— Деньжонки у меня водились, милорд, — ответил Жан Пекуа, — но во время осады я все роздал больным и бедным.
— Ноу вас есть друзья? Или, наконец, родные? — спросил лорд Грей.
— Друзья? На них не очень-то приходится рассчитывать, милорд. Родственники? Близких у меня нет. Жена умерла, не оставив детей. И братьев у меня нет. Есть один дальний родственник…
— Ну, а он? — спросил нетерпеливо лорд Грей.
— Он даст мне взаймы сто ливров, я в этом не сомневаюсь, и живет он как раз в Кале.
— Вот как? — недоверчиво протянул лорд Грей.
— Уверяю вас, милорд, — сказал Жан Пекуа таким правдивым тоном, что нельзя было ему не поверить. — Его зовут Пьер Пекуа, и он уже тридцать лет держит оружейную мастерскую на улице Мартруа.
— И он с вами в дружбе?
— Еще бы! Я последний Пекуа в своем роду, значит, он должен меня почитать. Больше двух веков назад наш предок Пекуа имел двух сыновей. Один из них стал ткачом в Сен-Кантене, другой — оружейником в Кале. С тех пор сен-кантенские Пекуа ткут, а те Пекуа, что в Кале, куют. Но хотя живут они врозь, дружба между ними не тускнеет. Пьер ссудит меня деньгами для выкупа, хотя не видался я с этим славным родственником около десяти лет, а потому не видался, что вы, англичане, не слишком-то легко даете нам пропуска в свои крепостные районы.
— Да, да, — любезно подтвердил лорд Грей, — вот уже скоро двести лет, как ваши Пекуа в Кале — англичане.
— О, — с жаром воскликнул ткач, — Пекуа!..
И вдруг осекся.
— Что Пекуа? — удивился лорд Грей.
— Пекуа, милорд, — сказал Жан, в смущении теребя в руках свою шапку, — Пекуа политикой не занимаются, вот что я хотел сказать. Англичане ли они, французы ли, только бы иметь им там наковальню, а здесь — ткацкий станок, чтобы можно было кормиться, и Пекуа довольны.
— Как знать, — благожелательно заметил лорд Грей, — а может, вы откроете ткацкую мастерскую в Кале, станете тоже подданным королевы Марии, и обе ветви рода Пекуа наконец воссоединятся после стольких лет.
— А что ж, очень может быть, — добродушно проворчал Жан Пекуа.
Габриэль ушам своим не верил. Доблестный горожанин, так храбро оборонявший свой город, вдруг преспокойно заговорил о переходе в английское подданство! Словно для него это было то же самое, что переменить белье. Но Жан подмигнул ему, дав понять, что здесь кроется какая-то тайна.
Вскоре лорд Грей распростился с обоими.
— Завтра мы отправимся вместе в Кале, — сказал он им. — Вы можете заняться теперь сборами в дорогу и попрощаться с городом. Я отпускаю вас на честное слово. К тому же, — добавил он со свойственной ему чуткостью, — о вас будет сообщено страже у ворот, да и вообще никого из города не выпускают без пропуска коменданта.
Габриэль молча поклонился и вышел из дома вместе с Жаном Пекуа.
— Что вы затеяли, друг мой? — спросил он ткача по дороге. — Неужели вы не можете сразу откупиться какой-то там сотней экю? Отчего вам так понадобилась поездка в Кале? У вас и в самом деле есть родственник-оружейник? Почему вы так странно себя повели?
— Тссс! — ответил с таинственным видом Жан Пекуа. — Вы можете положиться на своего оруженосца?
— Я за него ручаюсь. Ему подчас изменяет память, и у него бывают этакие завихрения, но человек он верный.
— Хорошо, — сказал Пекуа. — Не посылайте его в Париж за выкупом сразу же из Сен-Кантена. Возьмем его с собой в Кале и оттуда пошлем в Париж. Нам потребуется его помощь.
— Но что же, в конце концов, означают все эти предосторожности? — спросил Габриэль. — У вас, я вижу, и родственника нет никакого в Кале.
— Есть! — возразил Пекуа. — Пьер Пекуа существует. Это так же верно, как и то, что он воспитан в любви к своей старой доброй Франции и никогда не откажется поддержать какой-нибудь ваш героический замысел, вроде того что возник у вас здесь, в Сен-Кантене.
— Друг мой, я догадываюсь, — сказал Габриэль, пожимая руку ткачу. — Но ты слишком высоко меня ценишь и судишь обо мне по себе. Ты даже и не представляешь, сколько было личных побуждений в моем кажущемся геройстве. Не знаешь, что и в дальнейшем я вынужден буду целиком отдаваться выполнению одного священного долга.
— Ну и что ж? — возразил Жан Пекуа. — Вы исполните этот свой долг, как и все прочие. А среди этих прочих, — он понизил голос, — есть такой: ежели представится случай, то в Кале мы рассчитаемся за Сен-Кантен.
XXXVI
ПОЧТЕННЫЙ АРНО ДЮ ТИЛЬ ПРОДОЛЖАЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ
Предоставим молодому капитану и старому горожанину мечтать о расплате и вернемся к стрелку и оруженосцу, которые все еще находятся в доме лорда Грея.
После ухода пленников стрелок действительно попросил у своего начальника обещанное вознаграждение, и тот, не слишком упираясь, расплатился с ним; он был доволен проницательностью, с какой комиссионер выбрал для него товар.
Арно дю Тиль, в свою очередь, тоже ждал от стрелка комиссионных, и тот, надо отдать ему должное, не подвел приятеля. Когда стрелок вошел в комнату, Арно сидел за столом и заносил в свой знаменитый реестр следующие строки:
"За то, что ловко добился внесения виконта д’Эксмеса в список военнопленных и тем самым временно освободил г-на барона Монморанси от указанного виконта…"
— Чем это вы заняты? — спросил стрелок, хлопнув его по плечу.
— Чем занят? Счетом, — ответил лже-Мартин. — А в каком положении наш счет?
— Полностью оплачен, — подмигнул стрелок и сунул монеты в руки Арно. — Как видите, я слово держу и денег не жалею. Оба пленника, на которых вы указали, хороши. Особенно ваш господин. Он даже и не торговался или, вернее, наоборот — торговался. Старик, правда, был не слишком сговорчив, но как горожанин и он неплох, и, если бы не вы, я мог бы, по правде говоря, выбрать куда хуже.
— Не сомневаюсь, — пересчитывая деньги и кладя их в карман, сказал Арно.
— Но не торопитесь, друг, — продолжал стрелок. — Вы видите, что я плачу хорошо. Теперь вы должны мне подыскать третьего пленника — кого-нибудь из дворян.
— Ей-Богу, мне больше некому покровительствовать, — осклабился Арно. — Выбирайте уж сами.
— Я знаю, что могу выбрать и сам, но еще раз прошу помочь мне в этом деле. Ведь можно выбирать среди мужчин, женщин, стариков и даже среди детей благородного происхождения…
— Как? — спросил Арно. — И среди женщин?
— Особенно среди них, — ответил англичанин. — И если вы знаете женщину не только знатную и богатую, но молодую и красивую, то мы можем на ней неплохо заработать, ибо милорд Грей дорого перепродаст ее своему зятю, лорду Уэнтуорсу. А этот сластолюбец, как я слыхал, пленниц любит еще больше, чем пленников.
— К сожалению, такой я не знаю, — сказал Арно. — Впрочем, позвольте… Но нет… Нет, это невозможно.
— Отчего невозможно? Мы ведь здесь хозяева и победители. И, кроме адмирала, можем всякого объявить военнопленным.
— Это верно, — согласился Арно, — но красавица, которую я имею в виду, не должна находиться близко от моего господина, не должна видеться с ним. А держать их в плену обоих в одном месте — это никак не способствует их разлуке.
— Отчего же? Лорд Уэнтуорс небось никому не покажет свою красивую пленницу.
— Да, в Кале, — сказал, размышляя, Арно. — А в дороге? У виконта будет время наглядеться на нее и наговориться с нею досыта.
— Не будет, уверяю вас, — ответил англичанин. — Мы двинемся туда двумя колоннами, одна раньше другой, и между рыцарем и красавицей ляжет двухчасовой переход.
— Да, но что скажет старик коннетабль? — вслух задал вопрос Арно. — Если он узнает о моей проделке, то мигом велит меня вздернуть.
— Узнает? Да об этом вообще никто не узнает, — уверял его стрелок-соблазнитель. — Сами-то вы не проболтаетесь, и если только ваши деньги не заговорят…
— А сколько бы их было? — спросил Арно.
— Опять половина ваша.
— Экая обида! — вздохнул Арно. — Сумма была бы наверняка кругленькая. Небось папаша не поскупился бы!