Похолодев, я замерла на полпути. В моем понимании, Егор только что, поддразнивая и веселясь, засунул голову в пасть черному дракону с ассасинского флага, решив проверить его покорность. В том, что якобы дрессированный дракон эту самую пасть захлопнет, у меня сомнений не было.

– Я и вправду ниже тебя, – Нодред неторопливо вытащил из-под слоев мантии короткий кинжал с прямой крестовиной. – Еще я тебя младше. Но ты никогда не победишь.

Вызов был принят. Егор сделал быстрый, четко выверенный выпад, практически дотянувшись краешком лезвия до носа противника, и тот неловко пошатнулся. Тогда он перегруппировался и прицелился в грудь, ведь Нодред, защищая голову, инстинктивно выставил под удар живот. Я не поверила в удачу, хотя даже застывшей в благоговейной тишине площадке было очевидно: Егор побеждает. Сейчас он упрется острием в солнечное сплетение оппонента и разразится победоносным хохотом, и можно будет выдохнуть, расслабиться. Но сейчас еще нельзя. Нет, не еще – уже нельзя. Призрачная надежда ускользнула, когда Нодред легко присел и крутанулся в сторону, словно ноги его являли собой пружины, а скорость Егора была для него не более, чем скоростью черепахи. Он ушел от удара без малейших усилий, и стало понятно: потеря равновесия была наигранной, и первая атака моего друга нисколько не выбила его из привычной колеи боевого танца. Короткий клинок Нодреда уперся в спину Егора по истечении десяти секунд от начала боя.

– Наши кинжалы напитаны чрезвычайно ядовитой субстанцией, Антей наверняка говорил тебе об этом, – Нодред отстранился и спрятал оружие обратно под мантию. – Одна царапина – и сейчас ты был бы уже мертв, если бы вызвал меня на настоящий Поединок.

– Надеюсь, ты его не задел? – Антей смотрел уже без улыбки.

Сложно было разобрать, что он испытывал, наблюдая за этим боем. Было ли ему стыдно за Егора? Или, наоборот, он обрадовался, что его поставили на место?

– Разумеется, нет. Я стерегу здоровье ученика принца как зеницу ока.

Они серьезно переглянулись, и Нодред сказал Антею что-то еще, очень тихо, после чего зашагал через поле к дверям, ведущим в замок. Он прошел мимо меня – ледяной взгляд голубых глаз скользнул поверх моей головы, оцепеневшей от ужаса. Пока след его не простыл на тренировочной площадке, я не осмелилась пошевелиться.

– Получается, финальное испытание – это полноценное сражение с ассасином? И пройти его можно, лишь победив? – тем же вечером я обратилась с вопросом к Динике.

От лимонно-травяной смеси, использующейся в Танатре в качестве шампуня, волосы мои стали жесткими и спутанными, и очень скоро я отрезала их до самого подбородка. Однако даже короткие они тяжело поддавались расчесыванию, и в конце каждой процедуры на зубьях деревянного гребня оставалось несколько черных пушистых завитков.

– Верно, – Диня тщательно взбивал мне подушку. – Партнера для спарринга ученик выбирает сам.

– Эй, ты не обязан беспокоиться о моей постели.

Давно прошло время, когда растерянной чужеземке требовался проводник в замке, однако мальчик по-прежнему считал своим долгом присматривать за мной. И я привыкла к его присутствию настолько, что порой мне начинало казаться, что мы познакомились задолго до моего появления в Трехлистном мире. Что он был со мной рядом и где-то в Москве.

– Лись говорит, научиться терпению можно лишь в услужении другому человеку, а терпение – один из важнейших навыков для ассасина.

– Егору, похоже, именно его и не хватает, – пробурчала я негромко.

После драки с Нодредом я выругала друга, выругала по-матерински, как подростка-хулигана, нарывающегося на конфликты со старшими. Затем явилась с пустыми руками к Юну и услышала, что ничего другого лекарь от своей непутевой помощницы и не ожидал.

– Кого ты хотел бы выбрать в соперники на испытании, Диня?

– Принца Антея, – уверенно ответил мальчик.

– Разве не следует выбрать кого-нибудь менее сильного? Что будет, если ты проиграешь?

– Мое обучение затянется еще на год, но искать легкие пути – удел трусов, – отрезал Диника. – Ассасином не может стать трус.

– Обход препятствий – это скорее хитрость, чем трусость, – не согласилась я. – Ведь именно хитростью славится ваш клан. В смысле наш.

– Вы рассуждаете, как Нодред, – он поправки не заметил или сделал соответствующий вид. – Он говорит, что в пекло лезут лишь рыцари, чтобы побаловать свою гордость, но из его слов выходит, что у ассасинов вообще не существует представления о чести, а я отказываюсь мириться с этим.

– Ты хороший парень, Диня. Мне повезло встретиться с тобой.

Время неумолимо неслось вперед, непривязанное к календарям, будням и выходным. Оно буквально утекало сквозь пальцы – до третьего месяца я вела подсчет дней, которые провела в Танатре, однако теперь я сбилась. Мне было неясно, на что ориентируются трехлистники, говоря такие слова, как «месяц» и «год», и как они вообще следят за своим возрастом. Я помнила, что Диника упоминал какие-то Листопады, но даже когда Варго рассказал мне про них, намного понятнее не стало.

– Года у нас считаются по Листопадам. Промежуток между двумя Листопадами – и есть год. Измерение получается довольно приблизительным: иногда Листопады запаздывают на пару лет, а иногда случаются раз в десять месяцев, однако они – наш единственный ориентир. Вот так и судят. Следующий Листопад будет еще нескоро…

Света так и не приспособилась. Она таяла, точно хрупкая свеча перед раскаленной печью: часто болела, питалась через силу крошечными порциями и каждый вечер задавала мне вопросы о доме, ответить на которые я была не в состоянии. Ее подавленные настроения передавались всем, мимо кого она проходила сгорбленной тенью, и я частенько прикрикивала на нее, заставляя взять себя в руки, утверждая, что нам еще предстоит найти Алекса и Сержа и вернуться в наш мир, а потом запиралась в своей комнате и утыкалась лицом в подушку, сглатывая горький привкус лжи с языка.

После подобных разговоров чувство безысходности не покидало меня еще очень долго.

– Ты совсем раскисла, Кира, – голос Юну пронзительно отбарабанил над моим ухом. – Уверен на сто девятнадцать процентов: тебе нужно освежиться. Держи список трав, добудь, по крайней мере, половину к завтрашнему дню, у меня кончаются запасы.

– Да, – вяло согласилась я.

На первом месяце работы у лекаря мне казалось, он попросту издевается, чуть ли не ежедневно утверждая о том, что его запасы якобы на исходе. Лишь позднее, лично пронаблюдав за тем, сколько душицы уходит на подхватившего бронхит ассасина по имени Крамир, я оставила подозрения насчет специфического чувства юмора Юну.

Путь к лошадиному стойлу пролегал через грязевое облако органических животных удобрений, взглянув на которые, расплакался бы даже Геракл. Ранее белая подошва моих кроссовок безвозвратно окрасилась в бурый, однако я неизменно выбирала именно их, если требовалось выйти за пределы крепости, будто бы только с ними на ногах ощущала себя защищенной. Я вывела под открытое небо коня Лися и научено закрепилась в седле. Поводья ненадолго выскользнули из ладоней, когда конь вдруг тряхнул буйной головой, – обычно он реагировал на возможность поразмяться со смиренной радостью, и потому столь беспокойное поведение с его стороны показалось мне подозрительным. Даже недобрым, словно конь предупреждал, что это путешествие не приведет нас ни к чему хорошему. Погладив его по холке, я сгребла поводья обратно и направилась к воротам. На выезде из замка мне повстречался вернувшийся из патруля Диника. Он очень вымахал за то расплывчато неисчислимое время, что я провела в Трехлистном мире, – около полугода, как мне казалось. Изменился, как Егор, только его изменения случились больше за счет возраста. Он как раз подбирался к своему совершеннолетию, а в это время все подростки обязаны были вытягиваться и обрастать первой редкой щетиной, еще светлой и очень тонкой, но уже различимой. Окинув меня оценивающим взглядом, Диника заметил мое пасмурное настроение и предложил составить мне компанию. Бок о бок мы выехали на извилистую дорогу, и за нашими спинами смиренно ухнули закрывающиеся ворота.