Теперь в этих домах, похоже, никто не жил – по крайней мере, круглый год. Почти у всех в окнах висели объявления, предлагающие летний отдых, – любопытным туристам, которые, подобно ей, забрели столь далеко, чтобы их прочесть. Скала возвышалась прямо за домами, напирала, словно невоспитанный незнакомец в толпе. Кое-что еще показалось Анне странным – чего-то не хватало, и она никак не могла понять, чего именно, пока не посмотрела вверх и не заметила, что в небе над ней не кружат чайки. Даже морские птицы сторонились этого места.

Она уловила слабый прелый запах. Снова взглянув на скалу, Анна увидела, что она испещрена шрамами, старыми отметинами, где трава и земля сползли, обнажив камень. Дома внизу выглядели заброшенным. Окна с занавесками в одном из них затянуло паутиной, а глухую стену прикрывал синий брезент, края которого трепал утренний ветерок. Под ним болтался оторвавшийся кусок ржавого водосточного желоба.

В самом конце деревни, где скала выдавалась в море и склон был таким крутым, что на нем могли только гнездиться птицы, Анна увидела поросшую травой небольшую площадку, окруженную низкой каменной стеной. Там стояли три скамейки. Анна выбрала ту, с которой открывался вид на всю деревню, уже сверкавшую яркими красками в лучах восходящего солнца. Перед ней высился столб – часть общественной сушилки. У края волнолома прямо из бетонной дорожки торчали толстые деревянные стойки с натянутыми между ними веревками, на которых раньше развешивали рыболовные сети – для просушки или ремонта перед началом сезона. Теперь здесь в хорошую погоду сушили белье, и сегодня, несмотря на ранний час, в некоторых местах уже висели на прищепках простыни и одежда. Анна сидела, наслаждаясь запахом моря и плеском отступающей воды, как заметила фигуру, направляющуюся по дорожке вдоль берега в ее сторону. Сердце ее замерло – она испугалась, что это Дуглас Маккин. Избежать встречи с ним она никак не могла, а начинать день с очередного его выговора Анне совсем не хотелось. Но приглядевшись, она поняла, что это женщина – с седыми волосами, пушистым облаком окружавшими ее морщинистое лицо. Шла она быстро и уверенно, явно по делу. Поравнявшись с местом, где сидела Анна, женщина улыбнулась и кивнула, но не замедлила шага. Рука с узловатыми пальцами ухватилась за столб, к которому были привязаны веревки, и женщина дважды обошла его.

– Традиция, – объявила она, описывая круги. – Видите? Южный полюс. Северный полюс. Нужно обойти два раза.

– Да, я… – ответить Анна не успела, потому что женщина снова улыбнулась ей и удалилась туда же, откуда пришла.

Присмотревшись к столбу, Анна увидела, что на одной его стороне написано «Северный полюс», на другой – «Южный полюс». Оставалось непонятным, почему его нужно обходить дважды.

Когда она снова посмотрела в сторону моря, женщина уже исчезла из виду. Анна тоже пошла назад, но гораздо медленнее, и вскоре вышла из тени скалы. Лучи утреннего солнца освещали подвесные кашпо и пивные бочонки у дверей, превращенные в клумбы; ярким цветам в них соленый морской воздух, казалось, шел только на пользу. За штакетником дома с высокой террасой она увидела куст красивых алых роз.

С моря донесся шум двигателя. От пирса отчаливала моторная лодка. В ней находились два человека, в одном из которых Анна узнала пожилую женщину, дважды обходившую Северный и Южный полюс Криви. Человека за штурвалом Анна не разглядела, было слишком далеко, но, когда лодка взяла курс на Гарденстаун, он повернулся и махнул рукой. Анна не поняла, кому предназначается этот жест, ей или кому-то другому, невидимому, но на всякий случай помахала в ответ.

Вернувшись к «Счастью рыбачки», она увидела на пороге плетеную корзину. В ней лежали бутылка красного вина, четыре булочки в крафтовом пакете, жестяная коробка со свечой и запечатанный конверт, внутри которого Анна обнаружила латунный ключ и короткую записку:

– Ну что ж, – сказал Фрэнк Торп пару часов спустя, когда Анна сидела за кухонным столом в «Приюте ткача», – как вам первая ночь в «Счастье рыбачки»?

– Ну… – Анна немного растерялась. – Прекрасно. Просто… Замечательно.

– Похоже, не очень, – усмехнулась Пэт, доливая чаю в кружку Анны. – Плохо спали? К морю так сразу не привыкнешь.

Анна улыбнулась хозяйке поверх полной тарелки – такого обильного завтрака у нее не было уже много лет.

– Не в этом дело. Мне приятно было просыпаться под шум волн. Но я поняла, что совершила ужасную ошибку. Мне не следовало покупать этот дом.

Пэт с тревогой посмотрела на нее:

– О нет, дорогая, не говорите так! Вы не провели здесь и пяти минут!

– Знаю, знаю. Но в дом нужно вложить столько труда. И он такой маленький! То есть я знала, что он маленький, но когда увидела… Не думаю, что он мне подходит.

– А что там нужно сделать? – спросил Фрэнк. – На вид он довольно прочный. У вас ведь крыша-то не течет?

– Нет, ничего подобного… по крайней мере я не заметила, – сказала Анна, отметив про себя, что придется все тщательно осмотреть. – Но он очень грязный, и все в нем… как бы это выразиться… такое старое.

– Ага, – кивнула Пэт. – Представляю, сколько там сейчас пыли. Дом уже давно выставили на продажу, но им никто не интересовался. Старый Робби собирался быстренько тут все убрать до вашего приезда.

– Он так и говорил, – улыбнулась Анна.

Пэт оторвала взгляд от тарелки и взглянула на нее:

– Ага! Значит, вы встретились?

– Нет. Утром я вышла прогуляться, а когда вернулась, нашла на пороге корзину с угощением, запиской и ключом. Очень мило с его стороны. Честно говоря, я и не рассчитывала увидеть роскошный дом, – сказала Анна, но тут же подумала, что, наверное, подсознательно именно этого она и ждала. Все квартиры, в которых они с Джеффом жили последние пятнадцать лет, были минималистичными, даже производили впечатление стерильных, потому что они оба так мало времени проводили дома, что не успевали создавать беспорядок, да и Джеффу так больше нравилось. – Но, честно говоря, дело даже не в этом. Я не знаю, о чем думала, когда решила поселиться в таком месте. Это просто нелепо.

Фрэнк повернулся к Пэт:

– Помнишь, как мы проснулись в первый день после переезда?

Пэт усмехнулась, глядя на мужа поверх кружки с чаем:

– Я чувствовала ровно то же самое.

– Мы тоже подумали, что совершили ужасную ошибку. – Теперь Фрэнк обращался к Анне: – И еще этот жуткий шторм, бушевавший в нашу первую ночь. Мы проснулись с ощущением, что очутились в самом центре разгулявшейся стихии. Пэт плакала. Правда, дорогая?

– Плакала, – признала Пэт. – Я спустилась на кухню – это было еще до ремонта, когда мы оборудовали второй туалет, – чтобы поставить чайник, и из-под двери так тянуло холодом, словно я попала в Арктику. А еще пол намок, потому что через щель в дом попадала вода. От влажных ковров несло псиной, у меня никак не получалось разжечь дровяную печь, а электричество отключилось. В общем, я сидела в мокрых тапках на нижней ступеньке лестницы и горько плакала. Тогда мне казалось, что мы потратили все наши сбережения, а приобрели только кучу забот.

– Честно говоря, я чувствовал себя ничуть не лучше, – прибавил Фрэнк. – Да, мы не сразу полюбили этот дом – и деревню. Но полюбили. Готов поспорить, Анна, вы тоже полюбите, если дадите себе шанс.

Анна улыбнулась, но засомневалась, что когда-нибудь сумеет полюбить старый грязный сарай, который теперь вынуждена называть домом.