким способом он придавал гонцам сверхчеловеческие свойства.

— Смею рассчитывать, этот случай с Ангелиной останется между нами. Надеюсь, нынче ночью твои наброски принесли нам успех? — Изгард коснулся тонких, посеребренных сединой волос Эдериуса. Он любил трогать что-нибудь во время разговора.

Эдериус с трудом подавил желание уклониться от королевской ласки.

— Боюсь огорчить вас, сир, но лорд Райвис опять ускользнул от нас.

Изгард разочарованно поцокал языком. Эдериус зря так боится. Он пригладил непослушный вихор на виске писца.

— Что стряслось на сей раз?

По щеке Эдериуса сбежала струйка пота.

— Точно не знаю. Там было шесть гонцов — двое ждали в доме и по два человека на каждом конце моста. В соответствии с вашими указаниями никакие действия не предпринимались, пока Райвис не попытался зайти в дом. — Эдериус оправился и заговорил уверенней: — Насколько я могу судить, лорд Райвис расправился с караулившими в доме гонцами, а потом прыгнул в реку и скрылся.

— А остальные гонцы? — Изгард кончиком пальца провел по скуле писца. — Они что же, не прыгнули в реку вслед за ним?

Эдериус поспешно кивнул:

— Конечно, прыгнули, сир. Двое из них нырнули следом, но в темноте не удалось разглядеть, поплыли они вниз по течению или направились к западному или восточному берегу.

— Они? — переспросил Изгард. Пальцы его пробежали по бровям Эдериуса и теперь игриво поглаживали переносицу.

— Лорд Райвис был с дамой.

— С дамой! — Изгард точно выплюнул это слово. Он оставил Эдериуса и повернулся к Короне. У писца вырвался вздох облегчения — тихий, почти неуловимый звук. Но Изгард расслышал его. От рождения лишенный одного из пяти чувств, он немало усилий приложил, чтобы в совершенстве развить остальные четыре и заполнить пробел. Слух у него был как у летучей мыши, как у всех живущих во тьме пасынков природы.

Он провел рукой по переплетающимся нитям Венца.

— Ни одна женщина, избравшая своим спутником Райвиса Буранского, не смеет называть себя дамой. Она скорей всего шлюха; возможно — обманутая дуреха, не исключено, что просто безвольная жертва, которую он насильно втянул в свои дела. — Изгард знал, куда приведут его эти рассуждения, и потому решил сменить тему. — Райвис из Бурано должен умереть. Я пошлю новых гонцов в Бей'Зелл, а ты позаботишься о том, чтобы они сделали свою работу быстро и хорошо. — Изгард слегка надавил на золотые шипы. Но, видимо, не рассчитал, и они вонзились в ладонь. Он прикрыл глаза от боли и наслаждения. Боль была чиста, безупречна и пронзительна, как гэризонская молитва. Такие страдания придают силы. Мысли короля мгновенно вернулись к тому, что было важнее всего: к предстоящей войне, к победе.