Король тут же заскучал, но вспомнил о г-не Буше, второй «достопримечательности» замка; разумеется, он не может столь захватывающе развлечь, как карпы, но за городом выбор небогат, и привередничать не было возможности.
Людовик XV направился к флигелю. Буше был предупрежден. Продолжая рисовать, вернее, притворяясь, что поглощен своим занятием, он следил взглядом за его величеством. Живописец видел, как король направился к флигелю; он обрадовался, поправил жабо, выпустил манжеты и вскарабкался на лестницу, так как ему посоветовали сделать вид, будто он понятия не имеет о прибытии короля в Люсьенн. Он услышал, как скрипнул паркет под ногой государя, и принялся старательно выписывать пухлого амура, крадущего розу у молодой пастушки, затянутой в корсет из голубого атласа, в соломенной шляпе. Рука живописца дрожала, сердце колотилось.
Людовик XV остановился на пороге.
— А, господин Буше, как у вас сильно пахнет скипидаром! — заметил он и пошел дальше.
Бедный Буше, который не был столь тонкой художественной натурой, как король, приготовился совсем к другим комплиментам, поэтому едва не свалился с лестницы.
Он медленно спустился и вышел со слезами на глазах, даже не очистив палитры и не промыв кистей, чего с ним никогда до этого не случалось.
Его величество вынул часы. Они показывали семь.
Людовик XV возвратился в комнаты, подразнил обезьянку, послушал речи попугая и достал из горки одну за другой все стоявшие там китайские безделушки.
Сумерки сгустились.
Его величество не любил темноты; внесли свечи.
Впрочем, он не любил и одиночества.
— Лошадей через четверть часа! — приказал король. — Даю ей ровно столько, и ни минуты больше!
Людовик XV прилег на софу, стоявшую против камина, выжидая, когда четверть часа, или девятьсот секунд, истекут.
Когда у часов в виде голубого слона, на которого взобралась розовая султанша, маятник качнулся в четырехсотый раз, король уснул.
Через четверть часа лакей пришел доложить, что лошади поданы; он увидел, что король спит, и, разумеется, не посмел его беспокоить. Пробудившись, его величество оказался лицом к лицу с графиней Дюбарри, которая не сводила с него глаз. Замор стоял в дверях в ожидании приказаний.
— А, вот и вы, графиня, — садясь на софу, проговорил король.
— Да, сир, я уже давно здесь, — отвечала графиня.
— Что значит «давно»?
— Ну почти целый час. А ваше величество все спит!
— Знаете, графиня, вас не было, я очень скучал… И потом, я так плохо провел эту ночь!.. Послушайте, а я уже собирался уезжать!
— Да, я видела вашу карету, ваше величество.
Король бросил взгляд на часы.
— О! Уже половина одиннадцатого! Так я проспал почти три часа.
— Ну и прекрасно, сир! Попробуйте теперь сказать, что в Люсьенне плохо спится!
— Напротив! А кто это там торчит в дверях? — вскричал король, заметив наконец Замора.
— Перед вами комендант замка Люсьенн, сир.
— Нет, пока еще не комендант, — со смехом возразил король. — С какой стати этот чудак напялил на себя мундир? Ведь еще не было назначения. Он полагается на мое слово?
— Сир! Ваше слово, конечно, священно, и мы имеем все основания на него полагаться. Но у Замора есть нечто большее, чем ваше слово, вернее — менее важное: он получил грамоту о своем назначении, сир.
— Как?
— Мне прислал его вице-канцлер; вот, взгляните. Теперь для вступления в должность ему осталась лишь одна формальность: прикажите ему принести клятву, и пусть он нас охраняет.
— Подойдите, господин комендант, — проговорил король.
Замор приблизился. На нем был мундир с шитым стоячим воротником и эполетами капитана, короткие штаны и шелковые чулки, а на боку висела шпага. Он шел, чеканя шаг, зажав под мышкой огромную треугольную шляпу.
— Да сможет ли он произнести клятву? — с сомнением в голосе произнес король.
— А вы испытайте его, сир.
— Подойдите ближе, — сказал король, с любопытством глядя на черную куклу.
— На колени! — приказала графиня.
— Принесите присягу, — потребовал Людовик XV.
Негритенок прижал одну руку к груди, другой коснулся руки короля и произнес:
— Клянусь в верности хозяину и хозяйке, клянусь не щадя живота защищать дворец, охрана которого мне доверена; прежде чем сдам его неприятелю, в случае если буду атакован, обещаю съесть все припасы до последнего горшочка варенья.
Короля рассмешила не столько клятва Замора, сколько серьезный вид, с каким он ее произносил.
— Я принимаю вашу клятву, — отвечал он с подобавшим случаю важным видом, — и вручаю вам, господин комендант, право верховной власти, право высокого и низкого суда над всеми, кто обитает в этом дворце на земле, воздухе, огне и воде.
— Благодарю вас, хозяин! — поднимаясь с колен, отвечал Замор.
— А теперь ступай на кухню и покажись там в своем великолепном наряде, а нас оставь в покое. Иди!
Замор вышел.
Пока за ним отворялась одна дверь, в другую вошла Шон.
— А! Это вы, милая Шон! Здравствуйте!
Король привлек ее к себе, усадил на колени и расцеловал.
— Ну, дорогая Шон, — продолжал он, — хоть ты скажешь мне правду!
— Должна вас предупредить, сир, — отвечала Шон, — что вы сделали неудачный выбор. Чтобы я сказала правду! Мне довелось бы говорить ее первый раз в жизни! Уж если вы хотите знать правду, обратитесь к Жанне: она не умеет лгать!
— Это верно, графиня?
— Сир! Шон чересчур хорошего мнения обо мне. Ее пример оказался заразительным, и с сегодняшнего дня я решила стать лживой, как и подобает настоящей графине, ведь правду никто не любит!
— Ах так? — воскликнул король. — Мне показалось, что Шон от меня что-то скрывает.
— Клянусь вам, ничего.
— Неужели она не скрывает намерения увидеться с каким-нибудь юным герцогом, маркизом или виконтом?
— Не думаю, — сказала графиня.
— А что на это скажет Шон?
— Мы так не думаем, сир.
— Надо бы выслушать полицейский рапорт.
— Рапорт господина де Сартина или мой?
— Господина де Сартина.
— Сколько вы готовы ему заплатить?
— Если он мне сообщит что-нибудь любопытное, я не стану торговаться.
— Тогда вам лучше довериться моим сыщикам и принять мой рапорт. Я вам готова услужить… по-королевски.
— Вы готовы себя продать?
— А почему бы нет, если цена подходящая?
— Ну что же, пусть будет так. Послушаем ваш рапорт. Но предупреждаю: не лгите.
— Франция! Вы меня оскорбляете.
— Я хотел сказать: не отвлекайтесь.
— Хорошо! Сир! Готовьте кошелек: вот мой рапорт.
— Я готов, — отвечал король, зазвенев золотыми в кармане.
— Итак, графиню Дюбарри видели сегодня в Париже около двух часов пополудни.
— Дальше, дальше: это мне известно.
— На улице Валуа.
— А что ж тут такого?
— Около шести к ней прибыл Замор.
— В этом тоже нет ничего невозможного. А что делала графиня Дюбарри на улице Валуа?
— Она приехала к себе домой.
— Это понятно. Но зачем она туда приехала?
— Она должна была там встретиться со своей «крестной».
— С крестной матерью? — переспросил король с недовольным выражением, которое ему не удалось скрыть. — Разве графиня Дюбарри собирается креститься?
— Да, сир, в большой купели, зовущейся Версалем.
— Клянусь честью, она не права: язычество так ей к лицу.
— Ничего не поделаешь, сир! Вы же знаете поговорку: «Запретный плод сладок»!
— Так запретный плод — это «крестная», которую вы во что бы то ни стало желаете найти?
— Мы ее нашли, сир.
Король вздрогнул и пожал плечами.
— Мне очень нравится, что вы пожимаете плечами, сир. Это доказывает, что вы, ваше величество, были бы в отчаянии, если бы оказались свидетелем поражения всяких там Грамонов, Гемене и прочих придворных ханжей.
— Вы так думаете?
— Ну, конечно! Вы со всеми с ними в союзе!
— Я — в союзе?.. Графиня! Запомните раз навсегда: король может вступать в союз только с королями.
