— О ла-ла! Вот так штука! — обрадовался Арно дю Тиль.

Вечером в камеру зашел незнакомый тюремщик.

— Эге, мэтр Мартин Герр! — хлопнул он по плечу призадумавшегося арестанта.

— Что-нибудь случилось? — спросил Арно дю Тиль благорасположенного стража.

— Случилось то, приятель, что ваши дела идут как по маслу. Знаете, кто получил разрешение на свидание с вами?

— Ничего я не знаю, — буркнул в ответ Арно дю Тиль. — Да и откуда мне знать? Так кто же это такой?

— Ваша женушка Бертранда де Ролль собственной персоной. Она, видать, наконец-то разобралась, где правда, а где ложь. Но на вашем месте я бы ее не принял!

— А почему?

— Почему? Да потому, что она вас все время не признавала! А теперь ей ничего не остается делать, как вас признать, коли завтра судьи заставят ее это сделать публично. Если вы со мной согласны, то я тут же ее и выпровожу!

Тюремщик шагнул к двери, но Арно дю Тиль его задержал:

— Нет, не прогоняйте ее! Я хочу ее повидать. Раз уж судьи разрешили — впустите.

— Гм! Вы вечно верны себе. Вечно благодушны и снисходительны. Но… Впрочем, ваше дело.

И тюремщик удалился, недоуменно пожимая плечами.

Через минуту он вернулся с Бертрандой.

— В вашем распоряжении четверть часа, так что за это время извольте либо разругаться, либо помириться, — осклабился тюремщик и снова вышел.

Сгорая от стыда, низко опустив голову, Бертранда де Ролль приблизилась к Арно. Тот сидел и молчал, предоставляя ей возможность самой начать разговор.

— О Мартин, Мартин, простишь ли ты меня когда-нибудь? — тихо и жалостно простонала она.

— За что мне тебя прощать? — добродушно спросил Арно дю Тиль, подделываясь под манеру поведения Мартина Герра.

— Я так жестоко ошиблась! — разразилась слезами Бертранда. — Это моя вина — я тебя не узнала! Признаюсь, что разобрала, в чем дело, только теперь, когда вся округа, и граф Монтгомери, и само правосудие — все установили, что ты мой истинный муж, а тот, другой, — прохвост и самозванец.

— А разве теперь уже все окончательно разъяснилось? — взволновался Арно.

— Господи Боже мой, ну конечно! Господа судьи, а также твой хозяин граф де Монтгомери мне объявили час тому назад, что ты и есть Мартин Герр, мой добрый и любезный супруг!..

— И это правда?! — бледнея, перебил ее Арно дю Тиль.

— Мало того, — продолжала она, — они же посоветовали мне повиниться перед тобой еще до приговора, вот тогда-то я и испросила свидание с тобой…

На секунду она остановилась. Арно молчал. Тогда она снова заговорила:

— Конечно, я очень виновата перед тобой, однако учти: все это произошло совсем нечаянно. Каюсь, я не распознала обман Арно дю Тиля! Но разве могла я допустить, что Господь Бог создал для забавы двух таких похожих по фигуре, по лицу, по осанке людей?.. Кстати, у этого негодяя были твое кольцо, твои бумаги. Ни друзья, ни родные ничего не подозревали, я и попалась на удочку. Но знай, дорогой мой супруг, я всегда любила тебя одного. И, зная это, прости мне мою единственную невольную ошибку…

Тут Бертранда снова приумолкла, выжидая, что скажет ей Мартин Герр. Но тот упорно молчал, и она скрепя сердце залепетала:

— Вспомни, когда мне давали очную ставку, ты был одет не в обычное свое платье, а закутан был почему-то в широкий плащ. При наличии этого проклятого сходства откуда мне было знать, что этот человек в плаще — мой муж? Вот я и не решилась указать на тебя как на мужа… Заклинаю тебя, Мартин, не ставь мне это в вину! Судьи мне сегодня объявили, что я ошиблась… Ты ведь мне не откажешь в своем снисхождении?.. Что касается меня, я не та, что была. Я уже не та сварливая и привередливая особа, от которой ты столько натерпелся. Этот проклятый Арно дю Тиль сумел меня поставить на место. Теперь я буду послушна и приветлива, но и ты будь со мной, как в прежние времена. Ты мне докажешь это, если простишь. Тогда я опознаю и твою душу, как опознала уже твою плоть!

— Так, значит, ты меня опознала? — проронил наконец Арно дю Тиль.

— Конечно! И жалею только о том, что для этого понадобился целый процесс.

— Ты меня опознала? — настаивал Арно. — Ты опознала во мне не того гнусного проходимца, который еще на прошлой неделе нагло выдавал себя за твоего мужа, а того настоящего, законного Мартина Герра, которого не видала столько лет? Посмотри мне в глаза. Я ведь твой первый и единственный супруг, так?

— Ну конечно, ты и есть мой настоящий, мой дорогой Мартин Герр!

И, заливаясь слезами, Бертранда бросилась к его ногам.

Она ведь была убеждена, что имеет дело со своим мужем. Арно дю Тиль, поначалу сомневавшийся в ее искренности, убедился в конце концов, что здесь нет и не может быть никакого подвоха. "Ну, погоди, гадина, — подумал он, — ты мне еще за это заплатишь!" И, выждав минуту, он якобы уступил наплыву непреодолимой нежности.

— Я слишком малодушен, слишком слаб, чтобы упорствовать в своей обиде, — прошептал он и, словно смахивая с ресницы слезу, поцеловал в лоб раскаявшуюся грешницу.

— Какое счастье! — воскликнула Бертранда. — Он возвращает мне свою любовь!..

В эту минуту дверь распахнулась, вошел тюремщик.

— Совет да любовь! — проворчал он, взглянув на умиленную парочку. — Я так и думал! Эх, и мокрая же ты курица, Мартин!

— Да чего там, чего там!.. — как бы смущенно, бормотал Арно, растягивая губы в восторженной улыбке.

— Ладно, это твое дело! — усмехнулся тюремщик. — А мое дело — инструкция. Время истекло, и тебе, красавица, пора уходить.

— Как! Надо уже расстаться?

— Ничего. Завтра наглядитесь друг на друга досыта.

— Значит, завтра я буду свободен! — обрадовался Арно. — И тоща мы заживем с тобой на славу!

— Завтра и будут нежности, — свирепо оборвал его тюремщик, — а сейчас, Бертранда, убирайся прочь!

Она последний раз поцеловала Арно, помахала ему на прощание рукой и вышла. Тюремщик двинулся за ней. Арно окликнул его:

— Нельзя ли мне свечу… или лампу?

— Почему нельзя? Можно… — ответил тюремщик. — Ведь вас держат не так строго, как Арно дю Тиля. И потом, ваш хозяин, граф де Монтгомери, такой вельможа!.. Чтоб ему угодить, и вам угождают! Сейчас пришлю вам свечу.

И действительно, через пять минут в камере у Арно уже горела свеча. Оставшись один, Арно дю Тиль проворно сбросил холщевую одежду и надел тот самый коричневый камзол и желтые вязаные штаны, которые обнаружил в сундуке Мартина Герра. Потом он сжег свой старый костюм и смешал пепел с оставшейся в камине золой.

Разделавшись с этим, он потушил свечу и с облегченным вздохом растянулся на соломенном тюфяке.

"Что же получилось? — спросил он самого себя. — Сдается мне, что судьи меня основательно засудили. Но будет даже забавно, если в самом поражении я изыщу возможность стать победителем. Подождем!"

II

ПРЕСТУПНИК ОБВИНЯЕТ САМОГО СЕБЯ

Нетрудно догадаться, что в эту ночь Арно дю Тилю не спалось. Лежа на соломенном тюфяке с широко открытыми глазами, он взвешивал свои шансы, рассчитывал, прикидывал, изыскивал последние возможности, которые могли бы сыграть ему на руку… Составленный им план заключался в том, чтобы последний раз подменить собою Мартина Герра; это было настолько дерзко, что в самой дерзости этой таилась надежда на успех. Если уж сам случай идет ему навстречу, неужели Арно изменит присущая ему наглость? Пусть же события развиваются своим чередом, а он будет только направлять в нужное русло непредвиденные случайности и неожиданности. Только и всего.

Утром он осмотрел свой костюм и нашел его безукоризненным; затем в точности восстановил все манеры и ухватки Мартина Герра: сходство было полнейшим. Да, ничего не скажешь: у этого негодяя был врожденный актерский талант.

Ровно в восемь часов дверь тюрьмы со скрипом растворилась, и вчерашний тюремщик впустил в камеру графа де Монтгомери.

Арно дю Тиль, приняв спокойный и равнодушный вид, тревожно подумал: "Вот она, черт возьми, решительная минута! Последняя ставка!"