– Угораздило же в столь поздний час ей проявиться! – с легкой ироничной ухмылкой процедил сквозь зубы юноша, – надо быстро это решать! Хотя, как быстро решать?

На часах, уже переведенных на летнее время, мигала цифра, указывающая на то, что все клиники уже закрыты. До круглосуточных ехать не ближний свет, несмотря на удачное расположение места жительства. К тому же, последняя таблетка, имеющаяся в арсенале домашних лекарств, никак не действовала.

И похоже, даже не собиралась.

С этими, весьма оптимистичными мыслями, посидев недолго в скованной позе, юноша встал с дивана цвета сочной травы и пошатывающимся шагом побрел к шкафу. При этом он едва не споткнулся о здоровенную гантель, которой размахивал весь вечер в порыве сжечь и без того недостающие калории.

Несмотря на вес всего в шестьдесят семь килограмм и рост примерно около ста семидесяти семи сантиметров, парень имел спортивную фигуру и не капли лишнего веса. К тому же, всю сознательную жизнь он был очень подвижен. Сказывалась огромная приверженность к спорту, в основном к экстремальному, за что очень сильно переживали родители Александра, и вечно говорили ему, чтобы он берег себя и в частности голову, и без того странную для всех.

Грузный шкаф достался по наследству от прабабушки, как и всё, что находилось в его маленькой квартирке отдавало старинной советской эпохой. Конечно, это было немного не современно для него, но он был рад тому, что и это есть.

Медленно, со скрипом поворачивая к себе дверцу, на которой было расположено больше зеркало с вкраплениями трещин и патины от прошедших десятилетий, Александр взглянул в него.

Ужасно.

Карие глаза почернели, и уже не отдавали блеском шоколадного оттенка. Они были насыщены дьявольской чернотой. Вокруг зрачков пустили паутинку полопавшиеся маленькие сосуды. Посмотрев в глаза и не отыскав там надежды на облегчение, он стал дальше просматривать в себе признаки внутренней боли. Под озорными в обыденной жизни глазами, а теперь совершенно бесчувственными, залегли круги синевы. Толи от вечного недосыпания, заданного столичным ритмом жизни, толи от внутренней боли. Лицо треугольной формы побледнело больше обычного, излучая далеко нездоровый и обеспокоенный вид. Бывало время, когда кожа всегда была смуглой даже самой холодной зимой, сейчас же на бледном лице ввалились щеки.

Сокольский набрал в грудь побольше воздуха и надув ввалившиеся щеки, стал медленно выпускать воздух через маленькое отверстие тонких сжатых губ. Ему думалось, что вот он выдавит весь воздух, а с ним и ноющую боль, мелкие неурядицы, накопившиеся за неделю, усталость и просто тоску. Ещё он сожалел о том, что мысленное избавление от боли ему так и не удалось.

Вытравив из себя остатки воздуха, постояв в позе порабощения и преклонения перед здравым смыслом, Сокольский ехидно улыбнулся, скорее не из-за недовольства своим болезненным видом, а из-за нагнетаемой им самим ситуации…

– Да, уж красавчик! Надо идти в аптеку, – твердо решил для себя Александр.

Не закрывая дверцу шкафа, он подошел к стене и включил яркое освещение. На потолке висела люстра, сделанная из металла и деревянных элементов. Возрастом она превосходила новоиспечённого владельца квартиры раза в два. В свете яркой обстановки озарился гармоничный порядок. Все вещи были четко определены по своим местам и с расчётливой необходимостью.

Большой угловой компьютерный стол, простенький, но уютный был единственной современной вещью, относящейся к разряду мебели. Остальное же походило на собрание антиквариата, и находилось в достойном состоянии.

На столе был расположен монитор, среднего размера, конечно немого мелковат для своей ниши, но вполне удобный в использовании. Перед монитором красовалась маленькая сувенирная машинка, подаренная Александру другом на восемнадцатилетние. Остановивши на ней взгляд, юноша сказал про себя, – неужели прошло четыре года? Как же быстро летит время, чёрт побери!

Но это была далеко не единственная сувенирная модель из малочисленной коллекции. Было еще три, размером побольше, но это были особые модели, кстати, тоже подаренные в разные года и разными людьми, знающими пристрастие Александра к определенному автопрому.

Среди коллекции машин, хотя, как можно назвать коллекцией всего четыре экспоната, имелись различные сувениры из разных уголков планеты. Все они, по мнению хозяина пытались украсить экстерьер рабочего места, ни грамма не перегружая своим присутствием фон. На краю верхней полки красовался небольшой флажок, носивший название учебного заведения, которое Сокольский закончит лишь в следующим году. Из-за смены факультета и специальности был потерян год, но Сокольскому нравилась учёба, и это можно было сказать по тем стопкам книг, которые имелись и постоянно накапливались на серванте по соседству.

Сокольский обождал читать книги по вечерам, в тихой домашней обстановке, сидя на диване, который жил в этой квартире, но к современности сохранил достойный вид, хотя и носил зеленый цвет и был сделан из странного грубоватого материала.

Каждое утор и вечер постель собиралась и разбиралась, занимая в среднем около полторы минуты времени. Сокольский, у которого в крови была тягота к аналитике и статистике, подсчитал, что при его образе жизни, а этот образ жизни был окрашен разъездами, частыми пребываниями вне дома он тратил около десяти часов в год на сборку и разборку постели. Не мало. Зачем?

Слева от дивана-кровати почти вплотную стояла тумба, где хранились постельные принадлежности, забавно иерархически расформированные внутри. Тумбочка эта, к тому же служила хорошей платформой для полезных вещей. К слову, на ней стояла зеленого цвета советской эпохи настольная лампа, имевшая схожий с диваном оттенок, а впрочем, и все стулья, находившиеся в комнате. Дальше этой лампы стояли тарелки на подставках, изображающие флаги разных государств, привезенные Сокольским из разных стран.

Вокруг тарелочек были разложены ракушки и кораллы, поднятые со дна океанов и морей, и порой незаконно вывезенные из стран. Вечерами, Сокольский усаживался в левом углу дивана, и, вытянув ноги, включал с лампу для чтения, придающую страницам книг тёплый оттенок и особую магию букв. Открывая книгу, он начинал путешествие по линии сюжета и формировал образы персонажей в голове.

Вообще, вечерами в комнате горела одна лишь лампа. Яркий свет Сокольский не любил. Приглушенный свет, подчеркнутый легкой музыкой, доносящейся из динамиков музыкальной системы создавал атмосферу умиротворенности, настраивал на позитивное мышление.

Сейчас же этого позитива и след простыл. Всё унесла эта проклятая зубная боль. Даже яркий свет не прогнал её восвояси.

– В магазин что ли зайти? Тортик… – еле слышно сказал Сокольский, и удивился, когда боль на мгновение отступила.

Но это был мимолетный приступ такого удовольствия, что, когда возвратилась боль, Сокольский пожалел, что не имеет пульт для остановки времени под рукой. Потрепав себя по густым, темным, даже скорее чёрного цвета волосам он задумался о том, как ему одеться. Резко развернувшись посередине комнаты, он подошел к шкафу, мимолетом посмотрев на часы.

Открыв всю ту же дверцу шкафа, Сокольский вытащил оттуда недавно купленные синие джинсы. Белая футболка, которая подчеркивала жилистые плечи уже сидела на нём.

– …свитер? – с задумчивым видом всматривался юноша в полки шкафа, мысленно перебирая вариации одежды.

Вообще, он часто отпускал в пространство фразы и мысли, когда находился у себя дома, один. Ему всегда хотелось вести оживленный и насыщенный красочными изречениями диалог, но, к сожалению, поговорить ему было зачастую не с кем, в своей квартирке. Разве что только звонки и переписки с друзьями и сокурсниками по университету.

Но сейчас было поздновато для звонков, и оставалось лишь посылать интеллектом сигналы в космос. В последнее время его преследовали пока непонятные ощущения о приближении чего-то грандиозного, чего-то таинственного. Чего-то, что изменит его жизнь, кардинально. Раз и навсегда. И это ощущение нарастало странным образом весь предшествующий год. С мыслями о неизбежности похода в аптеку Сокольский снова глубоко вздохнул и потянул руку в полку.