- Отец, - Ленька подсел к армянину, обнял его коротенькой ручкой за старческие плечи, - пойдем выпьем. На брудершафт! - Ленькин язык уже изрядно заплетался.
- Я, синок, давно нэ патрэбляю, - мирно отозвался старичок. Из его усов торчал капустный листик.
- Да пойдем, отец! - настаивал будущий саксофонист. - За все плачу. Море разливанное!
Старичок понял, что от Леньки просто так не отвяжешься. Он лукаво посмотрел на Тимирязьева, потом окинул внимательным взглядом наш стол, где стояли пара бутылок коньяка, водка и вино.
- Морэ, гаварищ? Нэ хватыт у тэбя моря, дарагой.
- Как это не хватит?
- Мнэ на пэрвый раз щесьть бутылок надо, - пошутил армянин.
- Ну-ну!
- Паспорым, - старичок, видно, был готов на все, лишь бы от него отвязались.
- Ставлю все деньги!
Леньку уже было не удержать. Он подозвал официанта и заказал шесть бутылок марочного армянского коньяка. Когда заказ принесли, старичок взял в руки одну бутылку, внимательно рассмотрел этикетку со звездочками и, видимо, оставшись удовлетворен осмотром, сказал:
- Толко пасуда щирокий нада. Из стакана нэ патрэбляэм.
- Таз подойдет? - Ленька уже не шутил.
- Падайдет.
Тимирязьев распорядился насчет таза. В эту тару слили все шесть бутылок, и армянин схватился за края. Перед тем как отпить, он предупредил:
- Ти би, синок, нэ спорыл. Все равно праспорыщ...
Мы, жалея старика, принялись изо всех сил отговаривать Тимирязьева, но он не сдавался. Дедуля со вздохом приник к краешку таза и глоток за глотком медленно выпил все его содержимое.
Все ахнули. Багровый Тимирязьев выхватил из заднего кармана брюк пачку денег и шмякнул на стол перед стариком.
- Все, гулянка окончена.
Армянин начал отказываться от денег, утверждая, что он знает какой-то "сэкрэт", но Ленька был неумолим.
Когда я стоял в гардеробе в ожидании своего пальто, ко мне неожиданно подошел удачливый старичок. Не знаю, почему он проникся доверием именно ко мне. Армянин положил мне на плечо свою морщинистую руку и сказал:
- Жэншына би павэрыл... Савсэм дурак твой друг, савсэм...
- Да уж... - смущенно пробормотал я.
- Я вэдь сорок лэт в цирке... Тэпер на пэнсыы... Знаэщ номэр такой, кагда агон изо рта идет?
- Знаю, - припомнил я что-то из детства.
- Чтобы агон шел, нужно тры лытры керасын выпит, панымаэщ? А тут канъяк... Тфу! Жэншына би павэрыл, - опять сказал армянин.
Он отдал мне Ленькины деньги (я не смог отказаться) и добавил:
- А еслы би нэ павэрыл, то денгы би назад взал... Панымат нада!
Вот в том-то и дело, что надо "панымат". А мы ничегошеньки не понимаем. И поэтому мне становится страшно, когда я представляю, какой бы мне попался муж, будь я женщиной.
Тем временем разговор в Катькиной гостиной (она же - столовая, кабинет, библиотека и спальня) ни на минуту не утихал. Марина уже рыдала в голос. "Две плачущие женщины за день, - подумал я, вспомнив Машу Еписееву. - Не чересчур ли?"
- Ну что ты плачешь, дурочка, - утешала Катька.
Хм, "дурочка". Меня бы так.
- Если уж тебе непременно требуется гений, то почему ж тебе не подходит вот этот...
Кэт мотнула головой в мою сторону. И тут, кажется впервые после посещения ванной, Марина заметила, что в комнате находится третий. Она внимательно оглядела меня с головы до пят и убежденно проговорила:
- Нет, Арсений не гений.
- А ты думаешь, что гений обязательно должен щеголять немытыми волосами, трехдневной щетиной и рваными носками? - саркастически осведомилась мадам Колосова.
- Да отстань ты со своими носками! - взорвалась театралка. - При чем тут носки?!
- Ну хорошо, - миролюбиво отозвалась моя лучшая подруга, - не хочешь о носках - не надо. Тогда ответь, чем тебя не устраивают эти великолепные синяки?
Меня передернуло. Я понял, что сегодня разговор наедине у нас с Катькой не получится.
- Синяки-то мне нравятся, да только вот сам он какой-то туповатый... Не гений, словом.
- Арсений тебе не нравится только потому, что он не любит театр, вынесла вердикт Катька.
Она, разумеется, была уже в курсе утреннего приключения.
- Он мне вообще не нравится! - отрезала Марина.
А вот она мне почему-то вдруг понравилась. Может, всему виной жалость?
Глава 9
Страшная месть
Переночевал я у Катьки. Она улеглась на своей законной кровати, Марина устроилась на диване, а я кое-как примостился на странном сооружении, именуемом кухонным уголком. Проснулся я совершенно разбитым. С трудом разогнув тело, принявшее форму "уголка" (и кто только придумал это орудие пытки), поплелся к зеркалу. Свинцовые примочки, которые провели ночь на моей многострадальной физиономии, ничуть не помогли. Из зеркала на меня уставилась мрачная уголовная морда. "Черт с ним, - уныло подумал я. Что-нибудь придумаю".
Катька уже ушла на работу. В комнате раздавался шелковистый шорох. Наверное, копошилась Марина. Я оседлал табурет и принялся ждать. Неизвестно чего.
Наконец шорох прекратился, и в кухню вплыла Катькина подруга. Ее каштановые волосы (в отличие от моей слежавшейся за ночь в войлок шевелюры) были аккуратно уложены. Лицо какое-то просветленное. Марина распространяла тонкий аромат.
Поистине, женщину можно смело забрасывать в джунгли. Главное, не забыть скинуть ей с вертолета косметичку. Через месяц вы найдете ее ничуть не изменившейся. Более того, она наверняка будет довольна. Ну как же, наконец-то удалось сбросить свои лишние два с половиной килограмма!
- Привет, - улыбнулась Марина. - Скучаешь?
Я опустил голову и поджал ноги под табурет.
- Синяки пройдут, - утешила она. - Примерно через месяц... Что ж ты, не мог наподдать им как следует? Ты ж вон какой здоровый! Сколько их было?
Считал я, что ли? Я не математик.
- Много, наверное, - снова улыбнулась Марина, так и не дождавшись ответа. - Повернись-ка к свету, сейчас мы тебя подреставрируем...
Она извлекла из косметички пару тюбиков и принялась усердно мазать какой-то дрянью у меня под глазами. Я ощутил приятное пощипывание.
- Ну вот, так-то оно лучше, - пробормотала Марина, закончив экзекуцию, и достала из сумочки зеркальце. - Взгляни-ка...
Я нацепил склеенные Катькой очки и с опаской посмотрел в зеркало. Результат мне понравился. На меня смотрело несколько изможденное, но вполне интеллигентное лицо гения педагогики с романтичными темными кругами под глазами. Макаренко после битвы с колонистами.