Обед был поистине академическим. Сотрапезники, знавшие, с каким человеком они имеют дело, явились, вооружившись всеми сокровищами местной эрудиции, и каждый обладал таким множеством неопровержимых доказательств в поддержку собственного мнения, что, когда подали десерт, сторонники Вильгельма Жестокого и сторонники Пьера де Фенена чуть было не начали швырять друг в друга казенными тарелками, если бы капитан Памфил не примирил все эти взгляды, предложив каждой из сторон направить диссертацию в Институт и пообещав Монтионовскую премию в две тысячи франков и крест Почетного легиона во время раздачи премий 27, 28 и 29 июля тому, чье мнение возьмет верх.
Это предложение было принято с восторгом, и префект, поднявшись, предложил тост в честь уважаемой корпорации, оказавшей городу Орлеану такую любезность — прислать одного из самых выдающихся своих членов, чтобы, обратившись к местным первоисточникам, почерпнуть в них один из лучей того света, которым озаряет мир парижское солнце.
Капитан Памфил встал и, со слезами на глазах, голосом, выдававшим его волнение, ответил от имени корпорации, к которой принадлежал, что, если Париж — солнце науки, то Орлеан, благодаря сведениям, только что полученным им, а он незамедлительно передаст эти сведения своим прославленным коллегам, — Орлеан не преминет вскоре быть провозглашенным ее луной. Сотрапезники хором заверили его, что в этом и состоит предел их мечтаний и, едва их чаяния осуществятся, департамент Луаре будет самым выдающимся из всех восьмидесяти шести департаментов; после этого префект, положа руку на сердце, сообщил гостям, что он ко всем питает нежные чувства, и пригласил их перейти в гостиную и выпить кофе.
Именно этой минуты ждал каждый, чтобы обольстить капитана Памфила; никто не пренебрегал влиянием, которое столь выдающийся ученый, во время обеда проявивший такую обширную эрудицию, должен был иметь на решения своих коллег; впрочем, он ловко намекнул, что, вероятно, будет назначен докладчиком в комиссии и на этом основании голос его будет иметь большой вес. Поэтому его сосед справа, не дав ему продолжить путь к двери гостиной, увлек его в первый попавшийся угол столовой и поинтересовался, как ему понравился изюм. Капитан Памфил, ничего не имея против этого достойного уважения лакомства, всячески его расхвалил; в ответ сосед справа взял капитана за руку, пожал ее в знак единомыслия и спросил у него адрес. Достойный ученый ответил, что его научное местожительство в Институте, но действительное местопребывание — в Гавре, куда он перенес свою резиденцию с целью иметь возможность более непосредственно наблюдать за приливами и отливами, и что в этот порт ему можно направлять всевозможные послания на адрес его брата Памфила, капитана торгового брига "Роксолана".
То же самое повторилось с соседом слева, улучившим минутку, когда докладчик комиссии освободился; сосед слева был весьма уважаемым кондитером, и он с не меньшим интересом, чем проявил его сосед-бакалейщик, поинтересовался, по вкусу ли капитану Памфилу конфеты и варенья. Капитан ответил, что Академия являет собой весьма охочую до лакомств корпорацию, и в доказательство своего утверждения соблаговолил поведать следующее: почтенная ассамблея собирается каждый четверг под явным предлогом обсуждения вопросов науки или литературы, но на самом деле эти заседания при закрытых дверях не имеют другой цели, кроме того, чтобы, поедая сухое варенье из роз и попивая винцо из красной смородины, убедиться в том, какие успехи делает искусство Миллело и Танрадов; впрочем, с некоторых пор Академия заметила злоупотребление централизацией в отношении кондитерского дела; при этом овернский мармелад и миндальные пирожные из Марселя были признаны заслуживающими академического поощрения; лично он был счастлив убедиться на собственном опыте, что варенье из Орлеана, о котором он до сего дня ничего не слышал, ни в чем не уступает вареньям из Бара и из Шалона; он не преминет поделиться этим открытием с Академией на одном из ближайших ее заседаний. Сосед слева пожал руку капитану Памфилу и поинтересовался его адресом, и капитан Памфил, дав ему тот же ответ, что и соседу справа, обрел, наконец, свободу и смог войти в гостиную, где его ждал префект, чтобы выпить кофе.
Хотя капитан был достойным ценителем аравийского боба, а тот, чей жидкий пламень он вкушал, прибыл, как ему показалось, прямо из Мокки, все похвалы он приберег для сопровождавшего кофе стаканчика водки, которую он сравнил с лучшим коньяком, какой ему когда-либо доводилось пробовать.
В ответ на похвальное слово потомок Бертрана де Пелонжа отвесил поклон: он был обычным поставщиком префектуры, и пущенная капитаном Памфилом стрела лести попала в цель.
За этим последовало долгое совещание между гражданином Иньясом Никола Пелонжем и капитаном Амаблем Дезире Памфилом, во время которого торговец спиртным продемонстрировал большой практический опыт, а академик — глубокие теоретические познания. В результате беседы, в ходе коей глубокомысленно обсуждалась проблема напитков, капитан Памфил выяснил то, что хотел узнать, а именно: гражданин Иньяс Никола Пелонж собирался отправить пятьдесят бочек (в каждую из которых вмещалось пятьсот бутылок) этой самой водки в Нью-Йорк, торговому дому "Джексон и Уильямс", с которым он состоял в деловых отношениях, и этот груз, в данное время находящийся на Часовой набережной, должен быть спущен по Луаре до Нанта, где будет помещен на борт трехмачтового судна "Зефир" (капитан Мальвилен), готового к отплытию в Северную Америку; все это произойдет в срок от пятнадцати до двадцати дней.
Капитану Памфилу, если он хотел успеть вовремя, нельзя было терять ни минуты. Поэтому он в тот же вечер распрощался с городскими властями Орлеана под тем предлогом, что полученные им разъяснения делают излишним дальнейшее его пребывание в столице департамента Луаре; он еще раз пожал руку бакалейщику и кондитеру, расцеловался с торговцем спиртным и той же ночью покинул Орлеан, заставив наиболее предубежденные против Академии умы полностью изменить свое мнение об этой уважаемой корпорации.
XVII
О ТОМ, КАК КАПИТАН ПАМФИЛ, ВЫСАДИВШИСЬ НА БЕРЕГУ АФРИКИ, БЫЛ ВЫНУЖДЕН ВМЕСТО ГРУЗА СЛОНОВОЙ КОСТИ, ЗА КОТОРЫМ ПРИБЫЛ, ВЗЯТЬ ПАРТИЮ ЭБЕНОВОГО ДЕРЕВА
На следующий же день по своем прибытии в Гавр капитан Памфил получил полквинтала изюма и шесть дюжин банок варенья и приказал Двойной Глотке принайтовить все это в своей личной кладовой; затем он занялся приготовлениями к отплытию — они оказались недолгими, поскольку достойный моряк почти всегда плавал с балластом и, как мы видели, обычно брал груз только в открытом море; таким образом, уже через неделю он обогнул Шербурскую косу, а через две недели шел между сорок седьмым и сорок восьмым градусами широты, как раз поперек того пути, которым трехмачтовое судно "Зефир" должно было следовать из Нанта в Нью-Йорк. Следствием этого искусного приема явилось то обстоятельство, что в одно прекрасное утро капитан Памфил, наполовину спавший, наполовину бодрствовавший и лениво размышлявший в своей подвесной койке, внезапно был вырван из этого полусна криком впередсмотрящего, объявившего о появлении паруса.
Капитан Памфил выбрался из койки, схватил подзорную трубу и, не тратя времени на то, чтобы надеть штаны, поднялся на палубу своего судна. Это немного мифологическое явление, возможно, показалось бы неподобающим на борту судна более добропорядочного, чем "Роксолана"; но, к стыду команды, надо признаться, что ни один из ее членов не обратил ни малейшего внимания на это преступление против стыдливости — настолько все привыкли к причудам капитана; что касается его самого, то он спокойно пересек палубу, забрался на коечные сетки, поднялся по нескольким выбленкам на ванты с таким хладнокровием, как будто был прилично одет, и принялся изучать оказавшийся в поле зрения корабль.
Через минуту сомнений не оставалось: это было то самое судно, какое он ожидал увидеть; немедленно был отдан приказ установить каронады на опорах и пушку восьмого калибра — на лафете; затем, убедившись, что его указания будут исполнены с обычной расторопностью, капитан Памфил велел рулевому держаться прежнего курса и спустился в свою каюту переодеться, чтобы предстать перед своим собратом, капитаном Мальвиленом, в более благопристойном виде.
