Троцкий влюбился в нее без памяти. В свои 29 лет Фрида была необыкновенно привлекательна. Ее нельзя было назвать красавицей, но был в ней внутренний огонь, который завораживал.
Пламя страсти охватило 60-летнего Троцкого. На этот раз предметом его вожделения была не мировая революция, а женщина редкого таланта и темперамента. Все, решительно все было против этого романа. Фрида была женой его друга, рядом была Наталья, верная подруга, с которой он прожил 25 лет. Эта связь могла скомпрометировать его в глазах всего мира. Но Троцкий тогда был готов пожертвовать всем.
Писатель Юрий Папоров, уже несколько лет работающий с архивами Троцкого в Мексике, обнаружил его интимные письма к Фриде, которые раскрывают нам этого человека с новой, еще неизвестной стороны. Троцкий — герой-любовник.
«Ты вернула мне молодость и отняла рассудок, — пишет Троцкий в одном из любовных писем. — С тобой я чувствую себя 17-летним мальчишкой».
Фрида тоже увлеклась Троцким. Сначала ее привлекал романтический ореол изгнанника, мученика, пламенного борца за великие идеалы. Для Фриды он был герой, кумир, вождь. Но потом, когда между ними начался роман, она влюбилась в него не на шутку.
Фрида не скрывала своих чувств и при всех обращалась к нему не иначе как «моя любовь», иногда шутливо называла «козлиная бородка». Встречались они тайком, в доме Кристины, младшей сестры Фриды, которая жила через дорогу.
Диего Ривера, слава Богу, ни о чем не догадывался, иначе, будучи человеком горячим и безмерно ревнивым, просто пристрелил бы соперника. Зато жена Троцкого — Наталья Седова — поняла все. В семье разразился страшный скандал. Для нее, прожившей бок о блок с Троцким почти четыре десятилетия, это было настоящей трагедией.
Троцкий бежит из дома, поселяется на асьенде своего друга, в 130 км от Мехико, чтобы в одиночестве обо всем подумать и сделать выбор. В конце концов он принимает разумное решение — пока роман с Фридой не зашел слишком далеко, вернуться к Наталье.
Фрида уезжает в Веракрус и каждый день напивается до потери сознания.
«Я уверен — ты найдешь в себе силы справиться с этим, — утешал ее Троцкий в одном из писем. — Ты должна рисовать. В этом твое спасение».
Однажды Фрида спросила своего друга, известного поэта: «Скажи, это правда, что страдать — значит творить?»
— Во всей Мексике я знаю только двоих, кто мог это сказать, — ответил поэт. — Первый — я. Второй — старик Троцкий.
После разрыва с Троцким Фрида начинает каторжно работать. В предыдущие годы она писала по одной-две картины в год, за четыре месяца 1937 года создает сразу 12 картин. И каких! Сегодня они признаны шедеврами и оцениваются по самой высокой ставке — в полтора-два миллиона долларов каждая. Лучшие музеи мира оспаривают право на них. Но мало кто знает, кому обязана художница своим вдохновением.
7 ноября 1937 года Фрида посылает Троцкому в подарок одну из своих новых картин.
Это был лучший автопортрет, написанный Фридой. В блестящем платье, усыпанная бабочками, она кажется такой соблазнительной, словно дарит себя любимому человеку.
Разрыв с Риверой и решение покинуть Голубой дом поставили Троцкого в затруднительное материальное положение. Заработки его значительно сократились, что не имело особого значения, пока не требовалось платить за крышу над головой. Троцкому пришлось изыскивать новые возможности и одалживать у друзей деньги на содержание домочадцев.
В последние минуты жизни рядом с Троцким была его жена Наталья Седова. Она вспоминала: «Что случилось, — спросила я. — Что случилось?» Я обняла его… Он не отвечал. Моей первой мыслью было: не упало ли что-нибудь на него с потолка, — ведь в кабинете шел ремонт. Он сделал несколько шагов — я его поддержала — и медленно опустился на пол.
«Наташа, я люблю тебя». Он произнес это так неожиданно, так серьезно, почти резко, что я, ослабевшая от шока, едва не лишилась чувств. «Никто, никто, — шептала я, — никто больше не пройдет к тебе без обыска».
Она осторожно положила ему под разбитую голову подушку, на рану положила кусок льда, вытерла кровь со лба и щек.
В больнице сестры начали готовить его к операции. Ножницами разрезали пиджак, рубашку и жилет, сняли часы. Когда они стали снимать последние одежды, он сказал Наталье, «отчетливо, но очень серьезно и печально»: «Я не хочу, чтобы они меня раздевали… Я хочу, чтобы это сделала ты». Это были его последние слова, которые она услышала. Раздев его, она наклонилась и прижалась губами к его губам. «Он поцеловал меня в ответ. Еще раз. Еще раз. И еще. Так мы простились…»
Трагическим роман мисс Стритер
Мисс Стритер была младшей дочерью английского чиновника, который работал в стамбульской конторе британской пароходной компании. Семья Стритеров была почти классической семьей бизнесмена средней руки — то есть небогатой и ничем не примечательной. Стритеры были респектабельны и патриотичны. Они обладали незапятнанной репутацией даже в то время, когда торговля вовсе не считалась идеальным занятием для джентльмена. Нетрудно представить, сколь ужасен был удар, постигший ничего не подозревавшую семью (этот шок давал себя знать даже полвека спустя. Единственный из семьи Стритеров, кто остался в живых к середине 70-х годов и кого удалось разыскать, — младший брат Изабел. В декабре 1976 года он заявил, что даже теперь, по прошествии стольких лет, не может вдаваться в обсуждение «этого трагического романа» своей сестры. Будучи в то время подростком, он знал об этой истории не так уж много, но родители запретили ему даже касаться этой темы): в самом конце 1930 года, на Рождество, вдруг открылось, что их двадцатилетняя дочь вступила в связь со своим 34-летним учеником (она учила его английскому языку. — Г. К) — фактически потеряла из-за него голову.
По иронии судьбы — так, по крайней мере, мог расценивать эту ситуацию бежавший на Запад — секретарь Сталина Борис Бажанов — следующим советским перебежчиком, появившимся в Париже, был не кто иной, как Георгий Агабеков (который в 1928 был организатором несостоявшегося убийства Бажанова, — Г. К.) прибывший сюда 26 июня 1930 года из Марселя.
Агабеков произвел на Бажанова почти отталкивающее впечатление. «Появилась безобразная юркая личность, невзрачная, с физиономией преступника, — вспоминал впоследствии Бажанов. — Глаза его рыскали по сторонам, казалось, они ощупывают поочередно все углы комнаты, точно проверяя, нет ли там ловушки».
Они беседовали всего около двадцати минут. Тема была как нельзя более важной и интересной для обоих. Агабеков рассказывал, что в «тот самый день», — накануне Нового 1928 года, — когда ему предстояло отправиться «по долгу службы» на крайний юг Персии, из Москвы была получена срочная телеграмма с сообщением о побеге Бажанова.
Бажанов узнал от Агабекова, что именно последний возглавлял охоту на него в Мешхеде.
Выяснилось также, что с ведома и санкции Сталина советским дипломатическим органам в Тегеране было предписано идти на любые уступки Персии в обмен на выдачу беглеца. Эти уступки касались спорных пограничных территорий, помощи Советов в разведке нефтяных месторождений на территории Персии и даже вечного спора о зонах рыбной ловли в каспийском море. Кремль был настолько уверен, что Персию соблазнят его обещания, что Агабекову в какой-то момент было приказано повременить с убийством Бажанова. Приказ о «ликвидации» беглеца вновь вступил в силу на заключительном этапе побега Бажанова из Дуздапа, но было уже поздно: в его судьбу вмешался британский консул.
Однако Агабеков представляет для нас интерес не только потому, что именно он преследовал в «своей зоне» бы вшего секретаря Сталина, а в силу необычайно фантастической истории собственного побега. Сам он заявлял, что причиной его бегства на Запад был очевидный «крах дела коммунизма» в советской России — крах, о котором ярко свидетельствовал повальный голод в деревне. На самом деле причина его бегства была наиболее невероятной из всех, какие только можно вообразить.
