Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В результате совмещения различных календарных традиций возник сложный праздничный симбиоз, сожительство трех культурных традиций, приуроченных к одному и тому же времени. Эти традиции переплелись причудливым образом, оказывая друг на друга влияние, так что порою бывает трудно вычленить элементы, связанные с какой-то одной из них[64].

Такое взаимное наложение и переплетение в одном календарном периоде нескольких праздничных обрядовых систем естественно повлияло на широту диапазона святочных обычаев и обрядов и, что особенно существенно для темы моей работы, способствовало тому, что календарные рассказы, приуроченные к святкам, как в устной, так и в письменной традициях, оказались из всех календарных текстов самыми многочисленными и разнообразными.

Обзор и характеристику русских святочных произведений я начну с народной традиции, в которой в наибольшей степени отразились специфические элементы именно языческих святок. Эти элементы определили основные мотивы и поэтику народного святочного рассказа (святочной былички), поэтому я остановлюсь на них несколько подробнее.

Во-первых, святки считались временем наибольшего разгула инфернальных сил. С. В. Максимов писал, что, согласно народным представлениям, на святках «бесчисленные сонмы бесов выходят из преисподней и свободно расхаживают по земле, пугая крещеный народ»[65]. А. А. Макаренко также отмечал, что во время «страшных вечеров» «нечистая сила», по верованиям сибиряков, «стремится вволю натешиться над „хрешшонным людом“. Такие „новогодние ужасти“ длятся до Крещения»[66]. В устных народных рассказах мифологические «нечистые» персонажи являются на святках либо в своем «обычном» виде, либо в образах знакомых и родных, либо в виде неодушевленных предметов (свиной туши, бычьего остова, раскаленной печки в заброшенной избе и т. п.[67]). По поверьям, широко распространенным в различных районах России, существовали специфические «святочные бесы» (шишкуны – в Сибири, шуликуны – на европейском Севере, святочницы – в центральной России), которых можно было увидеть только на святках. В Сибири, как рассказывали местные жители, святочные персонажи принимали иногда вид языческих божков местных народов:

Было однажды, по поверью пичужан, <…> – сообщает А. А. Макаренко, – что на вечеринку, затянувшуюся далеко за полночь, прибежали черти в виде маленьких людей на конских ногах, в «голых парках» (тунгусская одежда), с острыми головами и разогнали вечеринку[68].

Отношения человека с «нечистой силой», напряженные в любое время, на святках, таким образом, еще более обострялись. Поэтому считалось, что во время святочных вечеров человеку следовало быть особенно бдительным. Многочисленные народные рассказы о встрече с «нечистой силой» часто бывают приурочены к святкам, и поэтому мотив «нечистой силы» стал в них самым распространенным.

Во-вторых, святки, расположенные на рубеже старого и нового времени, были периодом, когда люди испытывали особенно острое желание узнать свою судьбу. Получить сведения о будущем можно было с помощью гаданий, которые и стали одной из самых характерных особенностей святочного поведения. Гадание представляет собою действие по узнаванию будущего в процессе совершения определенных магических операций. Христианская церковь сурово осуждала гадания, считая их греховными и полагая, что они осуществляются с помощью «нечистой силы», на контакт с которой человек идет сознательно, предварительно лишив себя оберегов (креста, пояса, иконы и т. п.) и выбрав для этого самое опасное время суток (ночь)[69].

Что же касается до того взгляда, – писал в 1902 году В. И. Ивановский, – будто в гаданиях, по крайней мере, в большей части их, действует «нечистая сила», то <…> взгляд этот и поныне держится крепко[70].

Особенно верными считались гадания в Васильев вечер и в Крещенский сочельник[71]. Полагалось также, что коллективные гадания, в которых участвовало несколько человек, менее опасны. Однако и в этом случае, гадая, например, на кладбищах, издавна считавшихся «точками соприкосновения с иным миром»[72], на перекрестках дорог или около водоемов, бывших, согласно народным поверьям, местами скопления чертей, необходимо было «очертиться», обведя вокруг себя круг каким-либо магическим предметом, чаще всего – «Васильевским огарком» (остатком обожженной в Васильев вечер лучины[73]). Гадальщикам, не обезопасившим себя таким образом, грозила опасность. В народе рассказывалась история о том, как однажды девушки, гадая на перекрестке, не очертились, в результате чего «сам сатана вышел из лесу» и чуть не погубил их[74]. Увиденные на святках сны считались пророческими и воспринимались как одна из возможных форм узнавания будущего[75]. Следствием этой особенности святочного времени стало то, что мотивы гадания и святочного сна, а также неразрывно связанная с ними тема судьбы обычно играли в святочных текстах исключительно важную роль.

В-третьих, святки были временем сборов, вечеринок, «бесед», «игрищ», в которых принимала участие преимущественно молодежь[76]. Участники этих сборищ пели, плясали, играли в традиционные игры (в свадьбу, похороны, кузнеца, шествие с «козой», вождение «кобылки», «медведя» и пр.[77]), которые первоначально имели магический смысл, способствуя, как считалось, плодородию земли, людей и скота. Церковь осуждала такие сборища молодежи, считая их греховными и заслуживающими божьей кары. Со временем, однако, все эти праздничные ритуальные действа превратились в простое развлечение, забаву. По многочисленным указаниям этнографов, святочные посиделки всегда отличались «максимальным накалом праздничного веселья»[78]. Веселье, смех, озорство, исконно свойственные этому празднику, отмечавшемуся в начале нового годового цикла, объясняются стремлением человека воздействовать на будущее – дать наступающему времени инерцию начала, в соответствии с пословицей – «как начал, так и кончил». Считалось, что чем веселее человек встречает новый год, тем благополучнее год будет. Разумеется, эта сторона святочного веселья далеко не всегда осознавалась. Народ обычно веселился, попросту удовлетворяя природную потребность человека в смехе и шутке. Согласно этой особенности святочного времени, действие многих святочных текстов разворачивается в обстановке святочной вечеринки, а тема комического (смеха, шутки, розыгрыша и т. п.) становится одной из ведущих.

В-четвертых, отличительной чертой святочного поведения считалось ряженье. Об этом широко распространенном обычае пишут многие этнографы[79]. Первоначально костюмы, в которые рядились святошники («нарядчики», «окрутники»[80], «хухляки»[81]), равно как и все святочные игры, отражали стремление воздействовать на будущий урожай: обычно переряживались в животных и птиц, образы которых символизировали плодородие (козу, быка, коня, медведя, курицу, журавля). Набор святочных масок отражал древнейшие представления о содержании самого праздника, о чем пишет В. Я. Пропп, подробно комментируя различные типы переряживания[82]. Со временем ряженье превратилось в простую забаву, и целью его стало нарядиться так, чтобы было смешно и неузнаваемо. Юноши рядились девушками и наоборот, молодые рядились стариками и старухами, одевались в костюмы солдат, офицеров, кузнецов, цыган, турок и т. п., меняя при этом свой пол, возраст, профессию, социальный статус. Впрочем, в этом святочном маскараде участвовала не вся молодежь: юношам и девушкам из семей со строгим религиозным поведением рядиться запрещалось. Некоторые наиболее смелые и отчаянные парни наряжались покойником или чертом, что не только считалось большим грехом, но и таило в себе опасность, так как, согласно распространенным верованиям, «нечистая сила» могла за это жестоко отомстить человеку. В народе рассказывалась история о том, как

вернуться

64

О том, как на святках «причудливо переплетаются языческие верования с христианскими», см.: Копаневич И. К. Рождественские святки и сопровождающие их народные игры и развлечения в Псковской губернии. Псков, 1896. С. 3; Сумцов Н. Ф. Научное изучение колядок и щедривок // Киевская старина. 1886. Т. 14. Февраль. С. 237–266.

вернуться

65

Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 103. С. 321. На святках, как писал А. А. Коринфский, «ходит-гуляет … нечистая сила, всяким оборотнем прикидывается, в избу попасть норовит на пагубу святошничающему народу православному» (Коринфский А. А. Народная Русь: Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа. М., 1900. С. 121–122).

вернуться

66

Макаренко А. А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении. С. 47; Н. С. Преображенский пишет, что, по верованиям крестьян Вологодской губернии, чертям «до Крещенья дается полная свобода сколько угодно куролесить на земле и смущать православных» (Пр<еображен>ский Н. Баня, игрище, слушанье и шестое января // Современник. 1864. Т. 10. С. 518; ср. также: Бернштам Т. А. Традиционный праздничный календарь в Поморье во второй половине XIX – начале XX в. // Этнографические исследования Северо-Запада СССР. Л., 1977. С. 88–115.

вернуться

67

Ср.: Рязановский Ф. А. Демонология в древнерусской литературе. М., 1915. С. 53–69.

вернуться

68

Макаренко А. А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении. С. 48; см. также: Толстой Н. И. Из заметок по славянской демонологии: 2. Каков облик дьявольский // Народная гравюра и фольклор в России XVII–XIX вв. (К 150-летию со дня рождения Д. А. Ровинского). М., 1976. С. 302; Померанцева Э. В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М., 1975. С. 84.

вернуться

69

Способов святочных гаданий существует великое множество; наиболее полные описания их даны в следующих исследованиях: Балов А., Дерунов С., Ильинский Я. Очерки Пошехонья // Этнографическое обозрение. 1898. № 4. С. 69–92; Неклепаев И. Я. Поверья и обычаи Сургутского края // Записки Западно-Сибирского Отделения РГО. 1903. Кн. 30. С. 29–230; Копаневич И. К. Рождественские святки и сопровождающие их народные игры и развлечения в Псковской губернии. Псков, 1896; Смирнов В. Народные гаданья Костромского края. Кострома, 1927.

вернуться

70

Ивановский В. И. Святочные обычаи. «Ряженье» и «гаданье» в Вощажниковской волости Ростовского уезда Ярославской губернии. М., 1902. С. 24.

вернуться

71

См.: Виноградов Г. С. Материалы для народного календаря русского старожилого населения Сибири. С. 4.

вернуться

72

Байбурин А. К. К семиотике кладбища у восточных славян // Семиотика культуры. Архангельск, 1988. С. 25.

вернуться

73

Святочную историю о гадании «на ростани» см.: РЭМ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 762. Л. 11.

вернуться

74

Пр<еображен>ский Н. Баня, игрище, слушанье и шестое января. С. 519.

вернуться

75

См. об этом: Балов А. Сон и сновидения в народных верованиях // Живая старина. 1891. № 4. С. 208–213.

вернуться

76

См.: Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX – начала XX в.: Половозрастной аспект традиционной культуры. Л., 1988. С. 215.

вернуться

77

См. для примера недавнюю исключительно ценную публикацию, в которой дается описание ста тринадцати святочных игр: Альбинский В. А., Шумов К. Э. Святочные игры Камско-Вишерского междуречья // Проблемы текстологии фольклора. Т. 26: Русский фольклор. Л., 1991. С. 171–188.

вернуться

78

Громыко М. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М., 1986. С. 243.

вернуться

79

См., например: Громыко М. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. С. 244; Пропп В. Я. Русские аграрные праздники (Опыт историко-этнографического исследования). Л., 1963. С. 110–119.

вернуться

80

См.: Якушкин П. Путевые письма из Новгородской и Псковской губерний. СПб., 1860. С. 91.

вернуться

81

См.: Северные народные драмы. СПб., 1911. C. IX.

вернуться

82

См.: Пропп В. Я. Русские аграрные праздники. С. 110–118; «Наряжались животными и птицами, бытовыми типами и персонажами социальной сатиры, цыганами, свадебными чинами, стариками и старухами, скоморохами, калеками, разбойниками и полицейскими, женщины – мужчинами, а мужчины – женщинами и пр.» (Громыко М. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. С. 245).

6
{"b":"811501","o":1}