Здесь графиня Дюбарри вышла из кареты. Она боялась, что шум подъезжающего экипажа предупредит хитрую старуху, которая, конечно, настороже и, выглянув из-за занавески, сумеет избежать встречи.
Поэтому в сопровождении одного лишь лакея графиня быстро прошла по улице Аббасьяль, состоявшей всего из трех домов, с постоялым двором посредине.
Она скорее ворвалась, нежели вошла в растворенные ворота постоялого двора.
Никто не видел, как она вошла, но внизу у лестницы она встретила хозяйку.
— Где комната графини де Беарн? — спросила она.
— Госпожа де Беарн больна и никого не принимает.
— Я знаю, что она больна. Я приехала, чтобы узнать о ее здоровье.
Легкая, как птичка, она в один миг взлетела наверх по лестнице.
— К вам ломятся силой! — закричала хозяйка.
— Кто же это? — спросила старая сутяга из глубины своей комнаты.
— Я, — внезапно появляясь на пороге, ответила графиня; выражение ее лица соответствовало обстановке: вежливая улыбка и гримаса сочувствия.
— Это вы, госпожа графиня! — вскрикнула, побледнев от страха, любительница процессов.
— Да, дорогая, я здесь, чтобы выразить вам участие в вашей беде, о которой мне только что сообщили. Расскажите, пожалуйста, как это случилось.
— Я не смею, графиня, даже предложить вам сесть в такой трущобе.
— Я знаю, что в Турени у вас целый замок, и постоялый двор я прощаю.
Графиня села. Госпожа де Беарн поняла, что фаворитка пришла надолго.
— Вам, кажется, очень больно? — спросила г-жа Дюбарри.
— Адская боль.
— Болит правая нога? Ах, Боже мой, но как же так случилось, что вы обожгли ногу?
— Очень просто: я держала кофейник, ручка выскользнула у меня из рук, кипящая вода выплеснулась, и почти целый стакан вылился мне на ногу.
— Это ужасно!
Старуха вздохнула.
— О да, — подтвердила она, — ужасно. Но что поделаешь! Беда не приходит одна.
— Вы знаете, что король ждал вас утром?
— Вы вдвое увеличиваете мое отчаяние, сударыня.
— Его величество недоволен, графиня, тем, что вы так и не появились.
— Мои страдания служат мне оправданием, и я рассчитываю представить его величеству мои самые нижайшие извинения.
— Я говорю вам об этом вовсе не для того, чтобы хоть в малой мере вас огорчить, — сказала г-жа Дюбарри, видя, насколько изворотлива старуха, — я хотела лишь, чтобы вы поняли, как приятен был бы его величеству этот ваш шаг и как бы он был вам признателен за него.
— Вы видите, в каком я положении, графиня.
— Да, да, конечно. А хотите, я вам кое-что скажу?
— Конечно. Это большая честь для меня.
— Дело в том, что, по всей вероятности, ваше несчастье — следствие большого волнения.
— Не стану отрицать, — ответила старуха, поклонившись, — я была очень взволнована честью, которую вы мне оказали, так радушно приняв меня у себя.
— Я думаю, что дело не только в этом.
— Что же еще? Нет, насколько я знаю, больше ничего не произошло.
— Да нет же, вспомните, может быть, какая-нибудь неожиданная встреча…
— Неожиданная встреча…
— Да, когда вы от меня выходили.
— Я никого не встретила, я была в карете вашего брата.
— А перед тем, как сели в карету?
Старая графиня притворилась, будто пытается вспомнить.
— Когда вы спускались по ступенькам крыльца.
Госпожа де Беарн изобразила на своем лице еще большее внимание.
— Да, — сказала графиня Дюбарри с улыбкой, в которой сквозило нетерпение, — некто входил во двор, когда вы выходили из дома.
— К сожалению, графиня, не припомню.
— Это была женщина… Ну что? Теперь вспомнили?
— У меня такое плохое зрение, что, хотя вы всего в двух шагах от меня, я ничего не различаю. Так что судите сами…
«Н-да, крепкий орешек, — подумала графиня, — не стоит хитрить, она все равно выйдет победительницей».
— Ну что ж, — продолжала она вслух, — раз вы не видели этой дамы, я скажу вам, кто она.
— Дама, которая вошла, когда я выходила?
— Она самая. Это моя золовка, мадемуазель Дюбарри.
— Ах вот как! Прекрасно, графиня, прекрасно. Но раз я ее никогда не видела…
— Нет, видели.
— Я ее видела?
— Да, и даже разговаривали с ней.
— С мадемуазель Дюбарри?
— Да, с мадемуазель Дюбарри. Только тогда она назвалась мадемуазель Флажо.
— А! — воскликнула сутяжница с язвительностью, которую она не смогла скрыть. — Та мнимая мадемуазель Флажо, которая приехала ко мне и из-за которой я предприняла эту поездку, — ваша родственница?
— Да, графиня.
— Кто же ее ко мне послал?
— Я.
— Чтобы подшутить надо мной?
— Нет, чтобы оказать вам услугу, в то время как вы окажете услугу мне.
Старуха нахмурила густые седые брови.
— Я думаю, — сказала она, — что от моего приезда будет не много проку…
— Разве господин де Мопу плохо вас принял?
— Пустые обещания господина де Мопу…
— Мне кажется, я имела честь предложить вам нечто более ощутимое, чем пустые обещания.
— Графиня, человек предполагает, а Бог располагает.
— Поговорим серьезно, сударыня, — сказала графиня.
— Я вас слушаю.
— Вы обожгли ногу?
— Как видите.
— Сильно?
— Ужасно.
— Не могли бы вы, несмотря на эту рану — вне всякого сомнения, чрезвычайно болезненную, — не могли бы вы сделать усилие, потерпеть боль до замка Люсьенн и продержаться, стоя одну секунду в моем кабинете перед его величеством?
— Это невозможно, графиня. При одной только мысли о том, чтобы подняться, мне становится плохо.
— Но, значит, вы действительно очень сильно обожгли ногу?
— Да, ужасно.
— А кто делает вам перевязку, кто осматривает рану, кто вас лечит?
— Как любая женщина, под началом которой был целый дом, я знаю прекрасные средства от ожогов. Я накладываю бальзам, составленный по моему рецепту.
— Не будет ли нескромностью попросить вас показать мне это чудодейственное средство?
— Пузырек там, на столе.
«Лицемерка! — подумала графиня Дюбарри. — Она даже об этом подумала в своем притворстве: решительно, она очень хитра. Посмотрим, каков будет конец».
— Сударыня, — тихо сказала г-жа Дюбарри, — у меня тоже есть удивительное масло, которое помогает при подобного рода несчастьях. Но применение его в значительной степени зависит от того, насколько сильный у вас ожог.
— То есть?
— Бывает простое покраснение, волдырь, рана. Я, конечно, не врач, но каждый из нас хоть один раз в жизни обжигался.
— У меня рана, графиня.
— Боже мой! Как же, должно быть, вы мучаетесь! Хотите, я приложу к ране мое целебное масло?
— Конечно, графиня. Вы его принесли?
— Нет, но я его пришлю.
— Очень вам признательна.
— Мне только нужно убедиться в том, что ожог действительно серьезный.
Старуха стала отнекиваться.
— Ах нет, сударыня, — сказала она. — Я не хочу, чтобы вашим глазам открылось подобное зрелище.
«Так, — подумала г-жа Дюбарри, — вот и попалась».
— Не бойтесь, — остановила она старуху, — меня не пугает вид ран.
— Графиня! Я хорошо знаю правила приличия…
— Там, где речь идет о помощи ближнему, забудем о приличиях.
Внезапно она протянула руку к покоящейся на кресле ноге графине.
Старуха от страха громко вскрикнула, хотя г-жа Дюбарри едва прикоснулась к ней.
«Хорошо сыграно!» — подумала графиня, наблюдавшая за каждой гримасой боли на исказившемся лице г-жи де Беарн.
— Я умираю, — сказала старуха. — Ах, как вы меня напугали!
Побледнев, с потухшими глазами, она откинулась, как будто теряла сознание.
— Вы позволите? — настаивала фаворитка.
— Да, — согласилась старуха упавшим голосом.
Графиня Дюбарри не стала терять ни секунды: она вынула первую булавку из бинтов, которые закрывали ногу, затем быстро развернула ткань. К ее огромному удивлению, старуха не сопротивлялась.
«Она ждет, пока я доберусь до компресса, тогда она начнет кричать и стонать. Но я увижу ногу, даже если мне придется задушить эту старую притворщицу», — сказала себе фаворитка.
