– Похоже, тропежка у нас на ближайшие три дня отменяется, – вполголоса говорил Серега Игорьку, выразительно кивая на плывущий впереди ионов рюкзак.

– Да уж, реально киборг какой-то. Только бы не сломался случайно. – Игорек, если и завидовал Иону самую-самую малость, то никогда бы не признался в этом даже самому себе.

– Так быстро идем, что ориентироваться не успеваю. – Серега то и дело останавливался, доставал из нагрудного кармана карту и пытался найти на ней соответствия наблюдаемым речным изгибам. – Вот если считать, что предыдущий ручей – вот этот, а этот – вот тут, а тот, что впереди, вообще не нарисован, то получается, что метров через триста уже наш будет.

Они отшагали триста метров; за это время слева в реку успели упасть еще три безымянных ручья.

– Чер-ти что. Эти меандры вообще на карте не отражены. А может, мы на самом деле еще вот здесь? Да нет, не похоже, вот эта скала точно уже была… Э-эй! Мишаня, покричи-ка там этого супермена!

Подобно длинному поезду с большой инерцией, группа, наконец, остановилась. Ион, явно не привыкший экономить силы, тут же развернулся и на рысях подкатил к оперативному штабу. Но на карту он даже не взглянул.

– Не, ребзя. Рано. Вот эти все ручьи – он потыкал лыжной палкой в воздух в сторону склона – ведут на Ложный Каменный. Топоним народный, выстрадан мучительными часами проб и ошибок. Оттуда – спуск вниз по ледопаду. Нет, если есть желание совершить подвиг, то я, конечно, не против…

– Вообще-то вот именно сегодня желания нет. А на… гм, Истинный Каменный что ведет?

– Еще чуток пройти, и будет ручеек. Там еще сосну с корнем выворотило, она нависает над рекой. Вот по нему и подниматься.

Если бы не эта сосна, Игорек, который бежал теперь вослед Иону, ни за что бы не заметил этот ручей. Его пойма почти сливалась со склоном, и только между стволами елей прочитывалась неглубокая ложбинка.

– Слушай, ты уверен? Какой-то он не такой… Неужели вариантов нет? Ну а вот этот большой приток? Смотри, он же прямо под перевал ведет… – Игорек с надеждой тыкал в карту.

Ион смущенно поджал губы и помотал головой, словно сам был кругом виноват в том, что большой приток под перевал не ведет.

– Он выводит на каменистую осыпь и там теряется. А тут мы сами спускались. Может, там еще и лыжня наша кое-где осталась.

– После такой метели – вряд ли, – вставил подоспевший Серега.

Мужчины с недоверием смотрели на снежную ложбинку. Крутая и извилистая, она походила на трассу для бобслея. С учетом свежего снега тонуть в ней предстояло чуть ли не по пояс. И главное, не видно было перспективы – все скрывали лохматые лапы елей.

– Через двести метров будет выполаживание, – участливо сказал Ион.

– А потом что?

– Потом висячая долина. Потом маленькое озерцо под самым перевалом. Сейчас оно почти не читается. Дождевое, наверное. И еще пятьсот метров подъема до седловины.

Танюша удивилась – термин «висячая долина» она прежде слышала применительно к высоким горам, где-нибудь на Кавказе или Тянь-Шане. Ион, словно услыхав ее вопрос, принялся объяснять:

– Висячая долина – это мы так называли. Может, и неправильно. Это такое сухое ущелье. Короткое, метров триста, на картах не обозначено – не масштабное. Воды там нет. Но сейчас нам это неактуально.

– А с перевала спуск нормальный? – Серега все больше хмурился.

– Ну как нормальный… Сначала там довольно крутой склон среди берез. Метров сто. Но ничего, снега много, можно на попе съехать. – Ион снова виновато улыбнулся. – А потом уже хорошая катуха по кулуару, и прямо в лес. И куча сушин. Пили́ – не хочу.

– До ночи-то спустимся?

– Как пойдется. Но можно на озере заночевать. Правда, там дров нет… – Ион оживился, надеясь утешить Серегу. – Зато уж завтра с утра быстренько перемахнем, и все.

– Холодная ночевка? – с обреченностью старого солдата усмехнулась Оля. – Мокрые спальники, ужин на горелках?

– Какая еще холодная ночевка! У нас по плану две холодные ночевки на седьмой и десятый день, и газ четко расписан. Не получится холодной, – отрезал Серега.

– Ну, тогда давайте теплую. Я согласен. Идем через перевал, – ухмыльнулся Мишаня.

«Там – каменистая осыпь, здесь – ледопад, тут – холодная ночевка. Чего-то везде одна хрень. Может, лучше вообще на этот Каменный не ходить? Обойдем по притоку – и сразу в другую долину», – пронеслось в голове у Сереги. Но вслух он этого не сказал.

– Ладно, полезли, – выдавил он упавшим голосом. «А может, все и ничего будет. Чего там – двести, да триста, да еще сто. И до леса полкилометра, не больше. Больше здесь не бывает. Нам что, километр не пройти, хоть и с набором высоты? На озере перекусим».

Группа медленно выстраивалась на подъеме. Штатный штурман Игорек сосредоточился на своих лыжах, стараясь не смотреть на Серегу – все равно альтернативных идей у него не было. Ион снова заспешил вперед, пробивая снег то «лесенкой», то короткими галсами. С виду он проваливался довольно глубоко, почти по колено, но на его скорость это совершенно не влияло: подобно сильному длинноногому животному, для которого снег – родная стихия, он легко выбирался из каждого шага и тут же проваливался в новый. Выбирался – и снова проваливался, и так без конца, не чувствуя усталости, глядя только вверх. Вниз он старался не поворачиваться, стесняясь, видимо, своей возмутительной легкости на фоне пыхтенья, сопенья и кряхтенья остальной группы. За ним, стиснув зубы, полз Игорек; не отстать для него было делом чести. Третьим тяжело ступал Мишаня. Шапка его сбилась на затылок, обнажив лысину, очки сползли на лоб, и держались только на заблаговременно привязанном шнурке. Глаза были выпучены, пот катил градом. Несмотря на двух тропильщиков впереди, Мишаня из-за своего веса проваливался так, как будто шел по целине первым. Он сразу стал отставать, отрезав группу от лидеров. За ним Серега сначала пустил было девушек, но, заметив, что колонна растягивается, решил их обогнать и проконтролировать, что да как. В конце оказались флегматичный, плосколицый Данила и Петя, самый молодой из всех, еще студент. В середине бултыхались девушки – Оля, Ксеня и Танюша. Им пришлось тяжелей, чем парням: после трех пар лыж снег в колее перемешался до гомогенного состояния, и держал еще хуже, чем целина. Данила постоял, посмотрел и со вздохом полез делать новую колею, параллельную первой. Петя пошел за ним. Теперь девушки замыкали шествие (походившее, скорее, на царапанье насекомых по стенкам стеклянной банки). Последней оказалась Танюша. Ложбина перед ней была распахана, как поле перед севом. Куда бы она не ступала, как бы высоко не задирала ногу, лыжа неумолимо сползала по склону вниз, и набранная высота измерялась в смешных процентах от каждого шага. Вверху покачивались огромные рюкзаки товарищей, скрывая некрасиво напряженные лица, и снизу казалось, что им все нипочем. Расстояние между ними и Танюшей постепенно увеличивалось, а с ним увеличивался и страх, что она не осилит его сократить. Страх порождал уныние, уныние забирало последние силы, и разрыв рос еще быстрее. Качающиеся рюкзаки уже скрылись за ближайшими елями. Теперь Танюша уже не стеснялась, и стонала и плакала почти в голос. Она снова ненавидела Серегу, чье идиотское тщеславие затащило их сюда, ненавидела Иона, который совершенно не делает скидок на чужие возможности, ненавидела Олю и Ксеню, которым, как всегда в жизни, и здесь повезло больше, ненавидела всех остальных. Но еще больше, чем ненавидела, она боялась, что ее отставание заметят. И все, и все, она будет навек опозорена! Все наконец узнают тайну, которую ей столько лет удавалось успешно скрывать (так она думала) – то, что она слабее других. И отныне ее больше никогда не возьмут в поход. Последний смысл ее жизни исчезнет, и серая пустота окончательно поглотит ее.

«Ну же, поднажми, ты же можешь! – в отчаянии молила себя Танюша. – Ты же еще и близко не выложилась. Это просто паника, ты же знаешь! Вспомни Маресьева, вспомни Че Гевару, кого хочешь вспомни. Они на твоем месте даже не заметили бы усталости, просто шли бы и шли, как эти мерзкие девицы впереди. Надо просто не думать о страхе, вот и весь секрет… Серега, ты просто сволочь, ты настоящая тварь, сдохни, сдохни же наконец от рака легких… А вы, две идиотки, у вас никогда не будет детей, слышите?! Думаете, если жить по поганым американским стандартам, по десять лет встречаться с парнем, не обременяя себя детьми, то потом они хо-па и появятся? Нет, за свой эгоизм нужно платить. Вы останетесь навсегда одинокими и несчастными… Ну пожалуйста, умоляю тебя, ну постарайся! Они же увидят… Они же прогонят…».