Дорога все улучшалась, становилась похожей на настоящее шоссе; по сторонам все чаще встречались лагери пигмеев. Почва была из желтой охристой глины и производила деревья изумительных размеров.
Устраиваясь на ночлег, я опять заметил, что пора добывать съестные припасы и где-нибудь отдохнуть. Видно было, что люди потеряли всякую надежду, тела их дошли до крайней степени истощения от беспрерывного труда при частых голодовках. Я готов был плакать, глядя на этих несчастных, с каждым часом приближавшихся к безвременной могиле; но мы так давно привыкли переносить всякие ужасы, так часто видели страдания и смерть, что я молча выслушивал ежедневные о них донесения. Ни жалобами, ни слезами не вернуть того, что мы всякий день теряли. А назавтра нас ожидали новые утраты, так же верно, как и то, что настанет новый день. Если бы все рыться в печалях прошлого, не стало бы сил вынести то, что оставалось свершить впереди.
Все труднее становилось теперь распределять наши 230 вьюков между носильщиками, число которых с каждым днем уменьшалось. Из двадцати человек непременно хоть один чем-нибудь был болен: у кого был глубокий чирей, у кого головная боль, кому угрожала грыжа, а кто чувствовал ломоту во всем теле; у одних нарывы, у других лихорадка, ревматизм, ноги накололи и т. д. Вьюки-то были все те же, но носильщики вымирали.
14-го числа после шестичасового перехода экспедиция приблизилась к Андуте и Андикуме. Пока авангард спешил вперед, перелезая через бревна и хворост поваленного леса, навстречу нам прилетело несколько стрел, и двое людей упали раненными. Остальные мигом сбросили вьюки и завязали оживленную схватку с туземцами, которые носили на голове какие-то высокие шапки. Через полчаса караван вереницей вступил в опустевшее селение и обрел в хижинах такие запасы бананов необычайной величины, что мои голодные люди совсем сошли с ума от восхищения.
Эта расчистка была не меньше знаменитой просеки в Ибуири. Она была расположена среди холмов, окружавших ее с востока, юга и запада. На одной из дорог мы заметили по сторонам известные значки на деревьях, в виде звезд, которые ставят обыкновенно маньемы; одна из деревень была сожжена; однако, должно быть, этим разбойникам не удалось уничтожить плантаций, которые здесь слишком для этого обширны.
Осматривая и проверяя ящики с боевыми припасами перед уборкой их на ночь, мы заметили, что суданец капрал Дэйн Магоммед не представил своего вьюка, и было дознано, что он оставил его под большим деревом близ дороги. Я немедленно отрядил четырех старшин и суданского капрала, чтобы непременно шли назад и доставили ящик в лагерь.
Придя на место, они увидели толпу пигмеев, мужчин, женщин и детей, собравшихся вокруг двух пигмейских воинов, которые пробовали поднять ящик, ухватившись за кольца, ввинченные по его бокам. Нашим старшинам захотелось посмотреть, что пигмеи станут делать с ящиком, и они спрятались за деревья, так как известно, что у этих маленьких людей чрезвычайно острое зрение. Чуть ли не каждый из членов этой компании подавал какие-то советы. Крошечные мальчики прыгали вокруг на одной ноге, хватаясь за бока и предаваясь необузданному веселью по поводу находки, а миниатюрные женщины, держа за спиной еще более миниатюрных ребят, выкрикивали классические поучения, неизбежные в таких случаях из женских уст. Вдруг одному молодцу пришла счастливая мысль продеть палку через кольца ящика и, взявшись за оба ее конца, потащить его. Такое гениальное изобретение было встречено взрывом восторженных криков. Двое силачей, — очевидно, один считался Геркулесом, а другой Милоном этой общины, — напрягли все свои силы, подняли ящик до уровня своих плеч и понесли его, спотыкаясь, в чащу леса. Но тут один из старшин выстрелил из ружья холостым зарядом, и все четверо больших людей с криком выскочили из засады и побежали за пигмеями. Поймав одного, необыкновенно жирного юношу лет семнадцати, они привели его в лагерь, в виде трофея. Я тоже видел этого карапузика. К сожалению, я не в силах передать истории в лесу с тем неподражаемым юмором, с каким рассказывал ее занзибарский старшина.
17-го послал мистера Бонни к реке Ихури осмотреть имеющийся там, по слухам, старый перевоз. Возвратясь оттуда, он донес, что они ни одного челнока не нашли, а река в этом месте течет с востоко-северо-востока, течение спокойное, ширина до 60 м при значительной глубине.
Каждый день после полудня 14, 15 и 16 ноября люди вознаграждали себя за долговременный пост. Бананы вареные, печеные, банановая каша поглощались в громадном количестве. В три дня каждый съел, я думаю, не меньше ста сорока штук.
Выступив из Андикуму 19-го, мы вскоре прошли через Андуту; потом мимо живописной горы, местное название которой Какуа, по неровной местности, усеянной громадными каменными глыбами и скалами, покрытыми и окруженными густою зарослью великолепного папоротника. Вблизи нашего лагеря, между скал, найден большой склад кукурузы и бананов, принадлежавший, вероятно, пигмеям. Попадись нам эта находка несколькими днями раньше, произошло бы бурное и восторженное на нее нападение; но теперь каждый человек был так нагружен своими личными запасами, что мы прошли мимо пигмейской кладовой совершенно равнодушно. С другой стороны, они все так объелись в Андикуму, что многие страдали желудком и едва могли продолжать путь.
20-го сделали переход в 8 км. С тех пор как мы пошли пигмейскими путями и покинули окрестности Итури, берега которой содержат много мергеля и потому легко впитывают вечно падающие там дожди, почва значительно изменилась: теперь она состояла преимущественно из плотной красной глины, которая задерживала дождевую воду, поэтому во всех углублениях стояли лужи, а вокруг них земля была липкая и скользкая.
Во время полуденного привала колонновожатый прошел несколько сот шагов дальше по лесной тропинке и наткнулся на туземный караван из северного Андитокэ. Завидев его, туземцы испустили вой удивления, но, заметив, что он безоружен, бросились за ним, подняв копья. Однако все мы в лагере расслышали вой и подоспели во-время на выручку занзибарца. Произошла схватка, двух дикарей ранили, одного убили, всех обратили в бегство и овладели их имуществом. Оно состояло из железных колец, браслетов и колец, свитых из пальмовых волокон, которые носят на лодыжках, а также из нескольких местных орудий кузнечного ремесла и, что всего удивительнее, из порядочного количества неразряженных ружейных патронов ремингтоновского образца.
Первой нашей мыслью было то, что форт Бодо или очищен, или взят приступом, или же дикари захватили в плен очередных, ходивших дозором. Но, пораздумав, мы пришли к заключению, что эти патроны попали сюда через шайки маньемов, грабивших селения, а первоначально были нашею же собственностью.
21-го люди заметно ослабели и шли через силу, они все еще не могли оправиться после объедания бананами. В полдень я проверял наше направление — оказалось находились под 1°43 северной широты, а это доказывало, что слишком забирали к северу; невзирая на все старания, мы не нашли еще дороги на восток.
Сегодня мне доложили, что умер Чама-Исса, последний из сомали; однако на полуденном привале я его увидел живым и до крайности обрадовался. Так как он был последний между нами представитель своего племени, то мы о нем особенно заботились: он ел с моего стола, и двое суданцев за особую плату ухаживали за ним, кормили его и носили на носилках. До вечера 21-го числа мы потеряли из баналийского отряда тридцать два человека. Я еще в Баналии рассчитывал, что около половины всего их числа не переживут похода. Покуда они плыли на челноках и никакой затраты сил от них не требовалось, они еще могли существовать; но как только пошли сухим путем, так и начали выбывать из каравана.
22 ноября, только что авангард раскинул лагерь, пошел сильный и холодный дождь, вызвавший панику в отряде. Истощенные организмы и ослабевшая энергия не устояли против холода. Занзибарцы и мади побросали вьюки куда попало и опрометью бросились к лагерю. Один мади подполз к моей палатке. Я зажег у себя свечу, потому что в дождливую пору в лесу и днем так же темно, как в других местах бывает по ночам. Услыхав его стоны, я вышел из палатки со свечой и нашел его в грязи, окоченевшего, обнаженного и не способного двинуться с места. Когда он увидел огонь, глаза его дико расширились, и он потянулся к свече, стараясь ухватиться рукой за огонь. Его тотчас притащили к костру и положили у огня; потом развели кипятком ложку либиховского бульона и дали ему выпить, что окончательно привело его в себя. По дороге впереди арьергарда умерло двое мади и один занзибарец ямбуйского гарнизона, который на ходу упал и умер мгновенно от холодного дождя.
