Кюре, к которому г-н де Бретёй обратился с дружеской просьбой о гостеприимстве, был чрезвычайно рад принять у себя интенданта провинции и перевернул вверх дном весь дом. Из этого воспоследовал ужин, который г-н де Бретёй нашел превосходным; особенно изысканными, по его мнению, были вина хозяина. В итоге за столом достаточно быстро начались возлияния, во всяком случае их позволял себе кюре, и к десерту его взгляд уже не был безупречно чист. В этот момент г-н де Бретёй завел разговор о делах славного кюре, сказал, что у него нет никаких сомнений в том, что все его приходские книги содержатся в порядке, но, тем не менее, ради соблюдения формальности, он был бы не прочь взглянуть на них. Кюре, уверенный в исправном ведении своих церковных книг, поднялся и подал эти реестры г-ну де Бретёю, который после первой выпитой бутылки возобновил возлияния; так что была откупорена вторая бутылка, и, в тот момент, когда она закончилась, глаза кюре, давно уже мутные, закрылись полностью.
Увидев это, г-н де Бретёй отыскал в церковной книге год, когда происходило венчание, нашел страницу с нужной записью, вырвал ее и положил себе в карман; затем, поскольку стояла прекрасная летняя пора и уже начало светать, г-н де Бретёй разбудил служанку, дал ей несколько луидоров, поручил ей поблагодарить от его имени кюре и уехал.
В том, что касается записи о венчании, фокус удался.
Оставался брачный договор.
Это трудное дело было поручено все тому же г-ну де Бретёю.
Нотариус, засвидетельствовавший этот договор, умер лет двадцать тому назад; был вызван его преемник, и ему предоставили выбор между суммой в пятнадцать тысяч ливров и пожизненным тюремным заключением.
Нотариус нисколько не колебался и вручил подлинник договора г-ну де Бретёю, присоединившему его к записи из церковной книги. Обе бумаги были немедленно отправлены Дюбуа, и он их уничтожил.
Затем, чтобы не оставлять новому архиепископу никаких причин для беспокойства, г-н де Бретёй предпринял розыски г-жи Дюбуа и, в тех же выражениях, какие он использовал в отношении нотариуса, предоставил ей выбор опять-таки между суммой в пятнадцать тысяч ливров и пожизненным тюремным заключением. Госпожа Дюбуа взяла пятнадцать тысяч ливров и дала обещание хранить в будущем свой секрет так же, как она хранила его прежде.
Так что все было устроено к лучшему в этом лучшем из возможных миров, как позднее скажет Вольтер.
После этого аббат озаботился своим рукоположением в священство.
Он обратился с этим к кардиналу де Ноайлю. Но тот без всякого высокомерия, позерства и шума наотрез отказал аббату в его просьбе, причем никакие просьбы и угрозы не могли заставить его отступиться от этого отказа.
Тогда Дюбуа обратился к г-ну де Безону, брату маршала, переведенному из Бордоского архиепископства в Руанское; г-н де Безон проявил в этом деле больше услужливости, чем кардинал де Ноайль, и дал необходимые распоряжения для того, чтобы Дюбуа был рукоположен в главном викариатстве Понтуаза, подчинявшемся Руанской архиепархии.
Под предлогом важных дел, которыми он был занят, Дюбуа добыл папскую грамоту, позволявшую ему пройти все ступени священства одновременно. Так что в одно прекрасное утро он отправился в приходскую церковь главного викариатства Понтуаза, где епископ Нанта, как и обещал, в ходе одной и той же малой мессы посвятил Дюбуа в иподиаконы, диаконы и священники. По этому случаю регент подарил Дюбуа пастырский перстень, стоивший более ста тысяч ливров.
Затем он назначил его полномочным представителем на конгрессе в Камбре и отправил туда вместе с г-ном де Морвилем и г-ном де Сен-Контестом.
XII
Состояние финансов после краха системы Ло. — Судебная палата. — Продажа имущества Ло. — Опала и смерть д’Аржансона. — Кардинал Конти становится папой. — Дюбуа становится кардиналом. — Болезнь короля. — Гельвеций. — Радость народа. — Первые попытки оспопрививания. — Договоренности о брачных союзах короля и испанской инфанты, а также мадемуазель де Монпансье и принца Астурийского. — Господин де Сен-Симон, посол в Испании.
После того как система Ло рухнула, а сам он бежал, следовало подумать о том, как привести дела в то состояние, в каком они находились прежде.
Первым шагом к этому стало учреждение судебной палаты, на которую возлагалась почти такая же работа, какая в начале Регентства уже проводилась с откупщиками.
Расследование должно было коснуться пятисот или шестисот миллионов акций, которые, по слухам, были выпущены без королевского дозволения.
В ожидании начала работы этой палаты народу было дано первое удовлетворение.
Движимое имущество Ло было продано на открытых торгах, а его поместья конфискованы: поместий, сопряженных с титулами, у него оказалось четырнадцать.
Двадцать шестого января 1721 года вышло постановление, которым предписывалось провести общую перепись всех банковских ценных бумаг, выпущенных в течение последнего года. Владельцы этих бумаг должны были заявить, от кого они их получили и по какой цене купили.
И тогда вскрылись поразительные факты. Состояние г-на Ле Блана достигло семнадцати миллионов, г-на де Ла Фая — восемнадцати, г-на де Фаржа — двадцати, г-на де Веррю — двадцати восьми, а г-жи де Шомон — ста двадцати семи!
В связи с этим к судебной ответственности были привлечены важные государственные деятели: государственный секретарь Ле Блан, граф и шевалье де Бель-Иль, то есть сын и внук Фуке, а также г-н Моро де Сешель.
Кроме того, лишился своей должности канцлера д’Аржансон, и она была передана д’Агессо, человеку в высшей степени популярному.
Правда, опала д’Аржансона сопровождалась всякого рода наградами: ему сохранили звание хранителя печати, он имел право присутствовать на заседаниях совета, когда ему это было угодно, и остался другом и советником герцога Орлеанского.
Но, как ни заботились о том, чтобы смягчить бывшему канцлеру его опалу, все же это была опала; она подействовала на него крайне тяжело, настолько тяжело, что он заболел, целый год чахнул и, наконец, умер 8 мая 1721 года.
За несколько дней до смерти г-на д’Аржансона умер папа Климент XI, автор буллы «Unigenitus».
Восемнадцатого мая того же года его преемником был избран кардинал Конти, взявший себе имя Иннокентий XIII.
Смерть Климента XI немедленно остановила преследования, которым по требованию короля и королевы Испании подвергался Альберони: его хотели лишить кардинальского звания. Для расследования его дела был учрежден суд, состоявший из кардиналов; однако под влиянием корпоративного духа этот суд решил затянуть свою работу, надеясь что Климент XI, правивший уже двадцать лет, умрет до того, как будет вынесен приговор. Все случилось так, как и предвидел суд, причем Альберони не только оказался избавлен от судебного разбирательства, итога которого добивались три его страшных врага — испанский король, испанская королева и папа, — но и был приглашен теми, кто являлся его судьями, заседать в конклаве, поскольку он по-прежнему оставался кардиналом и его отсутствие там могло вызвать возражения и даже привести к тому, что избрание нового папы было бы признано недействительным.
Франция желала, чтобы этим новым папой стал кардинал Конти.
Дюбуа не намеревался останавливаться на должности архиепископа Камбре: ему нужна была кардинальская шапка, а за кардинальской шапкой ему уже мерещилась папская тиара.
Два его доверенных лица вели в Риме переговоры о кардинальской шапке: одним из них был иезуит Лафито, епископ Систерона; другим — аббат де Тансен.
Но, несмотря на всю проявленную ими настойчивость, они натолкнулись на глухое противодействие Климента XI, заставлявшее полагать, что переговоры будут труднее, чем это представлялось вначале. И потому Дюбуа предложил кардиналу де Рогану отправиться в Рим и ускорить там решение этого вопроса, пообещав ему, что по возвращении оттуда он получит в обмен первый же освободившийся министерский пост. Кардинал де Роган уже настроился ехать, как вдруг стало известно о смерти Климента XI. Миссия кардинала де Рогана отменена не была, однако значение ее усилилось: кардинал отправился в Рим, имея целью добиться назначения Конти папой, а Дюбуа кардиналом.