Шпангберг, однако, убедившись, что благоразумие и честность составляют отличительную черту характера айнов, свел с ними более короткое знакомство и дарил им подарки; принимая их, айны "обе свои руки, сжав, приносили ко лбу и так кланялись; також становились они на колени перед петухом; увидя его, поднимали руки кверху". Повидимому, петухи играли у них роль божества.

Как обстановка, так и характер не находившихся ни в чьем подчинении, а потому независимых айнов вполне, повидимому, располагали к приведению их в русское подданство. Но ограничиться несколькими ближайшими к северным берегам Японии островами Шпангберг не хотел, ему представлялось более целесообразным привести в подданство сразу всех жителей "от 43° и до 46°, а от 46°- до последнего острова..." Задача эта казалась ему вполне осуществимой; "без всякого опасения, - писал он, - можно привести (в подданство) в самой скорости, ежели нам от посторонних людей или от команды какого препятствия не будет, как от них в нынешнем вояже не малая ныне учинилась остановка". Последние слова снова свидетельствуют о позорном падении дисциплины в эскадре Шпангберга: корабли и в этот рейс под разными предлогами разлучились один от другого, вели самостоятельную работу и поодиночке приставали к берегам Японии. С кораблем флагмана находилась лишь дубельшлюпка. Шпангберг справедливо считал, что осуществление такого дела, как приведение в подданство целой народности, разбросанной по многочисленным островам, должно быть произведено с помощью всех находящихся в его эскадре кораблей. К тому же должно быть испрошено разрешение свыше. Выполнить это дело Шпангберг собирался в третью свою японскую экспедицию на следующий год.

Итак, и в эту экспедицию, более удачную, чем предыдущая, моряки, снова перессорившись между собой, действовали без должного единодушия. Начальники перессорились не только друг с другом, но и со своими штурманами. Шпангберг поносил штурмана Петрова как горького, пьющего запоем пьяницу, а тот в свою очередь доказывал, что начальник принуждал его исправлять и переделывать судовой журнал, площадным образом ругал его "по-немецки и русски" и хотел повесить на рее. Вальтон обвинял Казимерова в непослушании и лености, а тот его - в избиении и т. д. Посмотрим, чем закончилась вторая японская экспедиция.

На обратном пути Шпангберга преследовали противные ветры, туманы, дожди и беспрестанные частые мели. Туманы были настолько сильны, что моряки, случалось, находились от земли саженях в четырех, "а земли не видали, подходили к земле нечаянно, где не без великого страха были, и для того имели великий труд и суету мореплавания, и терпели не малую мокроту, и от того многие в команде моей захворали, к тому ж между островами в узком месте, и того ради назвали то место губа Претерпения", - так повествует Шпангберг о своем обратном плавании. В результате, когда 24 июля подошли к острову Иессо, на корабле было уже двадцать человек больных, "да и на всех служителях была тягость великая".

Дубельшлюпка также не отставала, и здесь было не мало больных, а остальные "насилу волочатся". Похоронив в морских волнах 13 человек, в том числе лекаря, Шпангберг 14 августа прибыл в Большерецк, а отсюда, не дожидаясь разбежавшихся своих спутников, отправился в Охотск, куда и прибыл 29 августа.

Путешествие Вальтона в общем сходно с плаванием Шпангберга, а потому мы долго останавливаться на нем не будем. Он также побывал на Ниппоне, откуда вынес не мало ярких впечатлений. "На сей земле, - замечает он в своем путевом журнале, - много золота и жемчуга, и винограду, и сарачинского пшена; но всего по краткости времени осмотреть было не можно". Плывя мимо японских берегов в направлении к юго-западу, он сделал несколько остановок. На него особенное впечатление производят покрытые богатейшей яркозеленой растительностью берега, виноградники, лепящиеся по склонам гор, распространяющие одуряющее благовоние мандариновые рощи, каштановые деревья, а вокруг них обширные селения с жителями учтивыми и ласковыми, но всегда осторожными. Вальтон спустился еще ниже Шпангберга и достиг 33° 28' широты. Остановившись здесь у одного из островов, моряки высадились на берег, где нашли жемчужные раковины и ветви каких-то невиданных деревьев. В Охотск добрались вполне благополучно.

Далеко не столь благополучно протекало плавание третьего корабля экспедиции - шлюпа "Надежды", которым командовал мичман Шельтинг. Закончив обследование японских берегов, он последним спешил в Охотск. На борту корабля было множество больных, несколько человек уже умерло. Тихая погода, сопутствовавшая плаваниям Шпангберга и Вальтона, сменилась теперь полосой штормов, всю тяжесть которых в этот поход и суждено было испытать "Надежде" и, что всего досаднее было для моряков, всякий раз вблизи от дома. Уже совсем близко находились от Большерецка, как вдруг, вследствие налетевшего неистовой силы шторма, потерявший способность управления корабль едва не очутился на мели. С тяжелыми повреждениями все же вошли в реку. Залечив раны, через несколько дней двинулись в центральную базу флотилии - Охотск. 18 сентября были уже совсем близко от него, как вдруг - новый шторм с дождем и снегом. "На якорь, за худостью каната, не решались стать и потому, оставаясь в дрейфе, были волнами многократно накрываемы". Шторм унес моряков на целый градус к югу. При все еще противном ветре опять стали подниматься на север. Корабль имел весьма потрепанный вид: снасти по большей части перебиты, паруса изодраны, из людей почти никого здоровых. Погода упорно издевалась над несчастными моряками. Вторично подходили к Охотску, и вторично жестокий противный шторм с дождем и снегом гнал измученных моряков обратно. "Спасая живот", опять легли в дрейф, "и от того момента - широта 58° 18' - счисление прекратилось, потому что не только лаг бросить, но едва можно было на палубе стоять, потому что сильными волнами многократно судно покрывало".

Подошедшим валом огромной величины судно едва не было опрокинуто; люковицы оказались разломанными, вода стала заливать трюм. Привязанные канатами к бортам и мачтам, - чтобы не вынесло за борт, - не покладая рук работали промоченные до нитки моряки, заделывая повреждения и вычерпывая ведрами воду из трюма. 1 октября снова приблизились к Охотску, и снова та же картина, а между тем провизии и воды становилось на корабле все меньше. Неизвестно, чем закончился бы поход "Надежды" в Охотск, если бы команда не обратилась к командиру с просьбой оставить эти попытки и идти на зимовку в Большерецк на Камчатку. Шельтинг согласился. В Большерецк пришли 7 октября, еще до наступления заморозков.