— Доказательства? — холодно спросил граф.
— Доказательства? — повторил г-н де Ланже. — Но вы можете пойти за ними сами. Ведь вы живете в двух шагах от богини Луны.
— Это верно. Спасибо, — сказал граф и встал.
Троим гостям пришлось тоже встать. Строгий и мрачный вид г-на Монтгомери напугал их.
— Вот что, граф, — сказал г-н де Сансер. — Не вздумайте делать глупости, не будьте опрометчивы и помните, что связываться со львенком так же опасно, как и со львом.
— Будьте спокойны, — ответил граф.
— Но вы ничего не замышляете?
— Будет видно.
И с этими словами он проводил их до двери или, вернее, выпроводил за дверь. Вернувшись, он приказал Перро:
— Плащ и шпагу!
Тот подал их ему.
— Вы действительно знали об этом? — спросил граф, пристегивая шпагу.
— Да, ваше сиятельство, — потупился Перро.
— Отчего же вы молчали?
— Ваше сиятельство… — пролепетал Перро.
— Понимаю. Вы не друзья, вы только добрые слуги, — дружески похлопал по плечу Перро граф.
Был он очень бледен, но говорил с каким-то торжественным спокойствием. Он еще спросил Перро:
— Давно ли ходят слухи?
— Ваше сиятельство, — ответил Перро, — вы обручились с госпожой Дианой де Пуатье пять месяцев назад, свадьба была назначена на ноябрь. И вот говорят, будто господин дофин полюбил г-жу Диану через месяц после того, как она приняла ваше предложение. Однако слухи об этом ходят не дольше двух последних месяцев, а до меня дошли только две недели назад. Вчера я избил одного из слуг господина Делагарда, посмевшего в моем присутствии шутить на этот счет, и барон Делагард не осмелился меня отчитать!
— Шутки прекратятся!
Граф произнес это так, что я невольно вздрогнула. Он провел рукой по лбу и сказал мне:
— Алоиза, пойди за Габриэлем, я хочу его обнять.
Вы спали, господин виконт, крепким детским сном и, когда я разбудила вас, заплакали. Я завернула вас в одеяло и понесла к отцу. Он взял вас на руки, долго смотрел на вас, затем поцеловал ваши полусонные глазки. И в это время его слеза покатилась по румяному вашему личику, первая слеза, которую пролил в моем присутствии этот сильный и мужественный человек. Передав мне вас, он сказал:
— Я вверяю тебе дитя мое, Алоиза.
Это были его последние слова, обращенные ко мне. Перро сказал ему:
— Я провожу вас, ваше сиятельство.
— Нет, Перро, — ответил г-н де Монтгомери, — я должен быть один. Останься.
— Но ваше сиятельство, позвольте…
— Я так хочу.
Противоречить ему было невозможно, и Перро умолк. Граф пожал нам руки:
— Прощайте, мои дорогие друзья… Нет, не прощайте, а до свидания.
И он ушел спокойным, твердым шагом, точно собираясь вернуться через четверть часа.
Перро не сказал ничего, но, едва граф вышел, он взял свою шпагу и плащ. Мы не обмолвились ни единым словом, и я не пыталась удержать его: он исполнял свой долг. Он раскрыл мне объятия. Я, рыдая, бросилась к нему. Нежно поцеловав меня, он выбежал вслед за графом. Все это длилось не больше минуты.
Оставшись одна, я без сил повалилась на стул и принялась неистово молиться. За окнами шумел дождь, ревел ветер. Но вы, Габриэль, снова безмятежно погрузились в прерванный сон. И никто не знал, что проснетесь вы уже сиротой.
XXI
КАК РЕВНОСТЬ ИНОЙ РАЗ УРАВНИВАЛА СОСЛОВИЯ ЕЩЕ ДО ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Особняк де Брезе, где жила в ту пору г-жа Диана, находился действительно в двух шагах от нашего дома.
Перро, следуя поодаль от своего господина, видел, как он остановился перед дверьми г-жи Дианы, постучал, затем вошел. Тоща и Перро приблизился к этим дверям. Г-н де Монтгомери надменно и властно говорил со слугами, пытавшимися преградить ему дорогу. Они уверяли, что г-жа лежит в спальне больная. Но граф отстранил слуг и прошел дальше, а Перро, воспользовавшись их замешательством, проскользнул через незапертую дверь и в темноте беспрепятственно поднялся по лестнице за г-ном де Монтгомери.
На верхней площадке лестницы графа уже ждали две взволнованные и заплаканные служанки герцогини; они спросили, что ему угодно в столь поздний час. И точно, на башенных часах пробило в этот момент десять. Г-н де Монтгомери заявил им, что желает видеть г-жу Диану, что должен ей безотлагательно сообщить важные новости и, если она не может его принять тотчас же, он подождет.
Говорил он так громко, что в спальне герцогини, расположенной неподалеку, все было, конечно, слышно. Одна из служанок побежала в спальню и вскоре вернулась с ответом, что г-жа де Пуатье готовится ко сну, но тем не менее выйдет к графу, пусть он ждет ее в молельне.
Итак, либо дофина не было в спальне, либо он вел себя малодушно для наследника французского престола. Г-н де Монтгомери, не возражая, прошел в молельню вместе с обеими служанками.
Тогда Перро, притаившись в сумраке лестничного пролета, пробрался на площадку и спрятался за одним из настенных ковров в широком коридоре, отделявшем спальню г-жи Дианы от молельни. В глубине коридора виднелись две заделанные двери: одна вела в спальню, другая — в молельню. Перро тут же понял, что услышит почти все, что будет происходить в обеих комнатах. О, не простое любопытство руководило моим добрым мужем, господин виконт! Прощальные слова графа и какой-то тайный голос шептали ему о грозящей опасности, наталкивали на мысль, что графу готовится западня. Перро хотел быть рядом, чтобы в случае надобности помочь своему господину. К несчастью, г-н виконт, ни одно из слов, донесшихся до его слуха, не может пролить ни малейшего света на темный и роковой вопрос, терзающий вас теперь.
Г-н де Монтгомери не прождал и двух минут, как г-жа де Пуатье стремительно вошла в молельню.
— Что это значит, граф? — накинулась она на него. — Что это за ночное вторжение после моей просьбы не приходить сегодня?
— Я вам отвечу откровенно в двух словах, герцогиня, но сперва отпустите своих девушек. Теперь слушайте, я буду краток. Мне только что сказали, что у меня есть по вашей милости соперник, что соперник этот — дофин и что сегодня вечером он у вас.
— И вы поверили? Если вы сюда примчались для проверки… — высокомерно сказала Диана.
— Я страдал, Диана, и прибежал к вам, чтоб вы исцелили меня от страданий.
— Ну что ж, вы меня увидели, вы убедились, что вам солгали, дайте же мне покой. Бога ради, Жак, уходите!
— Нет, Диана, — заявил граф, очевидно встревоженный тем, что она слишком торопилась от него избавиться. — Если утверждение, будто дофин находится у вас, оказалось ложным, то это вовсе не значит, что он не может прийти к вам сегодня вечером… А мне бы так хотелось изобличить во лжи клеветников!..
— Итак, вы здесь останетесь, сударь?
— Останусь, сударыня. Идите спать, если вам нездоровится, Диана. Я же, с вашего позволения, буду охранять ваш сон.
— Но, собственно говоря, по какому праву, сударь, вы поступаете так? — воскликнула Диана. — В качестве кого? Разве я уже не вольна в своих поступках?
— Нет, сударыня, — твердо ответил граф. — Вы не вольны превращать в посмешище всего двора честного дворянина, чье предложение вы приняли.
— Предложения меня охранять я, во всяком случае, не приму, — отчеканила Диана. — У вас нет никакого права оставаться здесь. Вы мне не муж. И я не ношу вашего имени, насколько мне известно.
— Сударыня! — в отчаянии воскликнул тоща граф. — Что мне до насмешек? О Боже мой! Вы ведь знаете, Диана, что не об этом речь. Честь! Достоинство! Имя! Дело не в них, совсем не в них, а в том, что я люблю вас, что я с ума схожу, что я ревную и убью всякого, кто посмеет коснуться моей любви, будь то дофин, будь то сам государь! Мне безразлично имя того, кому я отомщу, смею вас уверить!
— А за что именно, разрешите узнать? И почему? — раздался властный голос за его спиной.
Перро вздрогнул, ибо узнал только что пришедшего по полутемному коридору дофина, ныне — нашего короля. Позади него вырисовывалось глумливое и жестокое лицо г-на де Монморанси.