Прилагаются также усилия показать ответные акции Армии Крайовой (Armia Krajowa, АК) и иных польских вооруженных формирований как военные преступления против мирного украинского населения. Мотивируется это в том числе тем, что, по мнению отдельных украинских историков, «многие из погибших украинцев принадлежали к “полувоенным” подразделениям самообороны (Самооборонним Кущовим Відділам (СКВ)), а также к гражданской, иногда вооруженной сети ОУН»[62] (подчеркнуто мной. – А.К.). На взгляд галицких историков, это позволяет рассматривать действия поляков как военные преступления против «мирного населения»[63]. Термин – «иногда вооруженная сеть» в международном гуманитарном праве отсутствует. Это чисто западноукраинское изобретение, ярко демонстрирующее «уровень» научности трудов исследователей.
Еще одно направление фальсификации истории «Волынской резни» – попытки доказать, что истинными виновниками гибели мирного польского населения являются отряды УБ (Urząd Bezpieczeństwa, Управление безопасности), БХ (Bataliony Chłopskie, Крестьянские батальоны поляков), отряды советских партизан и спецгруппы НКВД (так называемый «советский фактор»), замаскированные под украинских националистов[64].
Остановимся на последнем направлении, заострив внимание на том, что касается обвинений советских партизан, спецгрупп и агентов НКВД в «провокациях» против польского населения Волыни. Сделаем это на примере трагедии в Порицке, где 11 июля 1943 г. в местном костеле бандеровцы убили большую группу мирных поляков. В различных источниках называются цифры от 62 до 180 человек.
Вот как эти события описаны в польских архивах, например в документах Гражданского представительства польского эмиграционного правительства на оккупированных землях:
«В течение 11–13 июля банды почти одновременно напали на несколько сел, расположенных рядом с г. Порицк (перевод мой. – А.К.). В состав банд входили украинские крестьяне из сел Самоволя, Грушев, Печихвосты, Стрельцы (Самоволя, Грушiв, Печихвости, Стрiльцi. – А.К.). Кроме мужчин, в этих бандах можно было увидеть женщин и подростков. Украинцы имели разнообразное оружие, начиная от пулеметов и гранат и заканчивая лопатами и вилами. Оружие было как советского, так и немецкого производства… Вследствие нападения украинцев, например, в колонии Ожешин из 350 жителей в живых осталось около 60 человек. Главным образом спаслись те, кто в момент нападения отсутствовал дома. Нападение произошло в 9 часов утра. Его совершила банда во главе с Григорием Возняком, который был одет в советскую военную форму (подчеркнуто мной. – А.К.). На вооружении банды были тяжелые пулеметы и 6 автоматов. Украинцы выгнали польское население из домов и убили в лесу возле села.
В Порицке банда появилась 11 июля в 11 часов утра. Бандиты были одеты в немецкие мундиры. (Переодевание в советскую или немецкую форму для участников вооруженного оуновского подполья было делом привычным. «Часто свои акции боевики пытались маскировать под действия советских партизан, чтобы отвести от собственных сил гнев немецких карательных отрядов»[65]. – А.К.) Польское население в это время находилось в костеле, где проходило воскресное богослужение. Бандиты установили перед костелом пулемет и, дождавшись, когда люди начали выходить из него после службы, открыли огонь. От пулеметного огня и брошенных в толпу нескольких гранат погибли около 100 человек. После этого бандиты подложили под алтарь артиллерийский снаряд, обложили его соломой и подожгли. Произошел взрыв, от которого была разрушена половина алтаря. Банда ограбила город и около 17 часов отошла в лес» (перевод мой. – А.К.)[66].
Такая трактовка событий не устраивает современных западноукраинских историков. Сомнению они подвергают прежде всего количество жертв среди польского населения, что является еще одним направлением фальсификации фактов и событий, связанных с «Волынской резней»[67].
Например, для «уточнения» этих данных краевед Ярослав Царук использует им же собранные в 2003–2004 гг. свидетельства очевидцев тех событий. Их он приводит в материале «Волынская трагедия: свидетельства очевидцев»[68].
От Текли Грицюк (Гошко) узнаем: «Тогда в костеле убитых было может до 40–50, не больше, потому что все разбежались. Все они были похоронены евреями возле костела. Останки были выкопаны лет 20 назад КГБ и в одном ящике похоронены на украинском кладбище. А несколько лет назад, может около трех, эти останки были перезахоронены на польском кладбище. Возле костела других похороненных не нашли. Еще были убиты поляки в селе, но немного» [69].
«В костеле убитых было немного, на полу были лужи крови, но пол был залит не весь», – записал Ярослав Царук со слов Николая Толта[70].
«Поляк Филиппович говорил, что эксперты из КГБ насчитали останки 62 человек, которые были найдены при раскопках возле костела. Это были подсчеты, сделанные во время эксгумации при раскопках возле костела на огороде Марии Грицюк», – пишет Ярослав Царук по воспоминаниям Павлины Гавриш.
«Конечно, 62 мирных гражданина, – подводит итог Ярослав Царук, – расстрелянных ни за что, – это тоже много, очень много, но зачем эту цифру увеличивать в 4–5 раз? И не только в Порицке!»[71]
Далее под рубрикой «Правда должна быть правдой» Ярослав Царук, со ссылкой на интервью со свидетелем тех событий Владимиром Малюхой, называет истинных преступников:
«Сразу после освобождения села от немцев 20.07.1944 г. нас – юношей и мужчин – вызвали в военкомат г. Иваничи и через день отпустили домой, сказав, что через пять дней будут призывать в армию (перевод мой. – А.К.). Однако уже на второй день МГБ, пограничники и “ястребки” (так в народе называли членов истребительных батальонов и групп самообороны) начали забирать юношей и мужчин и под конвоем гнать в Иваничи. Забрали и нас троих: меня, Владимира Буйвола и Владимира Котилка. По сторонам и сзади идут с оружием военнослужащие МГБ и “ястребки”. Сели у дороги отдохнуть, а “ястребок” Семен Кульба говорит, чтобы я снимал ботинки, потому что они мне не нужны, все равно “в расход”. Разместили нас в сарае в Иваничах, человек около 150. Через день на допрос вызвали и меня. Захожу в комнату. За столом сидит капитан НКВД, еще один офицер стоит сбоку. Тот, что сидел за столом, показался мне знакомым, но я не мог вспомнить, где видел это лицо.
– Ну, так кто в вашем селе убивал поляков? – спросил он.
– А откуда я могу знать?
– Не знаешь, не видел?
– Не знаю, не видел.
– Подскажи ему, – сказал капитан, обращаясь ко второму офицеру.
Ни слова не говоря, тот со всей силы ударил меня кулаком в лицо так, что выбил зуб. Кровь потекла изо рта, зашумело, загудело в голове.
– Ну, вспомнил, кто убивал поляков?
И тут я вспомнил, где видел этого капитана. А это было летом 1943 года, когда к нам во двор пришли несколько вооруженных людей. Они искали поляков. Среди них и был тот, кто сидел за столом в форме капитана НКВД. Тогда в селе он жил как военнопленный у крестьянина Борщевского. Немцы его отпустили, а может, он из лагеря сбежал. Потом он был у бандеровцев как специалист по военному делу. Он все допытывался у отца, нет ли у нас поляков, заглядывал в овин, в дом. Звали его Колькой.
Закипела у меня злость и обида, и я, не задумываясь, выпалил:
– За что вы меня бьете? Это же вы, Колька-военнопленный, ходили у нас по комнате, кухне, кладовой, сараю и искали поляков. Это вы, вы!
