– Как звали твоих родителей, Якоб?

– Марта и Борус, господин барон.

– Ты помнишь их?

– Плохо, господин барон. Я был совсем маленький, когда чума их забрала.

– Это хорошо, что не помнишь… А бабка у тебя ого-го, всех нас ещё переживёт! – рассмеялся я, но смех мой получился натянутым.

Якоб в ответ сделал глубокий кивок головой.

– Ладно, темно уже. Пошли укладываться, – сказал я ему раздражённо. В конце концов, я всё-таки барон, а не нянька.

Мы расположились между лап Ужика: я подоткнул под голову бурдюк, а Якоб – дорожный мешок. Дракон шатром сложил вокруг нас крылья и изредка прогонял по зобу нутряной огонь, чтобы мы не озябли ночью. И темнота накрыла нашу странную троицу.

Погорелец

Мы пролетели уже утро и большую часть дня, а под нами лежала всё та же степь, бескрайняя и безмолвная, с пожухлой от вечного солнца травой. Правда, внизу этот однообразный пейзаж повсеместно разбавляли людские тела, что лежали на земле: где-то они ещё сохраняли плоть, а где-то это были уже кости в истлевшем тряпье. В первых случаях компанию покойникам составляли стайки птиц, которые дрались меж собой за пропитание, а в остальных же случаях между пустых глазниц и рёбер скелетов гулял один только ветер. Рядом со многими трупами виднелись ямки, явно вырытые наспех и вручную, и я не сразу понял, что таким способом обречённые на смерть люди пытались добраться до воды.

Да, эта степь могла остановить любой мор, потому что она была сильнее! Неважно, коснулось тебя дыхание чумы или нет, пеший ты или конный, но солнце и жажда любого здесь доконают раньше, чем что-то другое! Под нами простиралось огромное кладбище. И наверное, чтобы на этих просторах выжить, чтобы добраться до обитаемых земель, нужно быть либо святым, либо отъявленным мерзавцем, но без помощи высших сил тут точно никому не обойтись! Я посмотрел на дали, вид которых за время полёта ничуть не изменился, и мне почудилось, что нас здесь тоже когда-нибудь найдут по останкам: по двум небольшим кучкам и по огромной груде устрашающего вида костей.

Воды в бурдюке оставалось на пару глотков мне и Якобу. Ужик, что за два дня отмахал больше, чем за целый месяц до этого, уже не столько летел, сколько планировал. Он поднимался как можно выше, а потом долго скользил на бреющем, копя силы и едва не касаясь лапами земли. Вот на одном из таких спусков нам улыбнулась удача: я разглядел в траве мёртвую лошадь. От животного осталась едва половина, а чуть поодаль лежало обклёванное птицами тело наездника.

Первым делом дракон выжег широкую полосу земли, на которую мы и сели. От лошадки не слабо попахивало, и Ужику пришлось её хорошенько прожарить огнём, причём со всех сторон. Изъеденный пернатыми всадник, точнее то, что от него осталось, мог быть зачумлённым, поэтому с выжженного участка степи мы сойти не решились. Немудрено, что от запахов и звуков драконьего обеда из падали, Якоба тотчас вырвало. Я чертыхнулся, ведь малец исторгнул из себя остатки пищи, а главное – воды, и даже если я теперь отдам ему свою пайку, он всё равно может не дотянуть до места. Удивительно, но Якоб повёл себя как взрослый: он не стал просить воду, а полез в дорожный мешок. Оттуда он достал какой-то сухой стебелёк, который тут же сжевал. Далее он извлёк два похожих друг на друга листочка. Один из них Якоб протянул мне со словами: «Вот, положи под язык, господин барон. Жажда отступит». Сам он проделал то же, что и предлагал мне. Я сунул этот листок под язык, всё ещё пребывая в дурном расположении духа.

Слава небесам, Ужик разделался с лошадью ещё быстрее, чем с коровами. Мне не терпелось убраться отсюда, ведь если говорить честно, то я тоже с трудом сдерживал рвотные позывы. А уже когда мы поднялись, только тогда я почувствовал необычайный прилив свежести во рту. Да, мальчуган оказался совсем непрост, точнее его бабка, что успела поделиться с внуком накопленными знаниями о травах!..

Лишь на исходе дня вдали показались горы в сумеречной туманной дымке. Я возблагодарил небеса и радостно потряс Якоба за плечо. Мы долетели! Похоже, мы переиграли и чуму, и эту бесконечную степь! Ужик, а я это чувствовал, тоже был рад. Дракону, как никому из нас, требовался отдых, да и несвежая конина, думаю, давала о себе знать. Я решил, что по прилёту сразу куплю ему нескольких молоденьких телят, если конечно, обитатели диких земель разводят скотину.

Когда мы подлетели ещё ближе, то у подножия гор стала видна тёмная лента широкой реки, а в небе, прямо напротив нас, появилась пара точек. Вскоре точки выросли и стали похожи на двух огромных птиц. Нас встречали драконы! Я ободряюще взял Якоба за руку и дал Ужику знак на посадку – это был общепринятый жест, показывающий той стороне, что мы прибыли с мирными помыслами и не намерены вступать в бой. Пока снижались, мы приблизились ещё на значительное расстояние, и уже можно было различить жилые постройки, тянущиеся вдоль берега реки. Земля под нами теперь была чистая – никаких тебе мёртвых тел, и мы сели посреди колыхаемой ветром травы.

На обоих драконах были всадники, но те почему-то не торопились опускаться. Они стали кружить над нашими головами, чем привели Ужика в бешенство. Внешне мой дракон оставался спокоен как скала, но от его зоба пошёл такой жар, что у меня взмокла спина. Якоб побледнел и прижался ко мне, он тоже понимал, что сейчас решается наша судьба.

Задирая с опаской головы к небу, мы и не заметили как нас обступили люди, что вдруг словно бы выросли из невысокой травы. Чужаки остановились на почтительном расстоянии, всё-таки Ужик был далеко не последним в племени драконов и страх вызывал у любого, кто имел глаза. А окружали нас какие-то оборванцы: все загорелые до черноты, в пыльных обносках и каждый второй босиком. Наконец, из всего этого сброда, что раньше я разогнал бы одним своим появлением, вышел вперёд коренастый мужчина. Одежда его тоже видала виды, зато он был в мягких кожаных сапогах и с толстой золотой цепью на открытой шее. Волосы его то ли поседели, то ли выцвели на солнце, а во рту, как показывала кривая ухмылка, не доставало двух передних зубов.

– Я – Степной Барон, – сказал с лёгким присвистом коренастый, особенно нажимая на свой самопровозглашённый титул, – хозяин этих свободных земель!

– Барон… Барон Горелых Земель, – представился я с заминкой, – а это мои дракон и слуга.

– Не знаю, кто ты там есть на самом деле, но Барон здесь один, – процедил коренастый, не переставая скалиться, – если хочешь остаться у нас, будешь Погорельцем.

Толпа вокруг заржала, и волна холодной ярости ударила мне в голову! Я уже хотел подать Ужику знак огня – лучше смерть, чем позор, – но Якоб, паршивец, выскочил из-за моей спины и бухнулся в ноги вожаку оборванцев! Внук травницы понёс какую-то благодарственную чушь, и мне ничего не оставалось делать, как побороть гнев и склонить голову тоже, правда, в совсем неглубоком наклоне.

– Знатная у тебя зверюга. С таким не пропадешь, – спокойно продолжил коренастый, кивая на Ужика, и без перехода тут же добавил, – деньги давай за проход в наши земли.

Торговаться сейчас – означало ещё ниже уронить собственное достоинство, и так ущемлённое, поэтому я просто передал через Якоба мешочек. Барон взвесил его в руке и сразу повеселел: с его лица ушёл разбойничий оскал, уступив место проявлению обычной человеческой радости.

– Летите вон за теми птичками, – барон показал вверх толстым грязным пальцем, – и без глупостей, Погорелец!

Лучший боец

Этот новенький орудовал хвостом не хуже, чем крыльями, – шипастое бревно драконьего хвоста пронеслось в локте от моей головы! Мы же воспользовались промахом противника и поднырнули под его брюхо, одновременно переворачиваясь головами вниз. Ужик дал по опешившему врагу короткую струю огня снизу, чем поджёг одежду на наезднике. А потом мы резко ушли в сторону, предвосхищая ответный удар. Но ответного удара не последовало, наши соперники спешно садились. И когда я под приветственный свист зрителей спрыгнул с Ужика в траву, мой визави всё ещё катался по земле, пытаясь потушить куртку и штаны…