— Мне жаль, Львёнок, очень жаль.
Когда Бонни успокаивается, мы закрываем дом, и я везу её на скалистый берег океана. Свет луны серебрит воду, отражается яркими звёздами в глазах Львёнка, пенистые волны с шелестящим звуком ласкают равнодушный камень скал.
Тогда, несколько месяцев назад, я был в точности, как эти скалы, а Бонни упрямой и ласковой волной всего лишь хотела пробить мою оборону. Чтобы показать мир с другой стороны. С лучшей.
Я снимаю с себя куртку и кутаю в неё плечи Львёнка, она робко и с благодарностью мне улыбается. Подхватываю её за талию и усаживаю на высокий камень, затем забираюсь на него сам и долго смотрю вдаль лунной дорожки.
Ничего не потеряно, правильно?
Достаточно одного лишь слова, чтобы попытаться всё вернуть.
Так какого хрена я до сих пор его не произнёс?
— Прости...
Я беззвучно усмехаюсь и смотрю на профиль Бонни:
— За что ты извинишься?
— За недавнюю истерику... За обман...
— Разве, ты меня хоть раз обманула, Бонни?
Она секунду озадаченно хмурится, не ожидая от меня такого вопроса, а затем упрямо кивает:
— В мелочах. Я не собиралась тренироваться в «Ирон», спорт — это вообще не моё. Не путала дверь вниз, в ваш спортзал, с дверью раздевалки — я искала тебя. И в канцелярию тогда пришла за тобой, чтобы понять, как действовать...
— И правда, мелочи, — глухо соглашаюсь я. — А я отреагировал так, словно случился конец света...
— Ты имел полное право злиться на меня.
— Из-за мелочей? — усмехаюсь я. — Не надо, Львёнок, не оправдывай меня. Я не должен был вот так срываться.
Бонни молчит некоторое время, а затем поворачивает голову ко мне и негромко произносит:
— Ты говорил, что у тебя нет души, твоя реакция доказала обратное. Больше ты так не скажешь, верно?
Я не отвечаю, потому что и так всё понятно. Просто смотрю на её красивое лицо и не могу понять, как смог столько времени обходиться без её голоса, глаз и губ, без её мыслей.
Не знаю, проклинать себя или гордиться выдержкой?
Хотя какая к чёрту гордость? Любовь не знает унижений.
Бонни смущённо отводит взгляд, а через полминуты предлагает:
— Может, нам стоит искупаться?
Она не ждёт моего ответа, легко скидывает с плеч мою куртку и спрыгивает с камня. Снимает с ног босоножки и расстегивает боковую молнию на платье под цвет её глаз. Порыв ветра подхватывает её распущенные волосы и рассыпает их по обнажённым плечам и спине.
Я сглатываю сухость и неспешно раздеваюсь сам, не отрывая глаз от стройных ног, ступни которых тонут в пенистых волнах.
Холодная вода остужает голову и пыл. Я останавливаюсь в метре от Львёнка, слегка покачиваясь на волнах, и зачем-то начинаю считать мурашки на её светлой в свете луны коже.
— Одного не могу понять, — глухо признаюсь я. — Почему я, Бонни? Ты могла подарить свою любовь кому угодно...
Львёнок склоняет голову к плечу, касаясь его подбородком, но не оборачивается полностью:
— Однажды я хотела, но меня отвергли... из-за мамы. Ты не отверг.
Тупой баран, а я, выходит, везучий сукин сын?
— Прости меня...
Бонни разворачивается ко мне лицом, робко улыбается и возвращает мне мой вопрос:
— За что ты извиняешься, Дилан?
— За то, что сорвался и не захотел выслушать тебя, — делаю я шаг вперёд. — За то, что сделал тебе больно, — второй шаг. — За то, считал, что пути назад нет, вынуждая тебя страдать. — Беру её руку под водой в свою и осторожно толкаю на себя: — За то, что считал себя чудовищем, без которого тебе будет лучше. Но нам уже никогда не будет лучше. — Склоняюсь к её лицу и шепчу у губ: — Без друг друга. Согласна?
— Согласна... — едва слышно выдыхает она.
Я веду ладонями вниз по её плечам, под водой переключаюсь на тонкую талию, спускаюсь к бёдрам и всё это время наслаждаюсь частым дыханием, которое ловлю губами. Вынуждаю Бонни обнять меня ногами и руками и ловлю её потемневший взгляд:
— Я люблю тебя, мой глупый и смелый Львёнок. Теперь я знаю — как. Спасибо, что вернула мне душу, став ею.
— И я тебя люблю, Дилан Холд. Оставь моё сердце себе, а его место займи своим. Я буду его беречь, как своё собственное. Обещаю.
Я стираю одинокую слезинку с её щеки большим пальцем и, наконец, касаюсь желанных губ, которыми бредил во сне и наяву.
Я правда не понимаю, почему не сдался раньше.
Моя жизнь принадлежала ей ещё с того самого момента, как я едва заглянул в её добрые, голубые глаза.
Глава 30. Выпускной бал
Бонни
— Ну всё, я побежал.
Ро щегольским движением руки поправляет нагеленную причёску и уже собирается прошмыгнуть к выходу, но его шиворот пиджака ловят цепкие пальцы бабушки. Она тут же перехватывает его за ухо и ведёт ко мне:
— Одно несчастное фото, гадкий ты мальчишка, и можешь мчаться к своей ненаглядной Мел.
— Ладно-ладно, понял! — ржёт он, поднимая руки, сдаваясь.
Я улыбаюсь и оправляю завитые волосы за спину, а затем обнимаю брата одной рукой за талию, а он обнимает меня за плечи.
Бабушка едва успевает сделать пару нормальных кадров, потому что этот дурак буквально сразу начинает кривляться: делает вид, что он зомби, который хочет меня съесть.
Я, хохоча, отбиваюсь от него и спешу к колыбели с маленьким Дэни. Да, мы назвали его в честь нашего отца, как угрожала нам мама. Она наверняка, как и мы сами, хотела, чтобы у ребёнка был хороший пример, а наш папа был по-настоящему замечательным человеком.
— Ро, и с Дэни нужно сфотографироваться, — прошу я, подхватывая малыша на руки.
Гретта, домоправительница бабушки, любезно согласившаяся присмотреть за ребёнком на сегодняшний вечер, ласково мне улыбается, подмигивая.
Ронни подходит к нам и осторожно тискает своими маленькие пальчики брата. Он до сих пор боится брать его на руки, опасаясь ненароком навредить. Хотя видно, что очень хочет.
Но и такая любовь имеет место быть.
Грета отбирает у бабушки фотоаппарат, приказывает той не ворчать и фотографирует нас всей семьёй.
После этого бабушка, наконец, отпускает Ронни к Мелиссе. Он заказал для неё целый лимузин на выпускной бал — влюблённый по уши транжира.
А вот что приготовил для меня Дилан — я не представляю.
Но узнаю об этом буквально через пять минут, после ухода Ронни.
— Нет, этот мальчишка не имеет никакого представления о романтике, — ворчливо замечает бабушка, глядя в окно.
Я спешу к ней и вижу, как Дилан слезает со своего байка. Да, он не приготовил ничего особенного, но, Бог мой, как он потрясающе выглядит в синем в клетку пиджаке поверх белой водолазки рядом с крутым мотоциклом... Ужасно красивый и... сексуальный!
А самое главное — мой. До последней своей мысли.
Я целую бабушку в щёку и спешу на улицу. Дилан, при виде меня, снимает солнцезащитные очки и оглядывает мою фигуру с головы до ног жадным взглядом. Я мгновенно смущаюсь. Он ловит меня за руку и притягивает к себе:
— Выглядишь потрясающе, Львёнок.
— Я подумала тоже самое, когда увидела тебя, — улыбаюсь я ему.
— Надеюсь, в школе меня по-прежнему бояться, — наигранно вздыхает он. — Я не планировал сегодня отбиваться от твоих поклонников.
— Вероятно, я буду выглядеть иначе, после поездки на байке, — смеюсь я. — Может, тебе и не придётся.
Дилан мгновенно мрачнеет:
— Прости, Бонни, я не подумал...
Я обхватываю его лицо ладонями и обрываю на полуслове коротким поцелуем:
— Это совсем неважно, Дилан. Я старалась для тебя, а не для других. Ты увидел.
— И запомнил, — горячо шепчет он у моих губ. — Спасибо, Львёнок.
Ронни
Я выбираюсь из лимузина и иду к дому своего Цветочка. Мне открывает дверь её отец.
— Здравствуйте, мистер Коллинз.
У меня отчего-то потеют ладони, хотя я тысячу раз приходил на воскресные обеды в этот дом.
— Здравствуй, Ронни, — кивает священник и сторонится. — Мелисса вот-вот спустится. Пожалуйста, проходи.