— Большой привет и сердечную благодарность, затем вот этот кошелек, а также слова: "Помните пятое число".

— И это все? — недоверчиво спросил Пьер Пекуа.

— Все, хозяин.

— Мы здесь живем втроем: я, мой двоюродный брат Жан и сестра Бабетта, — не унимался оружейник. — У вас было поручение ко мне. Пусть так. Но неужели у вас нет ничего ни для Бабетты, ни для Жана?

В эту минуту вошел Жан Пекуа.

— Я имел дело только к вам, мэтр Пьер Пекуа, и, кроме этого, сказать мне нечего.

— Вот как? Видишь, брат, — заявил Пьер, обращаясь к Жану, — видишь, господин виконт д’Эксмес нас благодарит, изволит нам полностью вернуть деньги и велит нам передать: "Помните!" Вот и все…

— Погоди, Пьер! — перебил его Жан Пекуа, будто о чем-то догадываясь. — Скажите, дружище, если вы действительно состоите при виконте д’Эксмесе, вы должны знать среди его челяди некоего Мартина Герра?

— Мартина Герра?.. Ах да, конечно. Мартина Герра… ведь он его оруженосец.

— Он все время при виконте?

— Все время.

— И он знал, что вы направляетесь в Кале?

— Конечно, знал… Когда я покидал особняк виконта, он меня, помнится, провожал…

— И он никому и ничего не велел передать?

— Да нет же, говорю вам.

— А может быть, Мартин велел что-нибудь сказать по секрету? Если так, то всякая осторожность теперь излишня. Мы уже знаем все… Вы можете говорить в нашем присутствии. Больше того, мы можем удалиться, а особа, которую Мартин Герр безусловно имел в виду, здесь налицо и сама с вами поговорит.

— Клянусь честью, — тянул свое посланец, — я ни слова не понимаю из всего, что вы говорите.

— Довольно, Жан! — с негодованием вскричал Пьер Пекуа. — Не понимаю, Жан, какая радость бередить рану, которую нам нанесли!..

Жан молча поник головой.

— Угодно ли вам пересчитать деньги? — спросил озадаченный посланец.

— Не стоит труда, — угрюмо отозвался Жан. — Возьми, вот это тебе, а я пойду распоряжусь, чтоб тебя накормили.

— Спасибо за деньги, — покраснел посланец. — Ну, а есть мне совсем не хочется, я ведь уже перекусил в Ньелле. Я должен немедленно уезжать. Ваш губернатор запретил мне задерживаться в городе.

— Мы тебя не задерживаем, дружище, — промолвил Жан Пекуа. — Прощай и передай только Мартину… Или, впрочем, ничего не передавай. Скажи лишь господину виконту, что мы его благодарим и помним все насчет пятого.

— Послушай, — добавил Пьер Пекуа, выходя из глубокого раздумья. — Скажи своему господину, что мы согласны терпеливо ждать его целый месяц. Но если год кончится, а мы от него никаких вестей не получим, — значит, у сердца его нет памяти… Потому что настоящий дворянин должен помнить не только про одолженные деньги, но и про сокровенные тайны, которые ему доверены. На том и прощай, дружище.

— Господь вас храни, — сказал посланец виконта д’Эксмеса. — Все ваши вопросы и все пожелания я точно передам своему господину.

Жан Пекуа проводил его до ворот, Пьер остался дома.

Бестолковый гонец, потолкавшись по переулкам и исходив вдоль и поперек этот путаный город Кале, очутился наконец у главных ворот и предъявил свой пропуск. Его снова обыскали и только тогда выпустили в чистое поле.

Он тотчас же двинулся в путь и, лишь отойдя на целое лье от города, остановился.

Теперь можно было и отдохнуть. Он присел на придорожный бугорок и задумался. Довольная улыбка скользнула по его губам.

"Не знаю, чем объяснить, — сказал он про себя, — нов этом городе все какие-то удивительно мрачные и печальные. Уэнтуорс что-то не поделил с д’Эксмесом, а братья Пекуа имеют какие-то счеты с Мартином Герром. Э! Мне-то что до их счетов? Лично я получил все, что хотел. Правда, у меня нет ни клочка бумаги, но зато я помню до тонкостей все расположение города".

И перед его мысленным взором тут же предстали все улицы, валы и сторожевые посты, которые он вроде бы невзначай повидал.

"Очень хорошо! Все четко и ясно, — подумал он. — Герцог де Гиз будет доволен. А через шесть недель, если Бог и обстоятельства будут за нас, мы будем хозяевами в Кале".

Чтобы наши читатели не утруждали себя загадками, откроем им: звали этого человека маршал Пьетро Строцци, он был одним из знаменитейших и талантливейших военных инженеров своего времени.

Немного отдохнув, Пьетро Строцци снова зашагал по дороге, чтобы поскорее добраться до Парижа. Все его мысли вертелись вокруг Кале и лишь мимоходом затрагивали тех, кто там жил.

XIII

31 ДЕКАБРЯ 1557 ГОДА

Нетрудно догадаться, почему Пьетро Строцци нашел лорда Уэнтуорса в таком грустном и подавленном настроении. Нетрудно также понять, почему губернатор Кале отозвался о виконте д’Эксмесе столь высокомерно и презрительно.

Дело в том, что ненависть герцогини де Кастро к своему тюремщику все возрастала и возрастала.

Когда он изъявлял желание нанести ей визит, она находила любые предлоги, лишь бы избежать его посещения. Ну, а если уж ей приходилось иногда терпеть его присутствие, то по ее холодному и чрезмерно учтивому виду сразу было видно, как тяготит ее эта беседа.

Что же касается самого губернатора, то каждый визит повергал его в жесточайшее уныние. Но тем не менее он не в силах был отказаться от этой пагубной страсти. Ни на что не надеясь, он все же не отчаивался. Он хотел быть в глазах Дианы блестящим джентльменом и поистине угнетал пленницу своей предупредительностью. Он окружал ее идеальным вниманием, приставил к ней французского пажа и даже пригласил одного из итальянских музыкантов, на которых был немалый спрос во времена Возрождения. Однажды он дал в ее честь бал, на который пригласили всю английскую знать Кале. Приглашения были направлены даже по ту сторону пролива. И однако, г-жа де Кастро не пожелала на нем присутствовать.

Лорд Уэнтуорс, видя такое безразличие и пренебрежение, не раз твердил себе, что лучше было бы для своего же покоя принять королевский выкуп, который предлагал ему Генрих И, и вернуть Диане свободу. Но поступить так — значит, вернуть ей любовь Габриэля д’Эксмеса, а на такую тяжелую жертву у англичанина не хватало ни размаха душевного, ни мужества.

Так в нерешительности и беспокойстве проходили дни, недели, месяцы.

31 декабря 1557 года лорд Уэнтуорс велел доложить о себе герцогине де Кастро. Она приняла его, сидя пред высоким камином…

Шел надоевший ей разговор об одном и том же — о том, что их связывало и то же время разъединяло.

— Нет, сударыня, в вашем упрямстве есть что-то неестественное, — говорил лорд Уэнтуорс, покачав головой. — Вы не смогли бы окончательно меня оттолкнуть, если бы не хранили какую-то безумную надежду. Неужели вы рассчитываете на то, что несбыточно? Посудите сами — откуда к вам может прийти помощь?

— От Бога, от короля… — отвечала Диана. Она запнулась на полуслове, но лорд сразу же понял, что кроется за этим умолчанием.

"А больше всего — от виконта д’Эксмеса!" — подумал он, но, не желая об этом упоминать, ограничился горестным замечанием:

— Конечно, надейтесь на короля, надейтесь на Бога!.. Если Бог действительно желал бы вам помочь, он мог бы это сделать в первый же день вашего приезда сюда, а, между прочим, вот уже год на исходе — и никакого благоволения с его стороны.

— Я надеюсь на год, который начнется с завтрашнего дня, сударь.

— Что же до короля Франции, отца вашего, — продолжал лорд Уэнтуорс, — то у него, слава Богу, забот хватает. Ведь беды его дочери ничтожны по сравнению с бедами Франции.

— Так говорить можете только вы! — сказала Диана с сомнением.

— Лорд Уэнтуорс никогда не лжет, сударыня. Знаете ли вы, в каком положении находится ваш вещеносный батюшка?

— Что я могу знать в этой темнице? — воскликнула Диана, не в силах скрыть свое волнение.

— Тогда соблаговолите об этом спросить у меня, — обрадовался лорд Уэнтуорс, поняв, что завладел ее вниманием. — Итак, знайте, что возвращение герцога де Гиза в Париж ни в какой мере не улучшило положения Франции. Было собрано несколько отрядов, было восстановлено несколько крепостей — и только! В данное время французы колеблются, не зная, что предпринять. Бросятся ли они на Люксембург или направятся в Пикардию, неизвестно. Может быть, они захотят отобрать Сен-Кантен или Гаме?..