Вполне возможно, что перед нами всего лишь легенда-ужастик, родившаяся уже после взлёта и падения «железного наркома». Во всяком случае, дальше мы познакомимся со свидетельствами людей, пострадавших в «ежовщину», но всё равно отзывавшихся о Николае Ивановиче как о милейшем человеке. А вот связь семейства Ежовых с одним из петербургских доходных домов вряд ли выдумана. Но отец Николая Ивановича совсем не обязательно работал именно дворником. Он мог быть и управляющим дома, и просто одним из жильцов, или, например, владельцем располагавшегося в доме питейного заведения.
В анкете 1921 года будущий наркомвнудел указал, где проходил службу в царской армии. Около года он находился в Вышнем Волочке, около двух лет – в Москве и около двух лет – в Витебске. В «Личной карте коммуниста», предназначавшейся для мобилизационной части Политуправления Красной Армии и заполненной Ежовым 25 марта 1921 года, он указал, что в царской армии служил только «два с половиной года в Тыловых Артиллерийских мастерских № 5 Северного фронта». В этом случае в Витебск Ежов, скорее всего, прибыл во второй половине 1915 года. В анкете 1919 года он называет свою должность (или звание?) в 5-х артмастерских – «старший мастеровой». В некоторых других анкетах Николай Иванович указывал и другие места своей службы – 76-й пехотный запасной полк и 172-й пехотный Лидский полк (вероятно, эти части располагались в Вышнем Волочке и Москве), а также 3-й запасной пехотный полк, дислоцировавшийся в Новом Петергофе[15].
Вот как о революционной деятельности Ежова написал И.И. Минц в 1937 году в первом издании своей книги «Великая Октябрьская социалистическая революция в СССР»: «В Витебске был создан Военно-Революционный Комитет. Крепостью большевиков в Витебске были 5-е артиллерийские мастерские Северного фронта. Здесь работал путиловский рабочий Н.И. Ежов, уволенный с завода в числе нескольких сот путиловцев за борьбу против империалистической войны. Ежов был послан в армию в запасной батальон. Путиловцы в батальоне устроили забастовку – не вышли на занятия и уговорили остальных солдат остаться в казарме. Батальон немедленно расформировали, а зачинщиков забастовки вместе с Ежовым бросили в военно-каторжные тюрьмы, штрафной батальон. Боясь отправки на фронт революционно настроенных солдат, офицеры перевели их в нестроевую команду. Среди переведённых оказалось человек 30 путиловцев. Они организовали выступление солдат против офицеров, едва не закончившееся убийством начальника команды. В 1916 году в команду приехал начальник артиллерийских мастерских. Ему нужны были токари и слесари. Вместе с другими рабочими взяли Ежова. Живой, порывистый, он с самого начала революции 1917 года с головой ушёл в организаторскую работу. Ежов создал Красную Гвардию, сам подбирал участников, сам обучал, доставал оружие. Витебский Военно-Революционный комитет после восстания в Петрограде не пропустил ни одного отряда на помощь Временному правительства»[16]. Разумеется, из последующих изданий своего труда Исаак Израилевич этот панегирик изъял. Интересно, что из сообщённого здесь правда?
В архиве Ежова сохранилась запись воспоминаний витебского большевика Арвида Яковлевича Дризула, сделанная Минцем 28 сентября 1936 года. В тот момент Ежов был только-только назначен наркомом внутренних дел, об этом ещё даже не успели объявить в газетах (но Минц уже знал и решил подсуетиться). В стране пока не было культа Ежова, так что мемуарист был относительно объективен в своих свидетельствах, хотя, конечно, понимал, что будущий академик хочет слышать о председателе Комиссии партийного контроля только хорошее. Дризул знал Ежова по Витебску, и вот что он рассказал: «Я жил в Витебске с 1915 года, работал в 5-х артиллерийских мастерских. Был мобилизован (в неправленной стенограмме было: «как неблагонадёжный». – Б.С.), отправлен в городок и из городка в 5-е артиллерийские мастерские в конце 1915 года. Я не помню, Николай Иванович приехал раньше меня, или позже. В это время в мастерских было до 1000 человек высококвалифицированных рабочих. Одним из самых крупных цехов был слесарно-сборочный цех. Там работал юркий, живой парень – Коля (Н.И. Ежов), всеми любимый, острый в беседах с остальными мастеровыми. Я работал в колёсном цехе.
Во главе мастерских стоял Грамматчиков – полковник. Не он в этих мастерских был самым злейшим человеком. Там была такая собака поручик Турбин (однофамилец главных героев пьесы Михаила Булгакова. – Б.С.). Не помню фамилии одного капитана – ох был гад! Весь этот режим Николаевский так и давил, и под давлением этого режима уже к зиме 1916 года у нас в Витебске были интересные события…
Николай Иванович не только с момента Февральской революции, но и ещё до Февральской революции был такой живой, острый и не лишённый такой специфичности. Вот есть такие самородки, которые стоят всегда во главе. Вот беседа какая-нибудь на заводе бывает, он уже во главе. Мы сейчас это называем оперативностью… Живой, юркий такой. Мы иногда смотрим: чёрт его знает, через ноги он, что ли, проскочил, он уже впереди. Он тогда ещё выступать не мог, скажет какое-нибудь слово, но с душой и со всей энергией. Думаешь, что у него всё горит, вот-вот разорвётся, но в то же время последовательно.
Если мне память не изменяет, то в то время как мы все большевики занялись организацией власти, он с места как-то сразу ушёл в Красную гвардию. Он один из основоположников Красной гвардии. Он всё – «даёшь!» Маленького роста, обвешанный патронами, лентами, так и ходил. Одним из очагов Красной гвардии были наши мастерские. Я помню, когда стали в солдатском комитете работать, работали в юридической секции совдепа, как-то получилось, что всё внимание обращено было на организацию власти, а он Красной гвардией занимался и был душой. Сама жизнь его выперла. Если он до Февраля не числился ещё большевиком, так это была только формальная сторона, а по существу он был большевиком до Февральской революции. Он по характеру такой был. Он сам обучал красногвардейцев, был их душой».
После Октябрьской революции красногвардейцы, по словам Дризула, задержали на станции Витебск эшелоны с войсками, которые Керенский пытался двинуть на Петроград. При этом он, правда, Ежова прямо не упоминает. Зато Дризул ещё раз повторяет, что и после победы большевиков Николай Иванович выдающимся оратором так и не стал: «Ежов мало выступал. Он два-три слова скажет… Он был кропотливым оратором, эта его черта до последнего дня осталась… Он не любил выступать».
Самым ярким эпизодом революционных событий в Витебске, вспоминает Дризул, стало разоружение частей польского корпуса генерала Довбур-Мусницкого в самом конце 1917 года: «Получили директиву из Питера. Есть такая станция Кринки, километров в 30 от Витебска. Там, говорят, польские легионеры; около 10.000 и разоружить их во что бы то ни стало; что они двигаются на Питер. Обсуждаем в революционном комитете, что делать, сколько у нас сил есть. Посчитали, что тогда у нас тогда… было… около 3.000. Как же быть? – 3 тысячи, а там 10.000 легионеров, и они очень квалифицированные вояки, вооружённые. В нашем распоряжении… была такая полька из левицы ППС. Она не порвала ещё с ППС, но симпатизировала большевикам. Мы решили эту польку использовать, придумали хитрость. Я думаю, Николай Иванович Ежов участвовал в этом деле… Мы нашли эту польку и с ней договорились. Она была предана делу революции, красивая, молодая, полная такая, исключительно красивого телосложения… Революционный комитет выделил делегацию, поставил во главе Крылова (коменданта Витебска. – Б.С.), эта полька и человек 5–6. Организовали так: когда делегация пойдёт к Кринкам, то мы посылаем из Витебска эшелон за эшелоном, порожняком, но двери вагонов раскроем и поставим красноармейцев.
Наша делегация подъехала к полякам, вышли. Полька держит в руках красное знамя. Решили, что нужно играть на человеческих чувствах. Поручили этой польке только приблизиться к полякам, заговорить по-польски и сказать: «Вот я полька, родная ваша сестра… Предложение большевистского революционного комитета вести с вами переговоры не увенчалось успехом, так вот я пришла, ваша сестра… Я от вас ничего не требую, только прошу допустить делегацию революционного комитета большевиков к переговорам. Если вы на это не согласны, стреляйте в меня».
