– Но я всё же не останусь ждать вашей победы. К тому же, я в неё не верю.

Он снисходительно кривит губы и хлопает меня по плечу. Потом поднимается, надевает эсэсовскую фуражку и вытягивается в рост. Оркестр играет марш. Надрываются трубы. Он взмахивает руками и начинает дирижировать. Из-за кулис появляются солдаты. Они поют, выстраиваясь правильными рядами, с автоматами навскидку. Оркестр играет всё громче, и всё оглушительнее звучит хор.

Я вижу оскалившиеся в ржании зубы. Я вижу пальцы на спусковых крючках. Я чувствую тошноватый запах зверя, и жирный пепел пачкает кресла.

Я вижу его потную спину с тёмными пятнами на рубашке. Я вижу его руки, взлетающие над ней.

Через семь лет тебя повесят в Нюрнберге.

Романтики!..

Эпизод №7

Я спал, и мне приснилась птица-любовь, и я не хотел просыпаться. Но проснулся и, глядя на небо в окне, подумал, что может быть два объяснения этому:

Это был не сон – тогда птица не исчезла, и я вновь увижу её.

Это был сон – тогда это была вовсе не птица-любовь.

Устав от надежд и разочарований, я убедил себя во втором.

Но когда я увидел тебя, стоящей на балконе овеянной сиренью башни, я понял, что произошло первое.

.................................................................................................................................

Сценарий №2

Театр-шапито опустел, выгорел изнутри, и остались лишь угли; над ними, над почерневшими опилками мутным вздохом в зеркальном пространстве повисли голубоватые, холодные шары фонарей.

Огонь, вырвавшись наружу, охватил ночной город, полосящую витринность проспектов и мракобесие окраин обручив неистовой пляской протуберанцев костра, но здесь, под невидимым погасшим куполом, всё стало тихо. Только на тёмном ворсе ковровой дорожки валялся растоптанный кем-то в спешке букет, да сиротливо ёжились выброшенные за ненадобностью программки.

Она неслышно сошла по ступеням и, приблизившись к сидевшему в неподвижности под бледными пузырями света человеку, вздохнула и присела рядом.

Он молчал.

– Ты хочешь уйти,– тихо произнесла она.

Он пожал плечами.

– Возьми меня с собой.

– Зачем?

– Здесь душно. Скукотища. А я могла бы стать великой актрисой. Что ты смеёшься?

– Я не смеюсь.

– Все смеются. Но мне всё равно. Здесь же нет никакой жизни, как в болоте.

– Когда вода застаивается, она протухает.

– А я хочу плыть как корабль!

– Но ты понимаешь, куда я ухожу?

– Нет, а ты?

– Не знаю. Пока нет.

– Мне всё равно.

– Не может быть всё равно. Я могу рисковать собой, но как я возьму на себя ответственность за тебя?

– Что за глупость. Я ведь уже не маленькая.

– Это я могу сказать, что мне всё равно. И то это будет неправдой.

– Представь себе, когда я стану всемирно известной, у тебя будут брать интервью, и ты будешь гордиться, что это именно ты…

– А ты готова умереть?

– Зачем?– она удивлена.

Эпизод № 13

– Я вам говорю, это было весной.

– Что же было весной… Постойте-ка. Ах да, я же влюбился!

В зимней одежде все женщины одинаково безобразны.

– В сущности, красота – это вопрос освещения. Одни женщины красивы при ярком свете, другие – в полумраке, третьи – вовсе в кромешной темноте.

Вот возьму и зажгу сияние в небе, то-то все задёргаются.

Зажигалка гореть не хочет, дура. Надоело. Всё!

Всё, не могу больше, надоело молчать, лгать, сдерживаться, не могу больше, надоело!

– Ну, скажи.

– Сволочи вы все!!!

Сколько ни кутайся в шубу, всё равно продует, и не заметишь, как. Вот и сидишь в ванной, а вылезешь – смерть.

Так и сидишь, а вода остывает. Дура!

Эпизод №14

Кот пушистый потерянно бродит по дворцу, мяучит жалобно, вытирает слёзы с мордочки, слизывает, зовёт Королеву вернуться.

Вокруг озабоченные люди, никто не замечает его. Они наступают ему на лапы, на хвост, спотыкаются и, ругнувшись, спешат дальше.

Люстры огромными каплями застыли на потолках.

Я стою перед зеркалом, наблюдая, как нить накаливания лампочки за моей спиной расплывается, превращаясь в корону.

И зеркало мутнеет от моего дыхания.

Сцена №18

Кто начертал знак нашего союза?

Распятый на камне, копьё воина вонзилось ему в грудь, железные клювы терзают его печень, и кровь каплет в чашу, которая никогда не наполнится… Никогда!

Сила ли это, поднявшая камень столпом, или бессилие?

Крест. Прикован, гвоздями прибит, руки в крови, в оковах… Сколько силы нужно, чтобы не испугаться слабости… Когда так заунывно ветер воет в пустыне, и тьма над ней.

"Зачем нам видеть убогость нашу и нищету?"– молвят боязливые тени.– "Зачем нам свет? Без него мы сильнее!"

Я слышу голоса, они отдаются эхом в тяжёлых сводах, где холод, и не отличишь дня от ночи, они доносятся сквозь потрескивание гулкой телефонной галактики и оседают сизым осадком курений на синих устах умерших, застывших как мумии в своих гробах со свечкой над гробом, они говорят, что Бог умер.

Умер Бог, и мы остались одни, заблудившиеся во мраке сироты, ноги наши вязнут в спутанных нитях, и пытаемся мы бежать, но не можем и падаем как во сне, кошмарном, бессмысленном, безысходном…

Они говорят, что Отец покинул нас, но они лгут.

Жив Он и скорбит на виноградниках своих, где опали мёртвые листья и устлали землю – вот ложе Его,– ждёт Он детей своих, но не идут они, заблудились и не могут вернуться домой. И сокрушается Его сердце.

Безутешен Он, страдает, забытый ими, где сила Его?

Вот он, наш дом, безрадостен он, тяжек его вид, звери хозяйничают в нём. Чужие демоны глумятся над нашим домом и разоряют его, а мы всё стоим на палубе, ищем глазами берег…

Невыносимо, горько, страшно, невыносимо бездомному…

Сцена №14

Синева падших дождей. До грехопадения. Люди были счастливы, не зная. Или им только казалось?

На балконах змеи бельевых верёвок, ветер дёргает их, как свет глазные нервы. Стучится, ломится, ветропустота, ветра бездна всё глубже, глубже чёрных скал была пещера, без начала пустыня, осколки стеклянных глаз усеивают её, пустыня, хрусткая под ногами, железнодорожная насыпь, кинопамять, надежда вернуться, если не поздно. Поздно, значит, никогда.

Далеко, значит, близко.

Красная фольга шоколадит в пальцах кружистость люстр в окнах чернотемень под горностаем кофе в фарфоре ложечка цокает пальчики играют нервами кожа горит абажур проваливается дальше по туннелю занавес расплылся складками по сине-сини пропасть ветер окно и скрип рамы прощай милая милая люблю тебя. Обнажённость.

Свет испорчен.

– Улыбнись королю.

Тост, звон бокалов, за стенами расположение комнат.

Я знаю, что

 кому-то неловко

 я потерялся

 за стенами только тени

Приглашённые спорят.

Мадам, возьмите эту розу и приколите вот сюда. Благодарю вас. Теперь улыбнитесь. Внимание! Внимание, снимаю.