VII
ШАХМАТЫ ШИКО, БИЛЬБОКЕ КЕЛЮСА И САРБАКАН ШОМБЕРГА
Можно сказать, что Шико, несмотря на свой флегматичный вид, возвращался в Лувр в самом радостном расположении духа.
Он получил тройное удовлетворение: оказал услугу такому храбрецу, как Бюсси, принял участие в интриге и обеспечил королю возможность произвести тот государственный переворот, которого требовали обстоятельства.
Вне всякого сомнения, присутствие в городе и Бюсси с его ясной головой, а в особенности — с храбрым сердцем, и нерушимого триумвирата Гизов предвещало доброму Парижу грозу в самые ближайшие дни.
Сбывались все опасения короля и все предвидения Шико.
После того как герцог де Гиз принял у себя утром руководителей Лиги, явившихся, чтобы вручить ему книги, заполненные подписями, — те самые книги, которые мы с вами уже видели на перекрестках улиц, возле дверей гостиниц и даже на алтарях церквей; после того как герцог де Гиз посулил этим руководителям, что у Лиги будет глава, и взял с каждого из них клятву признать своим вождем того, кого назначит король; после того, наконец, как герцог де Гиз посовещался с кардиналом и с герцогом Майенским, он вышел из своего особняка и отправился к его высочеству герцогу Анжуйскому, которого потерял из виду накануне вечером, в десятом часу.
Шико ожидал этого визита, поэтому, расставшись с Бюсси, он тотчас же пошел к Алансонскому дворцу, расположенному на углу улиц Отфей и Сент-Андре, и стал бродить поблизости.
Не прошло и четверти часа, как Шико увидел, что человек, которого он ожидал, выходит из улицы Юшет. Гасконец спрятался за углом улицы Симетьер, и герцог де Гиз вошел во дворец, не заметив его.
Главный камердинер принца, встретивший герцога, был несколько обеспокоен тем, что его господин до сих пор не вернулся домой, хотя он и догадывался, что, вероятнее всего, герцог Анжуйский остался на ночь в Лувре.
Гиз спросил, нельзя ли ему, за отсутствием принца, поговорить с Орильи. Камердинер ответил, что Орильи находится в кабинете своего господина и герцог волен расспросить его, о чем пожелает.
Герцог отправился в кабинет.
И действительно, Орильи, лютнист и наперсник принца, был, как вы помните, посвящен во все тайны герцога Анжуйского и должен был знать лучше, чем кто-либо другой, где обретается его высочество.
Однако Орильи и сам был встревожен не меньше, если не больше, камердинера, и время от времени, оставив лютню, струны которой он рассеянно перебирал, подходил к окну поглядеть, не идет ли принц.
Трижды посылали в Лувр, и каждый раз получали ответ, что принц возвратился очень поздно и еще почивает.
Герцог де Гиз осведомился у Орильи о герцоге Анжуйском.
Орильи был разлучен со своим господином накануне вечером, на углу улицы Арбр-Сек, большой группой людей, которая влилась в толпу, собравшуюся возле гостиницы “Путеводная звезда”, и возвратился в Алансонский дворец, чтобы подождать его там, ибо не знал, что герцог решил ночевать в Лувре.
Лютинист рассказал принцу Лотарингскому о трех гонцах, отправленных им в Лувр, и об одинаковом ответе, полученном каждым из них.
— Спит? В одиннадцать-то часов? — удивился герцог. — Совершенно невероятно. Сам король обычно в это время уже на ногах. Вам надо пойти в Лувр, Орильи.
— Я об этом думал, ваша светлость, — сказал Орильи, — но вот что меня смущает: может быть, это принц велел привратнику Лувра отвечать, что он спит, а сам занимается любовными похождениями где-нибудь в городе? Если дело обстоит именно так, то его высочество, по всей вероятности, будет недоволен нашими розысками.
— Орильи, — возразил герцог, — поверьте мне, его высочество слишком разумный человек, чтобы заниматься любовными похождениями в такой день, как сегодня. Отправляйтесь без всякой боязни в Лувр, и вы его там найдете.
— Я отправлюсь, ваша светлость, раз вы так желаете, но что мне ему передать?
— Скажите, что церемония в Лувре назначена на два часа и, как ему хорошо известно, нам надо посовещаться, прежде чем явиться к королю. Вы же понимаете, Орильи, — прибавил герцог с недовольным и надменным видом, — не время спать, когда король собирается назначить главу Лиги.
— Прекрасно, ваша светлость, я попрошу его высочество прийти сюда.
— Скажите ему, что я жду его с нетерпением. Многие из приглашенных на два часа уже в Лувре, и нельзя терять ни минуты. А я тем временем пошлю за господином де Бюсси.
— Хорошо, ваше светлость. Но что мне делать, если я не найду его высочества в Лувре?
— Если вы не найдете его высочества в Лувре, Орильи, не трудитесь искать его в других местах; достаточно будет, если позже вы расскажете ему, с каким усердием я пытался его разыскать. Как бы там ни было, без четверти два я буду в Лувре.
Орильи поклонился герцогу и ушел.
Шико заметил, как лютнист покинул дворец, и догадался, куда он идет.
Если герцог де Гиз узнает об аресте герцога Анжуйского, все погибнет или, во всяком случае, очень усложнится.
Увидев, что Орильи пошел по улице Юшет к мосту Сен-Мишель, Шико пустился во всю прыть своих длинных ног по улице Сент-Андре-дез-Ар, и к тому времени, когда Орильи еще только подходил к Гран-Шатле, гасконец уже переправился через Сену на Нельском пароме.
Мы с вами последуем за Орильи, ибо он ведет нас туда, где должны разыграться главные события этого дня.
Лютнист прошел по набережным, на которых с видом победителей толпились буржуа, и очутился возле Лувра. Посреди бурного парижского ликования дворец сохранял спокойный и беззаботный вид.
Орильи хорошо знал жизнь, а придворную — в особенности. Прежде всего он поболтал с дежурным офицером, лицом, весьма важным для всякого, кто хочет узнать новости и разнюхать, не случилось ли каких скандальных происшествий.
Дежурный офицер был сама любезность: король встал утром в наилучшем настроении.
От дежурного офицера Орильи проследовал к привратнику.
Привратник делал смотр стражникам, одетым в новую форму, и вручал им алебарды нового образца. Он улыбнулся лютнисту и ответил на его замечания по поводу дождя и хорошей погоды, что создало у Орильи самое благоприятное впечатление о политической атмосфере. Поэтому Орильи направился к покоям герцога, старательно раскланиваясь с придворными, уже заполнившими лестничные площадки и передние.
У дверей, ведущих в покои его высочества, он увидел Шико, восседавшего на складном стуле.
Шико играл сам с собой в шахматы и казался полностью погруженным в решение трудной задачи.
Орильи намеревался пройти мимо, но длинные ноги Шико занимали всю лестничную площадку.
Музыкант был вынужден хлопнуть гасконца по плечу.
— А это вы, — сказал Шико, — прошу прощения, господин Орильи.
— Что вы тут делаете, господин Шико?
— Как видите, играю в шахматы.
— Сами с собой?
— Да, я изучаю одну комбинацию. А вы, сударь, умеете играть в шахматы?
— Прескверно.
— Ну, конечно, вы музыкант, а музыка — искусство трудное, и те избранные, кто посвящает себя музыке, вынуждены отдавать ей все свое время и все свои способности.
— Комбинация, кажется, сложная? — спросил, засмеявшись, Орильи.
— Да. Меня беспокоит мой король. Вы знаете, господин Орильи, в шахматах король — фигура очень глупая, никчемная: у него нет своей воли, он может делать только один шаг — направо, налево, вперед и назад. А враги у него очень проворные: кони — они одним прыжком перемахивают через две клетки, и целая толпа пешек — они окружают короля, теснят и всячески беспокоят. Так что, если у него нет хороших советчиков, тогда, черт возьми, его дело гиблое, он недолго продержится. Правда, у него есть свой шут — слон, он бегает взад-вперед, перелетает с одного конца доски на другой, имеет право становиться перед королем, позади него, рядом с ним; но правда и то, что, чем более предан шут, он же слон, своему королю, тем большему риску подвергается он сам, и я должен вам признаться, что как раз в эту минуту мой король и его шут находятся в наиопаснейшем положении.