— Хватит! Довольно! — вмешался Мотриль; это объяснение явно не входило в его планы. — Капитан, король приказывает вам отвести графа Энрике де Трастамаре в палатку короля дона Педро, а этого молодого человека ко мне.

— Каверлэ, ты подлец! — взревел Аженор, пытаясь вырваться из тяжелых железных лап, которые держали его.

— Я предлагал тебе бежать, ты не захотел или захотел, но слишком поздно, что то же самое, — ответил капитан. — Право же, это твоя ошибка! Тебе ли жаловаться, ты ведь будешь жить у нее.

— Надо спешить, господа, — сказал дон Педро, — и пусть сегодня ночью соберется совет, чтобы судить этого ублюдка, который именует себя моим братом, мятежника, который утверждает, будто он мой суверен. Каверлэ, он предложил тебе два города, но я щедрее и жалую тебе провинцию. Мотриль, вызовите моих людей, через час мы должны быть в безопасности, где-нибудь в надежном замке.

Мотриль поклонился и вышел, но, не отойдя от палатки и десяти шагов, стремглав примчался назад, подавая рукой знак, который у всех народов означает просьбу помолчать.

— Что еще стряслось? — спросил Каверлэ с плохо скрываемой тревогой.

— Говори, добрый Мотриль, — велел дон Педро.

— Послушайте, — сказал мавр.

Казалось, все присутствующие обратились в слух, и на короткое время палатка английского командира превратилась в какую-то галерею скульптур.

— Слышите? — снова спросил мавр, все ниже склоняясь к земле.

Можно было в самом деле расслышать некое подобие раскатов грома или приближение группы мчащихся галопом всадников.

— За Богоматерь Гекленскую! — раздался внезапно суровый и громкий голос.

— Ага, вот и коннетабль, — прошептал Каверлэ, узнавший боевой клич сурового бретонца.

— Ага, вот и коннетабль, — нахмурившись, повторил дон Педро, который знал об этом грозном кличе, но слышал его впервые.

Пленники переглянулись, и на их устах промелькнула улыбка надежды.

Мотриль подошел к дочери, которую обнял и еще крепче прижал к себе.

— Государь, — сказал Каверлэ тем насмешливым тоном, которого он не оставлял даже в минуты опасности, — по-моему, вы хотели взять вепря; он явился сам, чтобы избавить вас от хлопот.

Дон Педро подал знак своим воинам, которые встали у него за спиной. Каверлэ, решивший держать нейтральную позицию в отношении и своего бывшего боевого товарища, и своего нового командующего, отошел в сторону.

Еще один ряд стражников утроил железное кольцо, окружавшее Энрике де Трастамаре и Молеона.

— Что с тобой, Каверлэ? — спросил дон Педро.

— Я, сир, уступаю место вам, моему королю и моему главнокомандующему, — ответил капитан.

— Хорошо, — ответил дон Педро, — значит, все должны исполнять мои приказы.

Стук копыт умолк; послышалось легкое позвякиванье железа, и на землю с грохотом спрыгнул человек в тяжелых доспехах.

Через несколько секунд в палатку вошел Бертран Дюгеклен.

VII

ВЕПРЬ, ПОПАВШИЙ В ЗАПАДНЮ

За коннетаблем, хитро поглядывая по сторонам и слегка улыбаясь, вошел честный Мюзарон, покрытый пылью с ног до головы.

Казалось, он появился здесь, чтобы объяснить присутствующим столь молниеносный приезд коннетабля.

Войдя, Бертран поднял заорало и окинул взглядом все общество.

Заметив дона Педро, он слегка поклонился; увидев Энрике де Трастамаре — отвесил почтительный поклон; подойдя к Каверлэ — пожал ему руку.

— Здравствуйте, сир капитан, — спокойно сказал Дюгеклен, — значит, нам досталась добрая добыча. О, мессир де Молеон, прошу прощения, я вас не сразу увидел.

Эти слова, которые свидетельствовали о его явном незнании положения, повергли в изумление почти всех.

Но Бертран, нисколько не обращая внимания на это почти торжественное молчание, продолжал:

— Кстати, капитан Каверлэ, я надеюсь, что к пленнику отнесутся с тем почтением, что приличествует его положению, а главное, его горю.

Энрике хотел было ответить, но дон Педро заговорил раньше:

— Да, сеньор коннетабль, не беспокойтесь, мы отнеслись к пленнику со всем уважением, которого требует обычай.

— Вы отнеслись? — спросил Бертран, изобразив на лице изумление, которое составило бы честь самому искусному комедианту. — Как это, вы отнеслись? Почему вы так говорите, ваша светлость, объясните, пожалуйста.

— Ну да, мессир коннетабль, я повторяю, что мы отнеслись как положено, — с улыбкой ответил дон Педро.

Бертран посмотрел на Каверлэ, который, опустив стальное забрало, был невозмутимо спокоен.

— Я не понимаю, — сказал Дюгеклен.

— Дорогой коннетабль, — начал Энрике, с трудом поднявшись, так как он был избит и помят солдатами; в схватке куча воинов в доспехах едва не задушила его своими железными ручищами. — Дорогой коннетабль, убийца дона Фадрике прав, теперь он наш господин, а мы из-за предательства оказались в плену.

— Что?! — спросил Бертран, обернувшись и бросив такой злобный взгляд, что многие побледнели.

— Вы говорите из-за предательства, так кто же предатель?

— Сеньор коннетабль, — ответил Каверлэ, выступая вперед, — по-моему, слово «предательство» здесь не годится, вернее было бы говорить о преданности.

— Преданности! — вскричал коннетабль, который удивлялся все больше.

— Конечно, о преданности, — продолжал Каверлэ, — ведь мы все-таки англичане — не так ли? — следовательно, подданные принца Уэльского!

— Ладно! Но что же все это значит? — спросил Бертран, расправляя свои могучие плечи, чтобы поглубже вздохнуть, и опуская на рукоять своего длинного меча мощную железную длань. — Кто вам говорит, дорогой мой Каверлэ, что вы не подданный принца Уэльского?

— Тогда, сеньор, вы согласитесь — ибо лучше вас никто не знает законов дисциплины, — что я вынужден подчиниться приказу моего государя.

— Вот этот приказ, — сказал дон Педро, протягивая Бертрану пергамент.

— Я читать не научен, — грубо ответил коннетабль.

Дон Педро забрал назад пергамент, а Каверлэ, сколь бы храбр он ни был, вздрогнул.

— Ну что ж! — продолжал Дюгеклен. — Кажется, теперь я понял. Король дон Педро был взят в плен капитаном Каверлэ. Он показал охранную грамоту принца Уэльского, и капитан сразу же вернул дону Педро свободу.

— Именно так! — воскликнул Каверлэ, который какое-то время питал надежду, что благодаря своей безукоризненной честности Дюгеклен одобрит все его действия.

— Пока все идет как по маслу, — сказал коннетабль.

Каверлэ облегченно вздохнул.

— Но кое-что мне пока неясно, — продолжал Бертран.

— Что же именно? — высокомерно спросил дон Педро. — Только отвечайте поскорее, мессир Бертран, а то все эти допросы становятся утомительны.

— Сейчас скажу, — ответил коннетабль, оставаясь угрожающе-невозмутимым. — Но зачем капитану Каверлэ, освобождая дона Педро, нужно брать в плен дона Энрике?

Услышав эти слова и увидев вызывающую позу, в которую встал Бертран Дюгеклен, произнося их, Мотриль посчитал, что пришло время призвать на помощь дону Педро подкрепление из мавров и англичан.

Бертран глазом не моргнул и, казалось, даже не заметил этого маневра. Только, если такое вообще возможно, его голос стал еще спокойнее и бесстрастнее.

— Я жду ответа, — сказал он.

Ответ дал дон Педро.

— Удивляюсь, — сказал он; — французские рыцари столь невежественны, что не могут понять: одним махом заполучить друга и избавиться от врага — двойная выгода.

— Вы тоже так думаете, метр Каверлэ? — спросил Бертран, устремив на капитана взгляд, сама безмятежность которого была не только залогом силы, но и таила угрозу.

— Ничего не поделаешь, мессир, — ответил капитан. — Я вынужден подчиняться.

— Ну что ж! — сказал Бертран. — А я, в отличие от вас, вынужден командовать. Поэтому приказываю вам, — надеюсь, вы меня понимаете? — приказываю освободить его светлость графа дона Энрике де Трастамаре, которого я вижу здесь под охраной ваших солдат, а поскольку я учтивее вас, то не буду требовать, чтобы вы арестовали дона Педро, хотя вправе это сделать: ведь мои деньги лежат у вас в кармане, и вы мой вассал, раз я плачу вам.