— Да я не спорю, — сказал Андреа, — ты иной раз говоришь дело. Но какой же у тебя план?
— Послушай, — продолжал Кадрусс, — можешь ли ты, не выложив ни одного су, добыть мне тысяч пятнадцать франков… нет, пятнадцати тысяч мало, я не согласен сделаться порядочным человеком меньше чем за тридцать тысяч франков.
— Нет, — сухо ответил Андреа, — этого я не могу.
— Ты, я вижу, меня не понял, — холодно и невозмутимо продолжал Кадрусс, — я сказал: не выложив ни одного су.
— Что же ты хочешь? Чтобы я украл и испортил все дело, и твое и мое, и чтобы нас опять отправили кое-куда?
— Что до меня, — сказал Кадрусс, — мне все равно, пусть забирают. Я, знаешь ли, со странностями. Я иногда скучаю по товарищам, не то, что ты, сухарь! Ты рад бы никогда с ними больше не встретиться!
Андреа на этот раз не только вздрогнул: он побледнел.
— Брось дурить, Кадрусс, — сказал он.
— Да ты не бойся, Бенедетто, ты мне только укажи способ добыть без всякого твоего участия эти тридцать тысяч франков и предоставь все мне.
— Ладно, я подумаю, — сказал Андреа.
— А пока ты увеличишь мою пенсию до пятисот франков, хорошо? Я, видишь ли, решил нанять служанку.
— Ладно, ты получишь пятьсот франков, — сказал Андреа, — но мне это нелегко, Кадрусс… ты злоупотребляешь…
— Да что там! — сказал Кадрусс. — Ведь ты черпаешь из бездонных сундуков!
По-видимому, Андреа только и ждал этих слов; его глаза блеснули, но тотчас же померкли.
— Это верно, — ответил Андреа, — мой покровитель очень добр ко мне.
— Какой милый покровитель! — сказал Кадрусс. — И он выдает тебе ежемесячно?..
— Пять тысяч франков, — сказал Андреа.
— Столько же тысяч, сколько ты мне обещал сотен, — заметил Кадрусс, — верно говорят, что незаконнорожденным везет. Пять тысяч франков в месяц… Куда же, черт возьми, можно девать столько денег?
— Бог мой! Истратить их недолго, и я, как ты, мечтаю иметь капитал.
— Капитал… понятно… всякий хотел бы иметь капитал.
— А у меня он будет.
— Кто же тебе его даст? Твой князь?
— Да, мой князь, но, к сожалению, я должен еще подождать.
— Подождать чего? — спросил Кадрусс.
— Его смерти.
— Смерти твоего князя?
— Да.
— Почему это?
— Потому что он упоминает меня в своем завещании.
— Правда?
— Честное слово!
— А сколько?.
— Пятьсот тысяч.
— Вон куда хватил!
— Я тебе говорю.
— Быть не может!
— Кадрусс, ты мне друг?
— А как же! На жизнь и на смерть.
— Я открою тебе тайну.
— Говори.
— Но только помни…
— Буду нем как рыба.
— Так вот, мне кажется…
Андреа замолчал и оглянулся.
— Тебе кажется… Да ты не бойся! Мы совсем одни!
— Мне кажется, что я нашел своего отца.
— Настоящего отца?
— Да.
— Не папашу Кавальканти?
— Нет, тот уехал; настоящего, как ты говоришь.
— И этот отец…
— Кадрусс, это граф де Монте-Кристо.
— Да что ты!
— Да, тогда, видишь ли, все становится понятным. Он, видимо, не может открыто признать меня, но меня по его воле признает старик Кавальканти и получает за это пятьдесят тысяч франков.
— Пятьдесят тысяч франков за то, чтобы стать твоим отцом! Я бы согласился за полцены, за двадцать тысяч, за пятнадцать тысяч. Как же ты не подумал обо мне, неблагодарный?
— Да разве я знал об этом? Все это было устроено, когда мы еще были там.
— Да, верно. И ты говоришь, что в своем завещании…
— Он оставляет мне пятьсот тысяч франков.
— Ты уверен?
— Он сам мне показывал, но это еще не все.
— Существует приписка, как я говорил?
— Вероятно.
— Ив этой приписке?
— Он признает меня своим сыном.
— Что за добрый отец, славный отец, достойнейший отец! — воскликнул Кадрусс, подкидывая в воздух тарелку и ловя ее обеими руками.
— Вот видишь! Скажи после этого, что у меня есть от тебя тайны!
— Ты прав, и твое доверие ко мне делает тебе честь. И что же, этот князь, твой отец — богатый человек, богатейший?
— Еще бы. Он сам не знает, сколько у него денег.
— Да не может быть!
— Кому же знать, как не мне: ведь я вхож к нему в любое время. На днях банковский служащий принес ему пятьдесят тысяч франков в бумажнике величиною с твою скатерть, а вчера сам банкир привез ему сто тысяч золотом.
Кадрусс был ошеломлен; в словах Андреа ему чудился звон металла, шум пересыпаемых червонцев.
— И ты вхож в этот дом? — наивно воскликнул он.
— Во всякое время.
Кадрусс помолчал; было видно, что его занимает какая-то важная мысль.
Вдруг он воскликнул:
— Как бы мне хотелось видеть все это! Как все это должно быть прекрасно!
— Да, правда, — сказал Андреа, — он живет великолепно.
— Ведь он, кажется, живет на Елисейских полях?
— Номер тридцать.
— Номер тридцать? — повторил Кадрусс.
— Да, великолепный особняк, с двором и садом, ты должен знать!
— Очень возможно, но меня интересует не внешний вид, а внутренний; какая, должно быть, там прекрасная обстановка!
— Ты когда-нибудь бывал в Тюильри?
— Нет.
— У него гораздо лучше.
— Скажи, Андреа, должно быть, приятно бывает нагнуться, когда этот добрый Монте-Кристо уронит кошелек?
— Незачем ждать этого, — сказал Андреа, — деньги в этом доме и так валяются, как яблоки в саду.
— Ты бы когда-нибудь взял меня с собой.
— Как же это можно? В качестве кого?
— Ты прав, но у меня от твоих слов слюнки потекли. Я непременно должен это видеть собственными глазами, я уж найду способ.
— Не дури, Кадрусс!
— Я скажу, что я полотер.
— Там всюду ковры.
— Ах, черт! Значит, мне придется только воображать себе все это.
— Поверь, это будет лучше всего.
— Ну, хоть расскажи мне, что там есть?
— Как же я тебе расскажу?
— Ничего нет легче. Дом большой?
— Не большой и не маленький.
— А как расположены комнаты?
— Ну, знаешь, если тебе нужен план, давай бумагу и чернила.
— Сейчас дам! — поспешно заявил Кадрусс.
И он взял со старенького письменного стола лист бумаги, чернила и перо.
— Вот! — сказал Кадрусс. — Изобрази-ка мне это на бумаге, сынок.
Андреа едва заметно улыбнулся, взял перо и приступил к делу.
— При доме, как я уже тебе говорил, есть двор и сад; вот посмотри.
И Андреа начертил сад, двор и дом.
— Ограда высокая?
— Нет, футов восемь или десять, не больше.
— Это большая неосторожность, — сказал Кадрусс.
— Во дворе — кадки с померанцевыми деревьями, лужайки, цветники.
— А капканов нет?
— Нет.
— А где конюшни?
— По обе стороны ворот, вот здесь и здесь.
И Андреа продолжал чертить.
— Нарисуй мне нижний этаж, — сказал Кадрусс.
— В нижнем этаже — столовая, две гостиные, бильярдная, прихожая, парадная лестница и внутренняя лестница.
— Окна?
— Окна великолепные, большие, широкие. Я думаю, в каждое стекло мог бы пролезть человек твоего роста.
— И на кой черт устраивают лестницы, когда в доме имеются такие окна.
— Что поделаешь! Роскошь!
— А ставни есть?
— Ставни есть, но их никогда не закрывают. Большой оригинал этот граф Монте-Кристо, любит смотреть на небо даже по ночам.
— А где спят слуги?
— У них отдельный дом. Представляешь, направо от входа отличный сарай, где хранятся пожарные лестницы. А над этим сараем комнаты для слуг, у каждого своя, и туда из дома проведены звонки.
— Звонки, черт возьми!
— Ты что?
— Нет, ничего. Я говорю, звонки — штука дорогая, а на что они, скажи на милость?
— Прежде там была собака, которая всю ночь бродила по двору, но ее отвезли в Отей, — знаешь, в тот дом, куда ты приходил?
— Да.
— Я ему вчера еще говорил: "Это очень неосторожно с вашей стороны, граф; ведь когда вы уезжаете в Отей и увозите с собой всех ваших слуг, в доме никого нет".
