Лейтенант Стэрс держит себя молодцом и даже как будто поправляется, невзирая на то, что столько смертных случаев в лагере, несомненно, должны производить удручающее впечатление на его нервы. Доктор вернулся, и я от этого чувствую громадное облегчение. Созерцание страданий для меня нестерпимо, а стоны больных не доставляют ни малейшего удовольствия. Я бы охотно с ними возился, только при условии, что могу их вылечить. Для 60 из наших 363 человек в настоящую минуту гораздо полезнее было бы лежать в госпитале, чем продолжать скитальческую жизнь в дикой стране, где отдых и порядочная пища так редко выпадают на нашу долю.

Еще несколько дней такой омерзительной жизни, ухаживания за больными, созерцания предсмертных мучений пораженных столбняком, прислушивания к их глухим стонам, этого общего отчаяния, голодовки, тревоги о необъяснимом отсутствии друзей и товарищей, предположений о возможной гибели трехсот человек, — и я сам не выдержу и свалюсь. Я сознавал, как отчаяние постепенно овладевало мною. Величайшей страстью моей жизни было, мне кажется, стремление к успеху в подобных предприятиях, а между тем вот уже несколько дней как я сомневаюсь в возможности конечного успеха дела.

Джефсон и Пэрк еще не передавали мне своих впечатлений, но люди их отряда откровенно признаются, что словно из ада вырвались.

22-го мы перенесли лагерь к верхним порогам Мабенгу. День 23-го числа употребили на перевал через пороги.

После того я произвел смотр людям, и получился следующий результат:

Отчет о приключениях колонны во время ее странствий убедил меня, что берега Арувими в его порожистых частях гораздо меньше обитаемы туземцами, нежели приречные части низовьев. Наши разведчики открыли внутри лесной страны обширные поселения; они нашли в лесу множество торных дорог, ведущих от реки к поселкам, но побережье мало заселено. Однако же от самого Утири мы напали на береговую тропу, которая нам пришлась очень кстати. 24-го числа, пройдя несколько километров, караван остановился у богатых плантаций бананов, ниже порогов Авугаду. 25-го мы перевалили через них и провели ночь в лесу, в более защищенном месте, очевидно посещаемом рыбаками. 26-го колонна сделала порядочный переход, а мы, чтобы не отстать, должны были долго и упорно идти на веслах, но зато река была, как зеркало, тиха и спокойна; оба отряда соединились у одного из самых обширных селений племени авиджили, расположенного на против впадения притока Непоко.

Эта река, о которой впервые говорил нам доктор Юнкер, переходивший через нее гораздо выше, низвергается с высоты 12 м в Арувими, имеющую здесь название Итири, Каскады Непоко расположены по уступам сланцев. Устье реки шириной в 360 м за порогами тотчас суживается до 220 м.

На довольно значительном протяжении этих уступов туземцы вбили колья, к которым прикрепляют большие корзины, формой похожие на воронки, для ловли рыбы, увлекаемой быстриной на пороги. Воды Непоко шоколадного цвета; воды Итири напоминают чай с молоком.

Если бы я знал, что через неделю мы повстречаем арабов с их бесноватыми шайками маньемов, я, без сомнения, постарался бы на целый градус широты отклониться от своего пути, лишь бы не очутиться в центре их влияния. Я подумал об этом, разговаривая с Бинзой из племени монбуту, молодым слугой доктора Юнкера. "Гораздо лучше, — говорил Бинза, — итти землями подходящих людей, чем теми ужасными местами, где рыщут эти орды, недостойные называться людьми; да притом племена момву очень хорошо принимают гостей, которые оказывают благодарность за это гостеприимство". Бинза очень соблазнял нас своими рассказами о народе момву. Но у авиджили много было различного провианта, и мне казалось, что отныне обстоятельства наши должны только улучшаться.

Я всегда замечал, что с переменой построек непременно является иной образ жизни. По ту сторону водопада Панга пища туземцев состояла преимущественно из маниока, из которого они пекут хлеб, лепешки и кашицу. Всем, конечно, известно, что из муки маниока, кассавы, приготовляется тапиока. Выше водопадов Панга это растение постепенно вытесняется бананами, плод которых составляет для каравана несравненно лучшую пищу. По мере нашего движения вперед эти плантации все увеличивались, и я надеялся, что настанут лучшие времена. Тут стали попадаться обширные обработанные поля, на которых были маниок и кукуруза, ямс^[10] и тарро^[11] и небольшие участки табаку для курильщиков. К нашей великой радости, мы увидели множество домашней птицы. Я приказал ставить лагерь, желая дать своим людям, измученным на все лады, немного отдохнуть и поправиться.

В своем усердном и понятном стремлении добыть мясную пищу суданцы и занзибарцы делали кучу глупостей. Едва завидев курицу, они гурьбой кидались за ней, пуская в ход даже карабины и ружья, за что им, конечно, каждый раз доставалось от начальства. Относительно напрасной растраты зарядов у нас были введены самые строгие правила и неослабный надзор; но какой же занзибарец при отсутствии начальства способен помнить приказание. Бессмысленная стрельба по курам имела в этот день самые печальные последствия для одного из наших лучших пионеров: пуля пробила ему ступню, раздробив кости; ампутация была неминуема. Доктор Пэрк с замечательным искусством и очень проворно произвел эту операцию, и к несчастному калеке приставлено было восемь человек команды. Один из челноков мы предоставили в его личное пользование, чтобы ничем не разбередить раны; кормили его всем, что у нас было лучшего.

Одним словом, ему шла лучшая доля наших наилучших припасов, и мне не раз приходило в голову, как хорошо было бы поменяться с ним ролями!

Само собой разумеется, что виновники снова получили строжайшие выговоры, и я еще раз выслушал торжественные обещания, что ничего подобного впредь не случится. И на другой же день, конечно, они готовы были приняться за то же самое. Многое можно бы сказать насчет этой общераспространенной привычки забывать собственные обещания! Как легко ум таких людей освобождается от всякой ответственности, а совесть от всякой тяжести и какое наивное самодовольство написано на их лицах! И то сказать: коли человек не что иное, как известный вид животного царства, с какой стати он будет связывать себя какими-то понятиями о долге. Подобные понятия могут казаться обязательными лишь для тех фантазеров, которые воображают себя ответственными за каждое свое слово, хотя бы произнесенное ими в порыве увлечения.

28 августа флотилия, состоявшая из стального вельбота «Аванс» и шестнадцати пирог, поднялась по реке на девять километров выше Авиджили. Пешая колонна осталась позади — переправляться через целый ряд притоков и ручьев и пробиваться сквозь трущобы непролазных кустов; она присоединилась к нам только к полудню следующего дня и должна была немедленно итти дальше в продолжение еще двух часов, после чего стала лагерем.

30-го мы остановились внизу громадного водопада. Мои наблюдения выясняют, что мы прошли половину дороги к озеру Альберта: Кавалли находится под 32°50 , Ямбуйя под 27°30 , а наша стоянка под 30°7 восточной долготы.

300 км, по птичьему полету, отделяют нас от озера. Нет возможности пройти это расстояние в 64 дня так, как мы шли западную половину пути: люди для этого слишком изнурены физически и измучены душевно; нарывы у них не проходили, малокровие их изводит. Мы толковали им, что половина дела сделана, но они не верят и говорят: "Как господин может знать это? Каким инструментом можно измерить пройденный путь и угадать предстоящий? Покажи нам такую дорогу, тогда и поверим. Разве туземцы не лучше вас знают свою страну? Кто и когда видел ту Травянистую область, о которой говорит господин? Господин обращается с нами, как с малыми детьми!"

31-го числа, в роковой для нас день, заря занялась как обыкновенно: в девять часов сквозь облака густого тумана пробилось солнце, но, бледное, тусклое, без лучей, оно являлось простым световым пятном. Мы были за работой: прорубали в лесной трущобе достаточно широкую дорогу, для того чтобы шестьдесят человек могли пронести на голове стальной вельбот; тем временем экипаж нашей флотилии изо всех сил боролся в водовороте быстрины, стараясь на баграх перетянуть челноки через крутые уклоны порогов.