Наверное, страшно умирать, думал Харка. Пройдёт череда лет, и будет он вот так же лежать, с хрипотцой дышать, подрыгивая конечностями. И Великий Бурунша не сможет вернуть то, что было – ум, силу и…. Нет, ума у Хранителя не отнять – слово скажет, как из камня вырубит, взглянет, как насквозь….

Хранитель открыл глаза.

– Ты ещё здесь? Ступай, не мешай мне спать – я устал, всё тебе рассказал, а ночью последние таинства открою. Научу тебя Великого Буруншу вызывать – представлю, как нового Хранителя. А потом ты поможешь мне уйти в долину вечной охоты, ибо двух посвящённых быть в пещере не может. Кости мои сожжёте в костре….

Этот обычай ввёл он сам, сказав после Откровения, что повелел Бурунша очистить пещеру от черепов, заваливших его по самую кривоносую голову.

– Теперь ступай….

Харка поднялся. Когда Хранитель общается с Великим Буруншой, из пещеры удаляются все, даже роженицы во время схваток – ибо таинство доступно одному только Посвящённому. И тебя унесут, подумал Харка о безногом Туоле, царапающим камнем стену. Ступни ему отгрызла лисица ещё в младенчестве, умом природа обделила, не подарив способностей к какому-нибудь ремеслу – вот и стучит он камнем в стену, как дятел клювом по дереву, или царапает, будто крыса в норе скребётся.

Харка представил себя Хранителем пещеры.

– Чем занят, Туол?

Калека голову в плечи втянул:

– Мешаю?

– Хранитель уснул. Ну-ка, ну-ка, что это у тебя тут?

На плоской базальтовой стене просматривался силуэт….

– Это мамонт, который попал в западню в позапрошлом году. Помнишь? Тот, со сломанным бивнем….

– Его ещё звали вожаком и боялись за буйство?

– Да-да, это он.

– Смотри-ка… А ты как узнал?

– Охотники говорили.

– Да-а, много он дров наломал прежде, чем навсегда успокоился.

– А вот, иди-ка за мной, – опираясь на руки, калека поволок своё тело вдоль стены. – Сюда посмотри.

Харка увидел силуэт человека, лежащего у ног бизона, в шее которого торчал дротик.

– Что это?

– Смерть Нио, весной погибшего под копытом бизона. Он был моим другом.

– А там?

– Носорог, упавший в западню. Но это сделали до меня. И ещё….

Харка прошёлся вдоль плоской стены.

– Какие-то люди, круги …. Тоже о чём-то рассказ?

– Это легенда нашей пещеры. Здесь жили божества ещё до Великого Бурунши….

– Да тише ты – Хранителя разбудишь. А что это у тебя на груди?

– Это маленький Бурунша – его слепил из глины Лам и подарил мне амулетом.

– Лам Многорукий?

– Да. Где-то в овраге у реки его гончарная мастерская.

Харка медленно прошёлся вдоль стены с насечёнными изображениями, на которые раньше не обращал внимания.

– Когда стану Хранителем, ты будешь питаться со мной, и никто не посмеет тебя обидеть. А сейчас отдохни – не тревожь сон уходящего Хранителя.

Туол кивнул.

Лёгкое постукивание в другом конце пещеры привлекло внимание юноши.

Дул, старик с покатыми плечами и непропорционально большими руками, сидел на корточках у небольшого костерка, сложенного между камнями, и помешивал палочкой варево в глиняном сосуде. Харка потянул носом.

– Уха?

Дул, не оглядываясь, помотал седой и косматой головой.

– Клей из рыбьих костей.

– Для чего?

Старик оглянулся и окинул Харку оценивающим взглядом.

– Знаешь, кто я? Лук есть? Вставай в очередь ко мне за стрелами.

– Ты стрелочник Дул. Все говорят, что они бьют у тебя без промаха.

– Хочешь пойти ко мне в ученики, будущий Хранитель Великого Бурунши?

– Долго придётся учиться, – Харка присел, склонив голову, наблюдая за руками мастера. – Я бы послушал.

– Рассказывать, оно, конечно, быстро, да толку-то нет – надо руками всё пощупать, умом понять, а вы, молодёжь…. Эх! – Дул махнул рукой. – Видишь, вокруг сколько учеников – отбоя нет.

Старик положил на палец готовую стрелу – качнувшись, она уравновесилась.

– Видишь, ровно три четверти здесь, – он указал на хвостовую часть с оперением, – а четверть у наконечника. Такая стрела поднимается вверх, пожирая расстояние до цели, а потом, падая, разгоняется и бьёт наповал без промаха.

Дул положил стрелу и вновь стал мешать варево.

– Наконечники льёт Суконжи – красные из зелёного камня. Я клею оперенье. И ещё…, – старик подмигнул приемнику Хранителя. – Мой главный секрет – древки стрел не из цельного дерева. Я их склеиваю из четырёх четвертинок, которые не кривит время. Потом скребу до идеально круглой формы и балансирую. Не замечал? – нет прямых копий. Их древки сгибают от прямизны холод и сырость, жара и время. Моим стрелам износа нет – не потеряешь, век твой прослужат.

– Дарю, – Дул протянул готовую стрелу.

Харка помотал головой:

– У меня и лука нет.

Всякий раз, выходя из сумрака пещеры, Харка останавливался – ждал, пока глаза привыкнут к яркому свету, потом смотрел на водопад, с рёвом низвергающийся из поднебесья. Над ним рождались облака, скрывая вершины двух скал, стражами стоящими по бокам. Над самой водой полукружье радуги венчало выход из страны гор.

Там моя мама, там мой народ, – бросал Харка мысленный вызов седым вершинам. – Туда я однажды заберусь!

За входом в пещеру зелёный луг пестрел цветами до песчаного берега. Там женщины загорали и купались, присматривая за карапузами, плескавшимися на мелководье.

– Эй, Харка! Харка, иди сюда, – послышались крики. – Ты, говорят, дальше всех ныряешь – покажи, как руками в воде загребаешь.

Хранитель учил – избегай женщин, не пей напитков, дурманящих голову; не потакай блуду – когда время придёт, выбери себе подругу и прикажи ей с тобой навсегда остаться.

Харка шёл мимо, но Агда, самая бойкая и красивая, заступила ему путь. На ней была набедренная повязка из шкуры белой козы. Ожерелье из плоских ракушек чуть прикрывало крутые груди. Пышную гриву роскошных волос венчал венок из красных роз. Белые зубы игриво покусывали стебелёк, а в раскосых глазах лучились хитринки.

– О, Харка, какой ты красивый! Ты уже вырос в настоящего мужчину, а помнишь, когда был маленьким карапузом, я позволяла тебе трогать мою грудь. Тогда ты хотел на мне жениться. Хочешь, я рожу тебе сына?

– Ты стара для меня, – приемник Хранителя знал, как отбиться.

– Вот, поганец! Слышите, выдры – нами гнушаются. Ну, я тебе этого не прощу.

– Оставь его, Агда, – советовали женщины, – пусть идёт по своим делам, ведь он приемник Хранителя и тебе не по зубам.

– Ну, нет уж! – строптивица топнула босою ногой. – Никуда он не денется. Эй, Эола, иди-ка сюда, стань со мной рядом, а ты, Харка, смотри – если глаза у тебя мужчины, если сердце твоё не остыло рядом со старым Хранителем.

Подошла и встала рядом с Агдой хрупкая девушка, потупя взор и склонив голову – густые волосы закрыли её лицо.

– Смотри, Харка, – женщина откинула за спину русые пряди и подняла ей подбородок, – это судьба твоя: Эолу мы бережём для тебя. Станешь Хранителем, возьми её в жёны и докажи, если мужества хватит, что сыноедам Любовь не убить.

Черты нежные девичьего лица, и ночной черноты глаза под опахалами ресниц. Эолу он приметил давно – замирал, если рядом шла, в спину смотрел, провожая взглядом. А каким бешенством закипала душа, если кто-нибудь из мужчин приглашал её ложе с ним разделить. И, должно быть, не стало для женщин секретом внимание юноши к девичьей красоте.

– Говори, Харка, если язык не прилип к гортани – возьмёшь ли ты в жёны нашу Эолу, будешь ли отцом её детей, не вонзишь ли зубы свои в тело рождённого ею для тебя сына? Что молчишь, приемник Хранителя – мысли худые затаил?

Харка помотал головой.

– Тогда клянись, – Агда соединила их ладони.

Ощутив прикосновение желанной руки, юноша затрепетал – от жара, волной пробежавшего по телу, выступила испарина на лбу.

– Я, клянусь, – тихо сказал.

– Теперь иди, Харка, и знай: станешь Хранителем – Эола твоя.

Через пару шагов юноша обернулся:

– Эола, я иду к Многорукому Ламу за глиняной фигуркой Бурунши – хочешь, и тебе попрошу.