— Пить, — сказал пленник.

— Вашему сиятельству должно быть известно, — заявил Пеппино, — что вино в окрестностях Рима неимоверно дорого.

— В таком случае дайте мне воды, — отвечал Данглар, пытаясь отразить удар.

— Ах, ваше сиятельство, вода еще большая редкость, чем вино: сейчас такая ужасная засуха!

— Я вижу, все начинается сызнова! — сказал Данглар.

И он улыбался, делая вид, что шутит, хотя на висках его выступил пот.

— Послушайте, мой друг, — сказал он, видя, что Пеппино все так же невозмутим, — я прошу у вас стакан вина, неужели вы мне в нем откажете?

— Я уже вам говорил, ваше сиятельство, — серьезно отвечал Пеппино, — что мы не торгуем в розницу.

— В таком случае дайте мне бутылку.

— Какого?

— Подешевле.

— Цена на все вина одна.

— А какая?

— Двадцать пять тысяч франков бутылка.

— Скажите лучше, что вы хотите обобрать меня дочиста! — воскликнул Данглар с такой горечью в голосе, что только Гарпагон мог бы оценить ее по достоинству. — Это будет проще, чем сдирать с меня шкуру по частям.

— Возможно, что таково намерение атамана, — сказал Пеппино.

— Атамана? А кто он?

— Вас к нему водили позавчера.

— А где он?

— Здесь.

— Могу я повидать его?

— Ничего нет легче.

Не прошло и минуты, как перед Дангларом предстал Луиджи Вампа.

— Вы меня звали? — спросил он пленника.

— Это вы, сударь, атаман тех, кто доставил меня сюда?

— Да, ваше сиятельство. А что?

— Какой выкуп вы за меня требуете?

— Да просто те пять миллионов, которые у вас с собой.

Данглар почувствовал, как ледяная рука стиснула его сердце.

— Это все, что у меня есть, сударь, это остаток огромного состояния; если вы отнимете их у меня, то отнимите и жизнь.

— Нам запрещено проливать вашу кровь, ваше сиятельство.

— Кто вам запретил?

— Тот, кому мы повинуемся.

— Значит, вы кому-то повинуетесь?

— Да, нашему начальнику.

— Мне казалось, что вы и есть начальник.

— Я атаман этих людей, но у меня тоже есть начальник.

— А этот начальник тоже кому-нибудь повинуется?

— Да.

— Кому же?

— Богу.

Данглар задумался.

— Не понимаю, — сказал он.

— Возможно.

— Этот самый начальник и приказал вам так со мной обращаться?

— Да.

— С какой целью?

— Этого я не знаю.

— Но ведь когда-нибудь мой кошелек иссякнет?

— Вероятно.

— Послушайте, — сказал Данглар, — хотите миллион?

— Нет.

— Два миллиона?

— Нет.

— Три миллиона?.. Четыре?.. Ну, хотите четыре? Я вам их отдаю с условием, что вы меня отпустите.

— Почему вы предлагаете нам четыре миллиона за то, что стоит пять? — сказал Вампа. — Это ростовщичество, господин банкир, вот как я это понимаю.

— Берите все! Все, слышите! — воскликнул Данглар. — И убейте меня!

— Успокойтесь, ваше сиятельство, не надо горячиться, а то у вас появится такой аппетит, что вы начнете проедать по миллиону в день; будьте бережливы, черт возьми!

— А когда у меня не хватит денег, чтобы платить вам? — воскликнул Данглар вне себя.

— Тогда вы будете голодать.

— Голодать? — сказал Данглар, бледнея.

— Вероятно, — равнодушно ответил Вампа.

— Но ведь вы говорите, что не хотите убивать меня?

— Да.

— И дадите мне умереть с голоду?

— Это не одно и то же.

— Так нет же, негодяи, — воскликнул Данглар, — я обману ваши подлые расчеты! Если уж мне суждено умереть, то чем скорее, тем лучше; мучьте меня, пытайте меня, убейте, но моей подписи вы больше не получите!

— Как вашему сиятельству будет угодно, — сказал Вампа.

И он вышел из кельи.

Данглар, рыча от бешенства, бросился на козьи шкуры.

Кто эти люди? Кто этот их атаман? И кто их невидимый начальник? Какие у них намерения? И почему все могут от них откупиться, а он один не может?

Да, конечно, смерть, быстрая, насильственная смерть — лучший способ обмануть расчеты его жестоких врагов, которые, видимо, наметили его жертвой какого-то непонятного мщения.

Но умереть!

Быть может, впервые за всю долгую жизнь Данглар думал о смерти, и призывая ее, и в то же время страшась; настала минута взглянуть в лицо неумолимому призраку, который таится во всяком живом существе, говорящем себе при каждом биении сердца: "Ты умрешь!"

Данглар походил на дикого зверя, которого травля возбуждает, затем приводит в отчаяние и которому силою отчаяния иногда удается спастись.

Он подумал о побеге. Но окружающие его стены были толще скалы, у единственного выхода из кельи сидел человек и читал, а за спиной этого человека двигались взад и вперед тени, вооруженные карабинами.

Его решимости хватило только на два дня, после чего он потребовал пищи и предложил за нее миллион.

Ему подали великолепный ужин и взяли предложенный миллион.

С этого времени жизнь несчастного пленника стала беспрерывным отступлением. Он так исстрадался, что не в силах был больше страдать, и исполнял все, чего от него требовали; прошло двенадцать дней, и вот, пообедав не хуже, чем во времена своего преуспеяния, он подсчитал, сколько выдал чеков; оказалось, что у него остается всего лишь пятьдесят тысяч.

Тогда в нем произошла странная перемена: он, который отдал пять миллионов, решил спасти последние пятьдесят тысяч франков, решил вести жизнь, полную лишений, лишь бы не отдавать эти пятьдесят тысяч; в мозгу его мелькали проблески надежды, близкие к безумию. Он, который уже так давно забыл Бога, стал думать о нем; он говорил себе, что Бог иногда творит чудеса: пещера может разрушиться, папские карабинеры могут открыть это проклятое убежище и явиться к нему на помощь, тогда у него еще останется пятьдесят тысяч франков, а этого достаточно для того, чтобы не умереть с голоду; и он со слезами молил Бога оставить ему эти пятьдесят тысяч франков.

Он провел так три дня, и все три дня имя Божье было непрерывно если не в сердце у него, то по крайней мере на устах. По временам у него бывали минуты бреда, ему казалось, что он видит через окно, как в бедной комнатке, на жалкой постели, лежит умирающий старик.

Этот старик тоже умирал с голоду.

На четвертый день Данглар был уже не человек, но живой труп; он подобрал все до последней крошки со своих прежних обедов и начал грызть циновку, покрывавшую каменный пол.

Тогда он стал молить Пеппино, как молят ангела-хранителя, дать ему поесть; он предлагал ему тысячу франков за кусочек хлеба.

Пеппино не отвечал.

На пятый день Данглар еле дотащился до двери.

— Вы не христианин! — сказал он, стоя на коленях. — Вы хотите уморить человека, брата вашего перед Богом!

"Где все мои прежние друзья, где они?" — пробормотал он.

И он упал ничком.

Потом поднялся и в исступлении крикнул:

— Начальника! Начальника!

— Я здесь! — внезапно появляясь, сказал Вампа. — Что вам угодно?

— Возьмите мое последнее золото, — пробормотал Данглар, протягивая свой бумажник, — и оставьте меня жить здесь, в этой пещере. Я уже не прошу свободы, а только прошу оставить мне жизнь.

— Вы очень страдаете? — спросил Вампа.

— Да, я жестоко страдаю!

— А есть люди, которые страдали еще больше.

— Этого не может быть!

— Но это так! Те, кто умер с голоду.

Данглар вспомнил того старика, которого он во время своих галлюцинаций видел в убогой каморке, на жалкой постели.

Он со стоном припал лбом к каменному полу.

— Да, правда, были такие, которые еще больше страдали, чем я, но это были мученики.

— Вы хотя бы раскаиваетесь? — раздался чей-то мрачный и торжественный голос, от которого волосы Данглара стали дыбом.

Своим ослабевшим взором он пытался вглядеться в окружающее и увидел позади Луиджи человека в плаще, полускрытого тенью каменного столба.

— В чем я должен раскаяться? — едва внятно пробормотал Данглар.