Я поежился, насколько позволяло оставленное мне тетей Раей пространство. За окном проплыли гаражи. Внезапно на обочину высыпали пьяненькие старухи и принялись размахивать руками.
Глава 44
Браки совершаются в загсах и на небесах
Когда мы подъехали к загсу, у дверей одиноко топтался Виталька Рыбкин. Все остальные скрылись в тепле, за стеклянными дверями. Роскошную дубленку моего друга и свидетеля пересекал пестрый рушник. Уже успели навесить, сволочи! Рядом со ступенями стояла новенькая темно-синяя девятка.
- Старик! - Рыбкин бросился ко мне. - Ну ты прямо метеор...
- Сам видишь, какой транспорт! - Я подумал, что он иронизирует, и указал на "Москвич".
- Да я не в том смысле. Быстро ты окрутил эту деваху. Я и то так не смог бы. Молоток! Так держать! - Он хлопнул по синему капоту "девятки".
- Твоя?
Виталька с достоинством кивнул и пожаловался:
- Вот, Лариса заставила купить. Что ты, говорит, как босяк, все на такси да на такси. Пора уже и свои колеса иметь.
- Значит, родственница поэта с тобой? - спросил я.
- Ага, они с твоей уже о чем-то шепчутся.
- Быстро...
- Что ж ты хочешь? Бабы, они и есть бабы! - пророкотал Рыбкин. - От слова "бабки"!
Где-то я уже слышал что-то подобное. Но вспомнить, где именно, так и не смог. Мы вошли в загс. Там уже толпились с десяток брачащихся пар, чуть в стороне галдели родственники.
- Тихо! - внезапно раздался оглушительный бас монументальной особы с золотым кругляком на шее. Она приказала: - Женихи и невесты! Всем выстроиться перед залом регистрации в порядке убывания порядковых номеров...
Никто ничего не понял. В узком коридорчике возникла паника.
- А ну, живо! - опять крикнула женщина-монумент. - Я сказала, в порядке записи. Кто на когда записан. И на кого...
Я подхватил Марию, которая вышла из "Уборной невесты", и повлек ее к начинающей формироваться черно-белой очереди.
Через полчаса ожидания двери перед нами распахнулись. Мы тронулись. За нами повалила толпа гостей. Чуть поодаль от меня спотыкался в тесных ботинках хулиган Еписеев. На его шее болтался синий ученический галстук с кривым узлом. В углу зала кто-то ругнулся матом, после чего из динамиков грянуло исковерканное до неузнаваемости мяуканье мендельсоновского марша.
Мы остановились в центре зала. Я завертел головой в поисках Леньки Тимирязьева.
- Жених, - разнеслось по залу, - что вы вертитесь, как вошь на гребешке? Сейчас вам все будет.
Я застыл. Злосчастная бабочка впилась в кадык. Грудь регистраторши выдавалась клином, как нос корабля. На этом утесе болталась массивная бутафорская цепь. Я поежился. У меня сложилось впечатление, что эта женщина натянула платье на деревянную кафедру, за которой стояла.
- Дорогая Мария, - начала она. - Дорогой Арсен! - Ну вот, опять клички в ход пошли! - Сегодня знаменательный день в вашей жизни. Вы создаете новую ячейку общества, и я вам всячески в этом помогу. Но прежде чем сделать нелегкий шаг, я должна спросить вас, Мария: согласны ли вы иметь своим мужем Арсена?
Мадам Еписеева покачнулась на изделии заграничных обувщиков и выпалила:
- Да!
- Теперь я спрошу вас, Арсен, - да Арсений меня зовут, Арсений! Согласны ли вы иметь Марию женой согласно уголовно-процессуальному... памятник на секунду смутился и тут же поправился: - Кодексу о браке и семье?
Теперь уже деваться было некуда. Хищные взгляды Машиных родственников сверлили мою сутулую спину, и я ответил утвердительно.
Мария надела тесное кольцо на мой палец. Я навинтил ей золотую гаечку.
На этом церемония закончилась, нас объявили супругами и попросили расписаться свидетелей. С разных сторон к столу двинулись Рыбкин с полотенцем через плечо и толстуха в розовой кофте. Рыбкин достал из кармана золотой "Паркер" и небрежно черкнул закорючку в книге. Толстуха воспользовалась казенной ручкой.
На выходе нас встретили цветы, улыбки и слюнявые поцелуи тети Раи. Хулиган Еписеев, теперь уже мой однофамилец, смотрел исподлобья, словно замышлял какую-то пакость. Но возможно, он просто грустил о своем мотоцикле.
Ну все, отмучился! Теперь остается только посидеть за столом, послушать дурацкие тосты - и все!
- По машинам! - переняв командирский тон регистраторши, проорала тетя Рая. - Батюшка заждался!
Какой еще батюшка? Машин? Но ведь он давно умер, и я даже вынужден был выполнить его нелепое завещание...
Оказывается, нам предстояло еще обвенчаться. Я двинулся к "Москвичу", но дядя Миша окоротил меня:
- Куды? А ну дуй в "зилок". Там теперь твое место. С женой...
И я "подул". По пути наткнулся на Тимирязьева. Он понуро брел рядом с Саирой. Они были в траурно-черных просторных одеждах.
- Ну что ж ты, веник? - крикнул я. - Мало того что опоздал, да еще и вырядился как монах!
Ленька покосился на свою спутницу и изрек невнятное:
- Сегодня печальный день. Тысячу лет назад великий Прубха вылетел в ужасный Моо-Локк. Но мы с сестрой поздравляем тебя, о брат мой!
- А тебе-то что за дело, что тысячу лет назад какая-то там пробка вылетела в потолок? - изумился я. - Должно быть, праздновали что-то!
Саира злобно ткнула моего друга под ребра, и он промолчал. В церковь эзотерики ехать отказались. Пришлось сообщить им адрес еписеевской квартиры, где будет проводиться торжество.
Я сел на заднее сиденье "ЗИЛа", слева от моей жены. Справа почему-то устроилась Лариса Пастернак. Они с Машей перемигнулись, словно лучшие подруги, и мы покатили в церковь.
Наш кортеж, состоящий из разнокалиберных автомобилей, въехал на обледеневший церковный двор. У дверей храма стоял молоденький попик в армейском камуфлированном бушлате, накинутом прямо на рясу. Рейнджер войска Господня поманил нас пальцем и скрылся в церкви.
Я помог супружнице выбраться из машины, и тут же мне в лицо полетела горсть мелочи. Зажмурившись, я попытался нащупать клочок земли, свободный ото льда.
- Багато живите, багато! - гремело вокруг.
Пятаки все летели и летели. Я таки поскользнулся и, увлекая за собой Марию, рухнул в сугроб. Нас подняли сильные руки тети Раи и ее уголовного сына Василька. Он приветливо улыбался, даже его страшный шрам улыбался, как еще один рот.