По ходу работы всплыл один неприятн'ый момент: мне дали понять, что перспектива моего брака с кем бы то ни было, мягко говоря, нежелательна, как и контакты на стороне. Я должна была докладывать о них Сергею Сергеевичу, и когда я это делала, каждый раз отношение было резко отрицательным.
Проявил КГБ заботу и о контрацепции. Мне выдавали упаковки таблеток без опознавательных знаков. Одну нужно было принять за день до полового контакта, одну перед и одну на следующий день. Если все случалось неожиданно, выпивала по две штуки сразу. После каждого контакта и раз в месяц профилактически меня осматривал венеролог. Уколы пришлось делать всего один раз — тот самый австралиец оказался больным. К врачу меня отправили в поликлинику в Варсонофьевском переулке. Именно там я впервые встретила сестер по оружию. Впечатлениями мы обменивались нечасто. Многие лечились серьезно, особенно те, кто работал с латиноамериканцами и неграми. Про азиатов говорили, что они очень чистоплотные. Не знаю — не было случая проверить.
Бывали и неудачи. То объект не был способен ни на что, кроме комплиментов, то был слишком умен и соглашался трахаться только в ванне и лифте. Один раз меня приставили к австрийцу, который оказался голубым… Тут уже село в лужу мое руководство. Приставь они к нему мужчину (такие тоже есть), задача была бы выполнена. А он всего на три дня приезжал. Плохо разведали о его пристрастиях…
Но был и другой случай, смешной и вместе с тем страшный. Объект оказался извращенцем. Мало того, что он меня связал и исхлестал ремнем, так еще был и любителем анального секса. От боли и обиды я разозлилась и начала орать, чтобы он меня развязал, но мои крики доставляли ему особое удовольствие. Он взялся за меня с удвоенной силой. Я думала: если жива останусь, потребую увеличения зарплаты вдвое. Истязание длилось часа два, а потом он притомился. Развязал и сделал пару комплиментов. Я его по-русски обматерила и скорей рванула оттуда, пока он спать не передумал. А у лифта встретил меня наш сотрудник Владик (он отвечал за меня и мою безопасность) и шепотом сообщил, что мне надо вернуться в номер и побудить этого садиста к новым истязаниям. У них, оказывается, камера немного барахлила! Тогда только-только начали устанавливать видео. Новые камеры были гораздо удобнее, но сбоев в их работе было поначалу много.
Вернулась я обратно — что делать? К счастью, на подобное дебила еще раз не хватило. После этого меня наградили путевкой в Геленджик и премией в размере 20 рублей. Что касается извращенца, то возможность «прижать» его у КГБ появилась в полной мере. Он был сотрудником церковной католической радиостанции, которая вещала на страны социалистического лагеря, делал там блестящую карьеру. По данным госбезопасности, готовился занять на радиостанции руководящий пост. Вот тут-то и пригодились бы наши фотографии, особенно кинокадры с участием главного радиоцерковника».
Можно только посочувствовать многострадальному племени западных советологов, которым приходится, сравнивая и сопоставляя разрозненные факты, по крупице восстанавливать — словно доисторического динозавра по нескольким позвонкам — подлинную картину происходящего за стенами Кремля.
Успокаивающие средства
«История болезни» — небольшая книжечка с картонной обложкой. Обычно такая «история» обычного человека не привлечет внимания. Но если она принадлежит вождю, то картон мгновенно превращается в роскошный переплет. Тогда такую книгу пишут не только врачи, но и историки, журналисты, политики. «Истории» могут быть разного прочтения и интерпретации. Но так или иначе они расширяют еще одну важную тему: власть и здоровье.
Историю медсестры Н. и Леонида Ильича Брежнева рассказал Е. Чазов.
«Начиная с весны 1973 года у Брежнева изредка, видимо в связи с переутомлением, начали появляться периоды слабости функции центральной нервной системы, сопровождавшиеся бессонницей. Он пытался избавиться от нее приемом успокаивающих и снотворных средств. Когда это регулировалось нами, удавалось быстро восстановить и его активность, и его работоспособность. Он не скрывал своего состояния от близкого окружения, и они (некоторые — из искреннего желания помочь, другие — из подхалимства) наперебой предлагали ему различные препараты, в том числе и сильнодействующие, вызывавшие у него депрессию и вялость.
Вот с такими ситуациями мне и пришлось столкнуться во время визита Брежнева в США. Но, так как его организм был еще достаточно крепок, нам удавалось очень быстро выводить его из таких состояний, и никто из сопровождавших лиц, из американцев, встречавшихся с ним, не знал и не догадывался о возникавших осложнениях. Заметить их внешние проявления было почти невозможно. Мне казалось, что, вернувшись домой, отдохнув и придя в себя, Брежнев вновь обретет привычную активность и работоспособность, забудет о том, что происходило с ним в США. Однако этого не произошло. Помогли «сердобольные» друзья, каждый из которых предлагал свой рецепт лечения, и роковая для Брежнева встреча с медсестрой Н. Я не называю ее фамилию только по одной причине — она жива, у нее дочь, и, главное, ее судьба сложилась непросто. Ее близость к Брежневу принесла ей немало льгот, трехкомнатную квартиру в одном из домов ЦК КПСС, определенное независимое положение, материальное благополучие, быстрый взлет от капитана до генерала ее недалекого во всех отношениях мужа. К сожалению, я слишком поздно, да и, откровенно говоря, случайно, узнал всю пагубность ее влияния на Брежнева.
Однажды раздался звонок Андропова. Смущенно, как это было с ним всегда, когда он передавал просьбы или распоряжения Брежнева, которые противоречили его принципам и с которыми он внутренне не соглашался, он предложил в 24 часа перевести старшую сестру отделения, где работала Н., на другую работу. Когда я поинтересовался причинами и заметил с определенной долей иронии, что вряд ли председатель КГБ должен заниматься такими мелкими вопросами, как организация работы медсестер, он сердито ответил, что просьба исходит не от него, для меня лучше ее выполнить. Мне искренне жалко было старшую медсестру, прошедшую фронт, пользовавшуюся в коллективе авторитетом, и, чтобы выяснить все подробности и попытаться исправить положение, я встретился с лечащим врачом Брежнева Н. Родионовым.
Оказалось, что именно он, который должен был строго следить за режимом и регулировать лекарственную терапию, передоверил все это сестре, которую привлек к наблюдению за Брежневым. Мягкий, несколько беспечный, интеллигентный человек, он и не заметил, как ловкая медицинская сестра, используя слабость Брежнева, особенно периоды апатии и бессонницы, когда он нуждался в лекарственных средствах, фактически отстранила врача от наблюдения за ним. Мой визит к Брежневу не дал никаких результатов — он наотрез, с повелительными нотками в голосе, отказался разговаривать и о режиме, и о необходимости регулирования лекарственных средств, и о характере наблюдений медсестры.
Представляю историков, политологов, дипломатов, обществоведов, которые сейчас в архивах ищут материалы и документы, которые бы позволили выяснить причины взлета и падения Брежнева, истоки того процесса, который в конце концов привел великую страну социализма к событиям апреля 1995 года…
Вероятно, эти ученые мужи не согласятся с моим видением событий, приведших к кризису середины 80-х годов. Но я, как и все врачи, прагматик и ищу всегда корни возникающих процессов в логике конкретных фактов и в действиях конкретных лиц.
С этих позиций пагубное влияние медицинской сестры Н. на Брежнева, ускоряющее его деградацию, — конкретный объективный факт, способствовавший развалу руководства страной, значивший больше, чем десятки выступлений различных групп «диссидентов».
А разве не вложили камень в здание кризиса так называемые друзья Брежнева, не только потакавшие его слабостям, но и усугублявшие их? Поистине, от великого до смешного один шаг…
Нисколько не преувеличивая, могу сказать, что от нашей врачебной деятельности, от нашей активности и позиции будущее страны зависело в не меньшей степени, чем от расстановки политических и общественных сил. Реально оценивая складывающуюся ситуацию, я стал искать союзников в борьбе за здоровье Брежнева, сохранение его работоспособности, активности и мышления государственного деятеля. Прежде всего я решил обратиться к семье, а конкретнее — к жене Брежнева, Виктории Петровне, тем более что у нас сложились хорошие, добрые отношения. Они поддерживались и тем, что тяжелобольная Брежнева понимала, что живет только за счет активной помощи врачей. Не хочу уподобиться многочисленным «борзописцам», смакующим несчастье и злой рок в семействе Брежневых. Большинство из этих несчастий выносила на своих плечах жена Брежнева, которая была опорой семьи. Она никогда не интересовалась политическими и государственными делами и не вмешивалась в них, так же, впрочем, как и жена Андропова. Ей хватало забот с детьми. Сам Брежнев старался не вмешиваться в домашние дела. При малейшей возможности он «вырывался» на охоту в Завидово, которое стало его вторым домом. Как правило, он уезжал днем в пятницу и возвращался домой только в воскресенье вечером.
