пфальцграф Эно, Голландии, Зеландии, Намюра

 и Зютфена, маркиз Священной Римской империи,

 владетель Фрисландии, Салена и Мехелена,

 который, будучи щедро наделен силой,

 стойкостью и величием души,

 долгие годы преуспевал в высоких начинаниях

 и битвах, одержал победы

 как при Монлери, в Нормандии, в Артуа, в Льеже,

 так и в других местах,

 пока фортуна не отвернулась от него

 и не отняла у него жизнь в Ночь царей-волхвов

 в 1477 году близ Нанси.

Тело его, погребенное в упомянутом Нанси,

 высокородный, могущественный и победоносный

 государь КАРЛ,

 император римлян, пятый по счету из тех, кто носил

 это имя,

 его внучатый племянник и наследник его имени, побед и

 владений,

 позднее перенес в Брюгге,

 где король ФИЛИПП Кастильский, Леонский, Арагонский

 и Наваррский,

 сын вышеназванного императора Карла,

 повелел положить его в сей гробнице,

 подле его дочери и единственной наследницы

 МАРИИ, жены и супруги высокородного и могущественного

 государя МАКСИМИЛИАНА, эрцгерцога Австрийского,

 а затем короля и императора римлян.

 Помолимся Господу за упокой его души.

                   Аминь».

Если вы будете проезжать через Нанси и история Карла Смелого придет вам на память, попросите, чтобы вам показали лежащую у порога одного из домов боль­шую плиту черного мрамора. Это место, где было выстав­лено тело герцога Карла, прежде чем его внесли в дом Жоржа Марке.

Плита эта, судя по ее размерам, вполне могла бы послужить Карлу Великому, но послужила она всего лишь Карлу Грозному.

Здесь нам следовало бы прекратить наше повествова­ние, однако, на наш взгляд, оно будет неполным, если мы не увидим, как, в свой черед, умирал король Людо­вик, который почувствовал столь великую радость, узнав о печальном конце герцога Бургундского, что дал обет установить серебряную решетку вокруг раки святого Мартина Турского!

ЭПИЛОГ. ХИТРЫЙ ЛИС НЕ ИЗМЕНЯЕТ СЕБЕ ДО САМОЙ СМЕРТИ

В тот самый час, когда происходила битва при Нанси, Анджело Катто, медик-астролог, покинувший герцога Бургундского и перешедший на сторону короля Фран­ции, служил обедню — ибо он был священником и позд­нее стал архиепископом Вьеннским — так вот, в присут­ствии своего нового господина он служил обедню в церкви святого Мартина Турского.

— Государь, — внезапно воскликнул он, — consummatum est!^[25] Ваш враг мертв!

Точно так же за тысячу пятьсот лет до этого некий авгур произнес в присутствии Тита Ливия: «В этот час Помпей разбит при Фарсале и Цезарь стал победите­лем».

Только через день Людовик XI получил достоверные новости, но в них было лишь известие о поражении Карла Смелого, и только спустя еще два дня королю стало известно о смерти герцога.

Какое-то время он пребывал в оцепенении, ошелом­ленный случившимся.

Что ему следовало предпринять? Прежде всего, эта смерть открывала для Франции возможность вернуть себе те провинции, какие были отторгнуты от нее в пользу Бургундской династии, ветви французского коро­левского дома, принесшей ему больше вреда, чем Ген­рих V, Генрих VI и все Эдуарды, вместе взятые!

Первое, о чем подумал Людовик XI, могло бы прийти в голову обычному человеку, такому, как Эдуард IV или Фридрих III: женить дофина на наследнице престола Бургундии, невзирая на разницу в возрасте (дофину было восемь лет, а Марии двадцать), и, благодаря этому браку, вступить одной ногой в Германию и осуществить давнюю мечту Франции — проложить ее границу по Рейну.

Однако, по всей вероятности, это означало бы войну с Англией и войну с империей.

Людовик XI терпеть не мог войну, и у него не было желания разжигать ее вновь.

Нет, ему следовало попытаться сделать иное, а именно, вернуть, не обнажая меча, если это будет возможно, Артуа и Бургундию, города на Сомме и в Пикардии.

Задача была трудной, почти безумной, но для такого человека, как Людовик XI, в ней не было ничего невоз­можного.

В его глазах это было прежде всего денежное дело; при помощи денег будет обеспечено невмешательство Эду­арда: он засыплет его деньгами.

Кроме того, во всем этом участвовали две женщины, то есть две соперницы: королева Англии и вдовствующая герцогиня Бургундская.

Королева Англии хотела выдать племянницу замуж за лорда Риверса, своего брата; герцогиня Бургундская тоже хотела выдать дочь замуж за своего брата — герцога Кла­ренса.

Лорд Риверс был слишком незначительным дворяни­ном для такой богатой наследницы; герцог Кларенс, ста­рик и пьяница, подходил ей ничуть не больше.

Людовика XI оба эти жениха ничуть не беспокоили, ибо ему было понятно, что они уничтожат друг друга: смотри Шекспира.

Однако Людовику XI было понятно и то, что в этот век рыцарства, когда рыцарство уже находится при смерти, но еще существует по названию, на него, короля- тирана, ополчатся все и обвинят его в том, что он огра­бил вдову и сироту.

Правда, он ограбил бы их в пользу матери, растерзан­ной за сто пятьдесят лет до этого дочерью-матереубийцей, неблагодарной Бургундской династией.

Король вступил в Пикардию и в Бургундию.

У него был предлог для захвата каждой провинции и почти каждого города: для Арраса — безвозмездное изъ­ятие, для Абвиля — возврат.

Что же касается Бургундии, то тут предлог был получше.

Людовик XI являлся естественным опекуном юной Марии и выступал в роли так называемого благородного попечителя: он забирал имущество своей подопечной, чтобы его не присвоили другие. Оставалось узнать, вер­нет ли он его.

Понаблюдаем за ним в деле.

Более всего он хотел заполучить Аррас; Аррас был ему нужен, и с Арраса он начал.

Аррас, и в самом деле, являлся для Франции заграж­дением сразу от трех врагов: от Кале, от Англии и от Фландрии.

Фламандцы считали Аррас древней вотчиной своего графа, и их боевым кличем был: «Аррас! Аррас!»

Но как забрать Аррас, принадлежащий графам Артуа?

Людовик XI решил, что он предъявит требования вовсе не на город. Город! На него у короля не было никаких прав; нет, речь должна была идти о старой части города, епископском квартале, который даже не имел стен и всегда находился в зависимости от короля.

Людовик XI сумел взять Аррас силой: он добился от посла Эмбер кура и канцлера Югоне, что сир де Крев- Кёр займет от его имени старую часть города, и 4 марта 1477 года вступил туда.

За эту уступку королю Эмберкур и Югоне поплатились головой.

Несомненно, Людовик XI весьма скорбел о них, однако Аррас был таким славным и прекрасным городом, что вполне стоил двух голов! Нойс, который с трудом можно было назвать крепостью, обошелся герцогу Бургундскому в три тысячи человеческих жизней, и это при том, что он так его и не захватил.

Впрочем, эта старая часть города находилась в руках сира де Крев-Кёра, а по правде говоря, если и был на свете сеньор, на которого Мария Бургундская могла рас­считывать, то это был сир де Крев-Кёр, губернатор Пикардии и городов на Сомме, сенешаль Понтьё, упра­витель Булони, рыцарь ордена Золотого Руна.

Мать сира де Крев-Кёра воспитывала Марию Бургунд­скую, и та, когда была маленькой, часто называла его своим братом. После смерти герцога она сохранила за сиром де Крев-Кёром все его должности, а также отдала ему в управление Эден и сделала его своим придворным кавалером.

Бесспорно, сам по себе сир де Крев-Кёр никогда не отдал бы старую часть города Людовику XI, но, получив разрешение канцлера и посла поступить так и имея пору­чение короля охранять эту жемчужину, сир де Крев-Кёр не мог ни нарушить приказ, отданный одними, ни отка­заться от чести, оказанной ему другим.