—  А ну брысь отсюда, погань ушастая!

Подгнивший персик со смачным хлюпом влетел Мэту прямо в щеку. Эльф спросонья чуть с дерева не свалился, но вовремя ухватился за крепкую ветку. Подтянулся, сел поудобней, вытер рукой бурую мякоть с лица. Посмотрел возмущено на старого повара, высунувшегося из окна кухни – оно как раз выходило на сад, где уже месяц предпочитал ночевать Мэт. На подоконнике стояла вазочка с фруктами, которые не годились на господский стол — оттуда старик и взял свое орудие. Видя, что Мэт убираться прочь не торопится, потянулся за следующим.

— Что ж ты вечно сразу кидаешься? — скорбно спросил Мэт, пакачиваясь вперед-назад. С легкостью увернулся от следующего персика, летящего в него.

—  А что ж ты слов человеческих не понимаешь! – запричитал повар. Он был уже почти лыс, а где не лыс – там сед. Смуглый и тощий, как и всякий джугиец, в колпаке и желтоватом фартуке на плотную красную рубаху.

“И не жарко ему?” – в который раз поразился Мэт.

Эльфу даже смотреть на него, такого одетого – жарко. Мэту вообще всегда жарко –  Старый Джуг, прозванный на Пинионе Городом Солнца – слишком по эльфийским меркам к этому солнцу был близок.

Но Мэт все равно его любил.

– Каждое проклятое утро встаю я с надеждой, что боги избавили этот дом от заразы, но ты как плесень неистребимая, портишь все вокруг, –  продолжал возмущаться повар. – Фрукты от тебя гниют, молоко – заморский продукт, такой   дорогой! – киснет. Весь сад – отраду души юной госпожи –  испоганил. Что будет, когда она с учебы вернется? Как увидит, во что превратились цветущие деревья...

Старик, разумеется, сам в свои слова не верил. Просто бурчал. И преувеличивал.

С садом пока был порядок. Персиковые деревья шелестели зеленой листвой, из-под нее выглядывали редкие красно-оранжевые плоды. Сочные, вкусные. Но немного их было – фрукты и правда гнили. Мертвели иногда прямо на глазах. Мэт знал, но что он мог поделать?

– Будь трижды проклят тот  день, когда мой отец проявил милосердие!

Иногда и Мэт сам так думал. Но редко. Почти никогда. Все ведь к лучшему обернулась – для Мэта.

Повар-старик был стар, а отец его – сторож – еще старше. Ему уже лет за сто перевалило. Всю жизнь он охранял хозяйский сад. По ночам охранял и потому был слишком для джугийца бледным. В молодости – высокий и мощный, должно быть красивый. Нынче – древний кульгавый стручок. Мэт его хорошо знал, Мэт его на всю жизнь запомнит – морщинистая пергаментная кожа, казалось, сразу на череп натянута, беззубый рот, тонкие губы трясутся, глаза – желтое, вместо белого, с красными прожилками, и радужка посерела – почти слеп сторож-старик. В черном балахоне все ходит, чтобы с темнотой сливаться. Такого среди ночи увидишь – от страха поседеешь. От страха перед уродсвом старости.

Мэт всегда старых людей боялся. Но сторож был добр.

– Нужно сразу было гнать тебя взашей, эльф, сдох бы за углом от голода – так туда тебе и дорога. И без тебя в городе отребья хватает! Воздух бы чище стал. Столько времени ни слуху, ни духу, а тут взял и заявился. И не думаешь,  неблагодарный, что если хозяин увидит, прогонит отца на улицу – раз не может он с обязанностями справляться. И меня заодно. У, дурак бессовестный!

Повар тоже был добр. Это сейчас он ругается, но тоже – спас. Три года назад.

Сторож приютил в своей каморке, повар прикормил остатками со стола.

Юная  хозяйка, та, что на учебу сейчас уехала, исцелила – украла лекарства у матушки. Юная хозяйка старательно любила приключения и ночные прогулки по саду, со слугами водилась, считала себя просвещенной леди  и мечтала стать волшебницей. Она доброй не была, она была любопытной. Хотела, чтобы эльф – а, настоящий эльф, между прочим, большая редкость в свободных южных городах Пиниона – научил ее магии земли. Но как учить ту, что с трудом и перышко силой мысли сдвигает? Как учить тому, кто сам свои силы не контролирует? Да и силы совсем не те. Да и вообще тогда Мэт ничего о себе не понимал.

У Мэта с жизнью были нелады.

Яркие солнечные лучи пробрались через высокую белую ограду, свет залил персиковый сад, восточную сторону особняка. Блеснули капли пота на морщинистой лысине повара.

Ночь совсем закончилась.

Хватит сидеть.

– До скорой встречи, – ухмыльнувшись, прервал Мэт ворчание старика.

Спрыгнул легко вниз. Выругался. Золотистые волосы зацепились за ветку, дернулись – больно. Босой пяткой попал прямо на острый камешек – больно. Перебрался через ограду на шумную от мобилей улицу – разодрал и так рваную штанину. Мэт ловок не потому что эльф, а потому что на улицах рос, но вот ужасно невезуч.

Мэт не знает, кто он, Мэт за двадцать лет так и не высунул носа за стены Старого Джуга,слишком жаркого, слишком шумного. Мэт любит жизнь. Но Смерть любит Мэта больше.

И поэтому этот город его.

***

– Мэт, Мэт, Мэт, мой златокосый друг, куда собрался ты так вдруг, падла ты эльфийская – гнусаво протянул Гэрри-Черныш. У него самого волосы тоже светлые, с рыжинкой, но кожа до черноты загорелая. Словно предки его не из северян-колонистов, а из самых южных племен джунглей Лаларвии. Как и Мэт одет Гэрри в одни лишь штаны да безрукавку, как и Мэт предпочитал, чтобы грудь была открыта. Так проще в любой миг нарисовать на животе и у сердца нужные руны. Так приятней обниматься со Смертью.

– Гэрри. Гэрри, Гэрри, спать хочу зверски. На кроватке хочу, на подушечках пуховых, и чтобы здоровенную гроздь винограда  в номер принесли.

Мэт лишь на миг за деньгами забежал в банк. Пора было сменить гостиницу, а то в прошлой появился новый управляющий и принципиально отказывался пускать постояльцев, выглядящих, как бродяги – какие бы суммы они при себе не имели. А Мэт так же принципиально отказывался одеваться.

На выходе из высокого претензионного здания “Арбис и Ко – надежные вклады”, Мэта и подкараулил Гэрри.

– Что, от персиков уже тошнит? – настроение у Гэрри не самое шутливое. По-настоящему злится. — Ты что творишь, бестолочь? Пугалом ночным решил устроиться? Завалить нам все дело?

Мэт только фыркнул. Смореть за девицей-иностранкой в слишком короткой юбке было интересней, чем слушать лекции от мошенника. Девица пыталась собственными руками починить свой мобиль. Крутила что-то у магического кристалла гаечным ключом, так что искры во все стороны разлетались. Бесстрашная. Мэт всю эту маготехнику на дух не переваривал.

– Ты  меня не слушаешь!  – Гэрри пихнул Мэта в плечо. Больно. Мэт тоже немного разозлился.

– Я делаю, что хочу, Гэрри, – Мэт сощурился. Попытался принять самый опасный вид.

Гэрри опять пихнул его в плечо. Другое. Еще больнее.

–  Скотина ты неблагодарная! Я тебя в люди вывел, твой талант раскрыл, а ты...

На мощеную улицу упала тень от дирижабля. Упала и поплыла дальше – по магазинчикам одежды с яркими вывесками, по открытым кафе с разноцветными зонтиками, по усыхающей реке с мостом из драконьего стекла. По утопающим в садах и цветах, особнякам торговцев и знати, по огромному кладбищу в западной части города, где когда-то Гэрри и раскрыл талант Мэта.

Девица-иностранка наконец-то починила мобиль. Купила на радостях у проходящей мимо девочки-цветочницы букет азалий. Девочка-цветочница незаметно украла у счастливой девицы-иностранки кошелек.

Мэт любил этот город. И передумал ссориться с Гэрри. Да и смотрели на них уже с подозрением.

–  Ладно, ладно, ну уймись уже, дружище. Может ты мне и помог –  себя же ради помог... но, если бы не тот сторож... Так бы ты и копал могилы до конца своих дней. Развлекал бедняков за три монеты. Жалко мне... этот дом. Старика. Обоих.

–  Дурак, – Гэрри чуть успокоился, покачал головой, видя, что спорить бесполезно. Хмыкнув, добавил. –  Я и сейчас развлекаю... Лучше бы ты, вместо своих глупостей, пришел посмотреть, как начальник сыскного отдела будет вальсировать с Королевой воров.