Призрачный ребенок

Присутствие на похоронах ее родителей кажется ей сюрреалистичным до невозможности. Кеке держит Кирстен за правую руку, а Джеймс за левую. Неуклюжая толпа из тридцати или около того людей собирается вокруг двух гробов. Супербиоразлагаемых, заверил ее директор похоронного бюро, как будто ей есть до этого дело. Как будто ей хоть до чего-то теперь есть дело, когда ее жизнь стала такой же пустой, как опорожненный мочевой пузырь. Что в ней есть такого, что никак не сочетается с жизнью? Она будто бездонная яма, размагнитившийся магнит, темный вакуум.

Словно ее Черная дыра ожила и поглотила ее целиком, и поглотила людей, которых она любит тоже. Есть лишь ничто, и Кирстен не уверена, что сможет это вынести. Сегодня, ее цвета исчезли.

Ее родители не хотели бы консервативную церемонию, в конце концов, они оба были учеными. Кроме того, никто больше не проводит религиозные церемонии, за исключением нищих и евангелических культистов. Джеймс нашел это место и организовал похороны в рекордные сроки. Он все сделал, пока Кирстен лежала в прострации на постели, не желая разговоров и прикосновений.

Это называется погребением «Биокупол или капсула с деревом», хоть Кирстен и не заметила никаких куполов или капсул. Наверное, просто вымогательство денег, думает она, и горечь проникает в ее мысли, как загрязнение в воздух. Они, скорее всего, просто выкинут тела на какую-нибудь помойку или продадут их на запчасти, все это время прячась за яркими суперзелеными 4D-HD анимациями. А доверчивые люди уйдут, веря, что их любимых положили рядом с деревом в каком-нибудь гигантском биокуполе с удобрением, когда на самом деле они лежат в кладовой мясника, дожидаясь очереди на расчленение.

― Ты должна поплакать, ― сказал ей Джеймс. ― Лучше не держать это в себе.

«Пошел ты», ― хотелось сказать ей, но она промолчала.

― Это отравит тебя», ― сказал он.

«Он не понимает, что меня не отравить. Он не понимает, что я и есть яд».

Круглый постамент, на котором стоят гробы, начинает опускаться, под ним открывается большая круглая дыра, и земля поглощает то, что ей дарят. И вот так просто, ее родители исчезают из комнаты. Как будто их никогда и не было. Мужчина в гавайской рубашке промокает глаза.

― Ты должна поплакать, ― сказал Мармелад.

Он не понимает, что одна из причин, почему ее это так бесит, это то, что она даже не чувствует горя. Едва и не так, как полагается. Не такое горе, которое ты должна испытывать, когда твоих родителей хладнокровно убили в собственной гостиной.

Да, ей грустно, за себя и за них, ей грустно, что они не смогут насладиться пенсией после того, как были трудоголиками всю жизнь. Ей грустно, что она никогда не ощущала с ними прочных семейных уз, о которых мечтала, пока росла. Ее всегда это угнетало, а теперь будет угнетать еще больше. Горе, к которому у нее нет сил прикоснуться, маячит на окраине ее периферического зрения. Как призрачный ребенок, выдувающий фантомные пузыри, которые исчезают, когда ты на них посмотришь. Дымная струйка страха. Серое сердце, растворяющееся в пустоте.

Глава 21

Отскакивают от сердца

Кеке сидит рядом со своей лучшей подругой, держа ее за руку. Взгляд Кирстен странный и пустой, будто ее на самом деле здесь нет. Директор «ТриПод» самодовольно улыбается. Он невысокий, бездушный мужчина, у которого под бледной кожей змеями вьются зеленые вены. Все в этом здании холодное и стерильное. Кеке ежится.

— Мы сообщим вам, как только деревья посадят, — говорит он. — Вы сможете приходить так часто, как пожелаете.

Джеймс выбрал фруктовые деревья, Кеке не помнит какие.

— Я скоро вернусь, — говорит Джеймс и отводит директора в сторонку, чтобы тихо поговорить. Они покидают комнату. Кеке переводит внимание на Кирстен.

— Знаю, что на этот вопрос сложно ответить, но… как ты?

Кирстен лишь смотрит прямо перед собой.

— Котенок, — говорит Кеке, поворачивая лицо Кирстен к себе. — Земля вызывает Котенка.

Она моргает, и ее взгляд становится осмысленным.

— Прости, я…

— Не извиняйся. Проклятье, женщина. Я так за тебя переживаю!

— Я в порядке.

— Ты не в порядке.

— В порядке. Правда.

В комнату залетает прохладный, очищенный воздух.

Кеке хочет сказать: «Твою мать, я не могу поверить, что это ты нашла еб*ные тела!», но передумывает. Пытается быть более чуткой.

— От тебя ничем не пахнет, — говорит Кирстен.

— Что?

Кирстен делает глубокий вдох и тяжело вздыхает.

— Обычно тебя окружает облако кожи и мускатного ореха. Меня успокаивает этот запах. Одна из тех вещей, которые я в тебе люблю. Сейчас запах ушел. Все ощущается монохромным.

— Ты под… чем-то?

Кирстен смотрит на нее, хлопая ресницами.

— Да.

— Под чем?

— Не знаю. Джеймс дал мне что-то этим утром.

— Еще одно преимущество быть замужем за врачом.

— Мы не женаты.

— А кто вообще теперь женится?

— Мои родители были женаты.

— Это всегда казалось странным, тебе не кажется?

— Что? Быть женатыми? Вообще-то нет. Это нормально для их поколения.

— Нет, я имею в виду… они никогда не казались влюбленными друг в друга, я права?

Вопрос может показаться неподобающим, учитывая время, но Кеке догадывается, что честность вытащит Кирстен из этого состояния. Все ожидаемые банальности, сочувственные улыбки, клише, искренние соболезнования, они не могут коснуться души. Они отскакивают от сердца и падают, выбрасываются, как использованные носовые платки. Но настоящий вопрос пробьет эту броню, от искренности спасения нет.

Кирстен снова смотрит на нее и хлопает ресницами, словно вспоминает, кто она.

— Они были эмоционально закрытыми. Как по отношению ко мне, так и друг к другу.

Кеке кивает.

— И они не то чтобы отдалились, понимаешь? Я не помню, чтобы они когда-либо были близки.

— Мне очень жаль.

Кирстен сжимает челюсти и крутит кольцо на пальце.

— Мне нужна твоя помощь.

Кеке, не колеблясь, отзывается.

— Только прикажи.

— Они ничего мне не говорят. Копы. Каждый раз, как я им звоню, они повторяют одно и то же. Что идет расследование, и они сообщат мне, когда что-либо выяснят. Но я знаю, это неправда. Они словно сомкнули ряды и никогда не подпустят меня к правде.

— Ублюдки.

— Но я должна знать. Я должна знать, что произошло. Почему это произошло.

— Конечно. Я посмотрю, что можно сделать.

К щекам Кирстен приливает краска. Кеке ожидает, что подруга заплачет, но Кирстен не плачет.

Глава 22

Список

Бетти издалека наблюдает за тем, как толпа, пришедшая на похороны, покидает здание. Она потеет, потеет, всегда потеет, несмотря на защиту от раскаленного солнца, которую предоставляет ей сень дерева. Ее крем с SPF100 стекает вниз по щекам. Однажды они решат поиграть с погодой, и солнце просто взорвется и убьет их всех.

— Что вы здесь делаете?

Голос мужчины пугает ее, ускоряя и без того бешеный пульс.

— Боже!

Она кашляет от испуга и стучит по груди кулаком с побелевшими костяшками.

— Вы меня напугали.

Джеймс не извиняется.

— Вам сюда нельзя.

Он одет в темный костюм и носит элегантную стрижку.

Бетти пытается избавиться от сухости во рту. От тревожного кома в горле.

— Я пыталась отправить Кейт письма. Мне кажется, она их не получила.

— Ее зовут Кирстен.

— Она должна знать.

— Нет. Ее нужно защитить от ваших параноидальных заблуждений.

— Вы не видите? Вы не видите, что происходит?

Джеймс сжимает челюсти.

— Пожалуйста, уходите.

— Они закрывают ячейку!

Джеймс озирается вокруг, возможно, надеясь, что никто не увидит их за разговором.

— Я уже просил вас оставить нас в покое…

— Иисусе. Вы не слышите, что я говорю? Мы в списке. Они убьют нас всех!

— Нет. Родителей Кирстен убили во время ограбления.

У Бетти перехватывает дыхание.